Что-то стукнуло. Это носящий величавые имена уронил щетку в раковину. Но ответил сразу:
— Постараюсь... Однако должен вас предупредить! это первая операция, в которой я не буду бессловесным зрителем.
Сергей удивился:
— Бессловесным? Но ведь вчера, я вспомнил, вы были с теми, кто считал, что тромб необходимо удалить. Или это были не вы?
— Я...— Как ни старался забитый Фармагеем юноша сберечь свою невозмутимость, губы его дрогнули.
— А волноваться не надо,— успокоил его Друзь,
Ответ был полон горечи:
' — Разве вы не заметили, как я к этому приучен —- не волноваться.
Сергей положил на его плечо руку.
— Вижу... Но для пульса стерильные руки не обязательны. И времени у нас в обрез. Так что пустите к умывальнику меня. И проследите, пожалуйста, чтобы Марину Эрастовну привезли без опоздания.
Когда юноша, сорвав с вешалки свой халат, пулей выскочил из операционной, брови Серафимы Адриановны снова оказались на середине лба.
— Не слишком ли вы доверчивы, Сергей Антонович...
А тот, подумав, ответил:
— Я попрошу вас, Серафима Адриановна, когда привезут больную, сделать так, чтобы Корнелий Аполлонович сразу же нащупал у нее нужную вену, а вашей помощи не заметил. И не торопите его.
Не очень охотно брови этой сестры возвратились на свое обычное место.
— Я в вашем распоряжении, Сергей Антонович.
— Спасибо.— И Друзь обратился к Танцюре:— А вы, Саня, время от времени также интересуйтесь пульсом Хорунжей, но это не должно обижать вашего товарища. Если возникнет необходимость, вам придется стать у наркотизатора.
Танцюра молча кивнул.
Сергей оглянулся на Игоря, и его щетка замедлила движение.
— А теперь о самом главном... Операцию начнешь, Игорь, ты. У тебя опыта больше. Но больная должна быть уверена, что ты мне только помогаешь.
Снова заработала его щетка, наверстывая упущенные секунды.
Игорь вздохнул.
Чтобы ординатор ассистировал только что назначенному к нему практиканту,— где это видано? Но, должно быть, не из-за прихоти и не во имя дружбы Сергей оставляет себе вторую роль. Когда речь идет о жизни человека, не до прихоти и не до дружеских чувств, прежде всего необходима абсолютная уверенность, что друг действительно сделает все лучше, чем ты... и добудет веский аргумент для своего незаконченного спора.
Когда Серафима Адриановна по собственной инициативе начала обрабатывать ему концы пальцев, Игорь дипломатично полюбопытствовал:
— А как же тот, кого обещал прислать отец? Неужели отказался?
Сергей ответил, не оборачиваясь:
— Когда ты пришел, я как раз разговаривал об этом с Федором Ипполитовичем. Евецкий сможет прийти сюда часам к десяти. Приказал мне ждать его. Я начал было доказывать, что Евецкому незачем приходить даже к девяти...
— А что отец?
— Не знаю. Я положил трубку.
Игорь долго не мог оторвать взгляда от затылка своего друга. А тот методично и сосредоточенно то растирал щеткой руки, то смывал с них мыло, словно ему совершенно безразлично, какое впечатление произвели его слова на присутствующих.
Перед Игорем стоял человек, который, хоть и с немалым опозданием произнес свое «а», теперь поспешно называет следующие буквы. За этим Сергеем Игорь пойдет до конца. Профессор Шостенко своими глазами увидит, каким хирургом стал его блудный сын!
78
Когда в телефонной трубке послышались короткие гудки, Федор Ипполитович на мгновение оторопел.
Что такое с Сергеем? За обедом не понимал шуток, а
сейчас на полуслове оборвал разговор... В течение двух дней достичь геркулесовых столбов самомнения — с подобными явлениями профессору сталкиваться среди подчиненных не приходилось. Неужели Сергей так расхрабрился, что будет оперировать Хорунжую?
Ну, если так..
А дверь в столовую открыта настежь, и оттуда ни звука: значит, Ольга и Татьяна не пропустили ни одного сказанного Федором Ипполитовичем слова.
Отчеканивая каждое слово, он пригрозил: *
— Только посмей! Голову оторву!
Пусть дочь и жена думают, что последнее слово осталось за ним. Все равно с Друзем он церемониться не будет!
Когда профессор вернулся в кабинет, его возмущение достигло высшей точки. И вместе с возмущением появилось тягостное ощущение, будто не на твердой земле стоит он, а на острие небывало высокого шпиля: чуть шевельнешься— полетишь вверх тормашками. Неужели повторяется вчерашнее? Сергей потихоньку сказал два слова, и научный руководитель прославленного института сделал все, что тот потребовал.
А только что профессор даже растерялся. Воровато оглянувшись на дверь столовой, что-то крикнул Сергею, когда тот уже положил трубку.
С досады на себя Федор Ипполитович сжал кулаки.
Но «отрывать» голову Друзю не за что. Он ничего не требовал от своего шефа. Доложил, в каком состоянии Хорунжая. Наверно, ему не терпелось услышать: «Сейчас приеду». Услышав, что Самойло будет в клинике лишь к десяти, весьма сдержанно попросил передать, чтобы тот не утруждал себя. И положил трубку. Решил, видите ли, действовать по своему усмотрению. Мало того, что воспаление брюшины ему не по зубам, этот остолоп даже о том не подумал: если Хорунжая отправится к праотцам, то не Фармагею придется ответить за все.
— Уж не поехать ли, в самом деле, в клинику самому?
Но нег сил оторвать спину от двери. И ни к чему эта поездка. Пока вызовешь такси, пока оно приедет, пока будет везти, этот сумасшедший зарежет больную. Неспроста утром у него были такие глаза, как у тех, кто
закрывает собой вражеские доты! А идиотская выходка Татьяны, очевидно, совсем лишила его разума...
Ничем не сможет помочь ему профессор Шостенко. За обедом Федор Ипполитович выпил три большие рюмки коньяку. От злости у него дрожат руки. И его внезапное появление в операционной превратит Сергея в труса или мямлю. А это хуже всего...
Федор Ипполитович прижался головой к двери.
Даже если Сергею посчастливится благополучно закончить операцию, добра пусть не ждет! Слишком горячим головам не место в медицине, а в хирургии тем более. И слишком заразительны дурные примеры.
Завтра же вылетит из института Фармагей. А если он к тому же под следствие попадет, туда ему и дорога. Довести до гибели человека, который еще вчера был в хорошем состоянии,— за подобное даже такой пройдоха, как Самойло, не спасет своего подопечного от ответственности.
Ну, а этого иезуита надо немедленно зажать в кулак. Сделать так надо было еще днем, когда Евецкий приставал со своими предложениями. И пусть еще год или два, а то и три походит в кандидатах. Никаких ему потачек!
Будет в конце концов в институте железная дисциплина, черт возьми!
Спина наконец оторвалась от двери.
Снова Федор Ипполитович расхаживает по кабинету, и все увереннее становятся его шаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66