..
Криво усмехнувшись, профессор Шостенко посмотрел на часы. Первый час был на исходе.
— Так... Собралась подсунуть своего пентюха мне не
только в зятья, но и в Вениамины? 1 Значит, у тебя одна мораль для газеты, а другая — «ну как не порадеть родному человечку»?
Дочь все еще стояла с зажатым ртом.
Профессор гневно поднялся с кресла, снял газету с наполовину собранной страницы. Придвинул к ней несобранные обрывки, смел все в корзину. И, не взглянув на [Татьяну, вышел из кабинета.
Ни дочери, ни сыну, ни жене... ни коллегам из Свердловска или Советской Гавани... ни тем паче самому неблагодарному из тех, кого вывел он в люди... никому ковыряться в своей душе Федор Ипполитович Шостенко не позволит!
55
По сравнению со вчерашней эта ночь прошла спокойно. Но это не означало, что Жене было легко. Она все время находилась в том непрерывном напряжении, от которого немеет тело.
Может быть, Василь Максимович время от времени засыпал. Или впадал в забытье. Во всяком случае, лежал не шевелясь, дыхания почти не было слышно, а пульс — как это ни удивительно, с прошлой ночью не сравнишь — прослушивался легко. Словно освобожденное от жестких пут, понемногу набирало силы сердце.
Не так уж сложны, казалось бы, обязанности ночной медсестры, дежурящей возле только что оперированного больного: следи за тем, чтобы жажда или ненужные мысли не мешали ему забываться. Чем глубже буде* сон, тем быстрее будут заживать операционные раны.
Но как не просто отгонять тревоги и сомнения от человека, который лишь начинает возвращаться к жизни!
Еще труднее бороться с жаждой. Тому, чье тело до последней степени обессилено болезнью и операцией, каждая капля — лишняя работа для еле живого сердца. Но сколько ни давай пить Василю Максимовичу, через полминуты во рту у него снова сухо.
1 Вениамин — младший и самый любимый сын библейского персонажа Иакова,
Даже выпрямиться Женя себе не позволяла...
Приходя в себя, Василь Максимович шумно вздыхал. И, не открывая глаз, спрашивал:
— Где ты, доченька?
Женя склонялась над ним еще ниже.
— Я здесь.
— Дай-ка еще капельку.
— Так ведь вы пили!
— Пил...— обижался Черемашко.— Ни по губам не текло, ни в рот не попало... У меня язык присох к зубам.
Женя напоминала:
— Вчера вы были терпеливее.
— Кончилось мое терпение, доченька,— не то жаловался, не то оправдывался больной.— И прошу я тебя об одной лишь капле.
Громко вздохнув — вот, мол, на какое преступление вы меня толкаете,— Женя вынимала из поильника завернутую в марлю ложку и, подождав, пока стечет с нее вода, осторожно подносила ко рту больного. Ее вздох сдерживал Черемашко: не жадно и не очень долго сосал он марлю.
Напившись так впервые, Черемашко стал шептать, почти не раскрывая рта:.
— Знаешь, дочка, будто не лежу я, а еду... В Индию, что ли... посмотреть место, где загудят наши моторы. И на тех, для кого моторы... И еду будто не с заводскими. С теми, кто сегодня был перед глазами...
Женя строго остановила его:
— Вам надо спать.
— И я о том же,— согласился Василь Максимович.— Но почему профессор и наш доктор...
Женя пыталась отвлечь его от того, о чем ему думать не надо:
— Вчера я рассказывала...
— Я помню,— не хотел угомониться Василь Максимович.— И вижу: спасенный — всей душой. А вот спаситель...
Глаза у Черемашко закрыты — не понять, в самом деле это его беспокоит или он бредит. Да Женя и не задумывалась над тем, как относится Федор Ипполитович к самому послушному ординатору. Что тут думать? Профессор Шостенко — человек заслуженный, ему руководить. А остальным — беспрекословно и как можно точнее выполнять его указания. Вот и все.
Женя отвечала больному тем певучим голосом, каким когда-то мать рассказывала ей сказки. И не об отношении профессора к Друзю. Прежде всего Черемашко должен поверить в опыт профессора и чуткость своего лечащего врача: они уже столько сделали для него, а сделают еще больше...
Совсем растерялась Женя, когда увидела: Василь Максимович из-под прищуренных век пристально всматривается в нее.
— Спасибо, доченька. Теперь я лучше вижу. Их и тебя... А тот чернявый доктор — кто он?
На это Женя ответила сразу:
— Он и Сергей Антонович вместе учились, дружили.
— А теперь?
— И теперь,— кивнула Женя.— Но вам спать надо, Василь Максимович!
Черемашко послушно закрыл глаза...
Проснувшись через час и подержав во рту влажную ложку, снова начал расспросы:
— Ну, а те молоденькие врачи... оба ли хорошие помощники нашему?
Глаз он не раскрыл. Значит, сразу заснет, если ему не перечить.
Женя медленно зашептала:
— Они еще начинают. Высокий вперед смотрит, но так далеко, что ничего у себя под носом не видит. А у того, что кажется солидным, спеси больше, чем ума.
— А ты? — вдруг спросил Черемашко, и снова сквозь ресницы глянули на девушку хитрые зрачки.— Понимаешь ли ты Сергея Антоновича?
— Не понимала бы — ваш сон не сторожила бы. А если вы не будете спать...
Дыхание Василя Максимовича сразу выровнялось.
Снова целый час он пролежал неподвижно. Затем сонным голосом попросил:
— А о себе все-таки расскажи, доченька. Как живешь, какая у тебя мечта...
И снова Женя будто сказку рассказывала капризному ребенку, хоть ничего сказочного в ее жизни еще не было.
Даже после того, как Татьяна вернулась от Сергея и, стараясь ничего не упустить, рассказала брату и его жене обо всем, что с ней было, Игорь не сразу понял своего друга.
Но в середине Таниного рассказа он вскочил с дивана и раздраженно забегал по комнате.
«Зачем она пошла на поклон?»
Слишком болезненно воспринял он отказ друга. И слишком пристально следила за ним Надийка, а в ее взгляде он видел одно: может быть, и не во всем прав Сергей, но во многом он ближе к истине, чем ты.
В том же была уверена и Татьяна: рассказывая, она укоризненно посматривала на брата, а ее пальцы нервно теребили карандаш.
Возразить им Игорь не мог.
Тяжело опустившись на стул1, он начал так, словно каменные глыбы ворочал:
— Хорошо.-.Завтра утром... если вы обе хотите... я пойду к отцу... И... и... сами знаете.
Татьяна опустила глаза и еле заметно кивнула.
Игорь обратился к жене:
— А ты что скажешь?
Может быть, Надийка и была довольна. Но ответила она мягко:
— Не надо, Игорек, нервничать. Первый шаг к примирению с отцом все равно должен сделать ты.
Помолчав, Татьяна сказала со вздохом:
— Не мы, а Сергей нашел ключ к душе нашего отца. Значит, не он нас, а мы должны его поддерживать...
Это дошло до Игоря. Но .того ли хочет Сергей от своего учителя, что и Игорь?
Впрочем, сейчас не время раздумывать над этим. Самое главное сегодня — Василь Максимович. Нормализации отношений между отцом и сыном для выздоровления Черемашко, ясное дело, недостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Криво усмехнувшись, профессор Шостенко посмотрел на часы. Первый час был на исходе.
— Так... Собралась подсунуть своего пентюха мне не
только в зятья, но и в Вениамины? 1 Значит, у тебя одна мораль для газеты, а другая — «ну как не порадеть родному человечку»?
Дочь все еще стояла с зажатым ртом.
Профессор гневно поднялся с кресла, снял газету с наполовину собранной страницы. Придвинул к ней несобранные обрывки, смел все в корзину. И, не взглянув на [Татьяну, вышел из кабинета.
Ни дочери, ни сыну, ни жене... ни коллегам из Свердловска или Советской Гавани... ни тем паче самому неблагодарному из тех, кого вывел он в люди... никому ковыряться в своей душе Федор Ипполитович Шостенко не позволит!
55
По сравнению со вчерашней эта ночь прошла спокойно. Но это не означало, что Жене было легко. Она все время находилась в том непрерывном напряжении, от которого немеет тело.
Может быть, Василь Максимович время от времени засыпал. Или впадал в забытье. Во всяком случае, лежал не шевелясь, дыхания почти не было слышно, а пульс — как это ни удивительно, с прошлой ночью не сравнишь — прослушивался легко. Словно освобожденное от жестких пут, понемногу набирало силы сердце.
Не так уж сложны, казалось бы, обязанности ночной медсестры, дежурящей возле только что оперированного больного: следи за тем, чтобы жажда или ненужные мысли не мешали ему забываться. Чем глубже буде* сон, тем быстрее будут заживать операционные раны.
Но как не просто отгонять тревоги и сомнения от человека, который лишь начинает возвращаться к жизни!
Еще труднее бороться с жаждой. Тому, чье тело до последней степени обессилено болезнью и операцией, каждая капля — лишняя работа для еле живого сердца. Но сколько ни давай пить Василю Максимовичу, через полминуты во рту у него снова сухо.
1 Вениамин — младший и самый любимый сын библейского персонажа Иакова,
Даже выпрямиться Женя себе не позволяла...
Приходя в себя, Василь Максимович шумно вздыхал. И, не открывая глаз, спрашивал:
— Где ты, доченька?
Женя склонялась над ним еще ниже.
— Я здесь.
— Дай-ка еще капельку.
— Так ведь вы пили!
— Пил...— обижался Черемашко.— Ни по губам не текло, ни в рот не попало... У меня язык присох к зубам.
Женя напоминала:
— Вчера вы были терпеливее.
— Кончилось мое терпение, доченька,— не то жаловался, не то оправдывался больной.— И прошу я тебя об одной лишь капле.
Громко вздохнув — вот, мол, на какое преступление вы меня толкаете,— Женя вынимала из поильника завернутую в марлю ложку и, подождав, пока стечет с нее вода, осторожно подносила ко рту больного. Ее вздох сдерживал Черемашко: не жадно и не очень долго сосал он марлю.
Напившись так впервые, Черемашко стал шептать, почти не раскрывая рта:.
— Знаешь, дочка, будто не лежу я, а еду... В Индию, что ли... посмотреть место, где загудят наши моторы. И на тех, для кого моторы... И еду будто не с заводскими. С теми, кто сегодня был перед глазами...
Женя строго остановила его:
— Вам надо спать.
— И я о том же,— согласился Василь Максимович.— Но почему профессор и наш доктор...
Женя пыталась отвлечь его от того, о чем ему думать не надо:
— Вчера я рассказывала...
— Я помню,— не хотел угомониться Василь Максимович.— И вижу: спасенный — всей душой. А вот спаситель...
Глаза у Черемашко закрыты — не понять, в самом деле это его беспокоит или он бредит. Да Женя и не задумывалась над тем, как относится Федор Ипполитович к самому послушному ординатору. Что тут думать? Профессор Шостенко — человек заслуженный, ему руководить. А остальным — беспрекословно и как можно точнее выполнять его указания. Вот и все.
Женя отвечала больному тем певучим голосом, каким когда-то мать рассказывала ей сказки. И не об отношении профессора к Друзю. Прежде всего Черемашко должен поверить в опыт профессора и чуткость своего лечащего врача: они уже столько сделали для него, а сделают еще больше...
Совсем растерялась Женя, когда увидела: Василь Максимович из-под прищуренных век пристально всматривается в нее.
— Спасибо, доченька. Теперь я лучше вижу. Их и тебя... А тот чернявый доктор — кто он?
На это Женя ответила сразу:
— Он и Сергей Антонович вместе учились, дружили.
— А теперь?
— И теперь,— кивнула Женя.— Но вам спать надо, Василь Максимович!
Черемашко послушно закрыл глаза...
Проснувшись через час и подержав во рту влажную ложку, снова начал расспросы:
— Ну, а те молоденькие врачи... оба ли хорошие помощники нашему?
Глаз он не раскрыл. Значит, сразу заснет, если ему не перечить.
Женя медленно зашептала:
— Они еще начинают. Высокий вперед смотрит, но так далеко, что ничего у себя под носом не видит. А у того, что кажется солидным, спеси больше, чем ума.
— А ты? — вдруг спросил Черемашко, и снова сквозь ресницы глянули на девушку хитрые зрачки.— Понимаешь ли ты Сергея Антоновича?
— Не понимала бы — ваш сон не сторожила бы. А если вы не будете спать...
Дыхание Василя Максимовича сразу выровнялось.
Снова целый час он пролежал неподвижно. Затем сонным голосом попросил:
— А о себе все-таки расскажи, доченька. Как живешь, какая у тебя мечта...
И снова Женя будто сказку рассказывала капризному ребенку, хоть ничего сказочного в ее жизни еще не было.
Даже после того, как Татьяна вернулась от Сергея и, стараясь ничего не упустить, рассказала брату и его жене обо всем, что с ней было, Игорь не сразу понял своего друга.
Но в середине Таниного рассказа он вскочил с дивана и раздраженно забегал по комнате.
«Зачем она пошла на поклон?»
Слишком болезненно воспринял он отказ друга. И слишком пристально следила за ним Надийка, а в ее взгляде он видел одно: может быть, и не во всем прав Сергей, но во многом он ближе к истине, чем ты.
В том же была уверена и Татьяна: рассказывая, она укоризненно посматривала на брата, а ее пальцы нервно теребили карандаш.
Возразить им Игорь не мог.
Тяжело опустившись на стул1, он начал так, словно каменные глыбы ворочал:
— Хорошо.-.Завтра утром... если вы обе хотите... я пойду к отцу... И... и... сами знаете.
Татьяна опустила глаза и еле заметно кивнула.
Игорь обратился к жене:
— А ты что скажешь?
Может быть, Надийка и была довольна. Но ответила она мягко:
— Не надо, Игорек, нервничать. Первый шаг к примирению с отцом все равно должен сделать ты.
Помолчав, Татьяна сказала со вздохом:
— Не мы, а Сергей нашел ключ к душе нашего отца. Значит, не он нас, а мы должны его поддерживать...
Это дошло до Игоря. Но .того ли хочет Сергей от своего учителя, что и Игорь?
Впрочем, сейчас не время раздумывать над этим. Самое главное сегодня — Василь Максимович. Нормализации отношений между отцом и сыном для выздоровления Черемашко, ясное дело, недостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66