— Я тоже спешу, — осмелел Шнырь. — Тока вот погода, чёрт её дери… Я ночью шёл, так дождь мне все мозги прокапал. Давно такой весны не помню… Далеко путь держите?
Не удостоив его ответом, толстяк безразлично отвернулся, но через мгновение вдруг снова поднял голову и вперился в Шныря, как сыч. Парню аж не по себе сделалось, так изменился взгляд толстяка — стал пытливым, настороженным, очень внимательным: господа так не смотрят, а если смотрят, то на что-то очень важное, чем ну никак не может быть подвыпивший бродяга за соседним столиком! Шнырь не решился продолжить, и некоторое время они молча переглядывались. Тут хозяин весьма кстати принёс большую миску жареной козлятины со сладким перцем, чесноком и сыром и опять собрался удалиться, но серый жестом удержал его и о чём-то спросил. Кабатчик посмотрел на Иоахима и тихо ответил. Шнырь уткнулся в свою кружку так резко и демонстративно, что едва не выбил себе зуб. До него долетали лишь обрывки разговора: «Что за…», «Я не…» и «Давно сидит…» Шнырь слышал, как толстяк откашлялся, прочищая горло, пробормотал что-то вроде: «Всё равно придётся…» — и умолк. А через минуту перед Иоахимом, словно сама собой, вдруг оказалась маленькая кружка с подогретым вином. Когда же он с недоумением поднял голову, то столкнулся взглядом с лысым корчмарём, который указал ему на господина в сером платье.
— Вас, — доверительно поведал он. — Интересуются.
Запах от вина шёл восхитительный — не чета той бурде за жалкие гроши, какую Шнырь сосал всё утро. Господин в сером кивнул и указал на лавку рядом. Шнырь вслепую, со второго раза, сгрёб свою кружку и на ватных ногах направился к камину.
«Шпик! — решил он. — Или, не дай бог, кто-то из воров… Ох, отрицаю Господа, везёт же мне — опять я влип!»
Он подошёл и сел напротив. Кружки стукнулись. Беседа началась.
— Как тебя звать? — спросил всадник, терзая ножом козлиный бок.
— Симон, — не моргнув глазом, моментально соврал Шнырь.
— Симон… — Во взгляде толстяка проглянуло неодобрение. — А может, ты ещё и Пётр? Как тебя звать по-настоящему?
— Иоахим, — поколебавшись, признался Шнырь.
— Так-то лучше. Странствуешь?
— Ага. Типа этого, — Шнырь сделал неопределённый жест, — брожу.
— Здешние места хорошо знаешь?
— Здешние места? Чего ж не знать. Конечно, знаю.
— Где ты вырос?
— Я-то? Возле Лауэрзее.
— Тогда назови мне пару городишек рядом с Нимвегеном. Можешь? Шнырь хотел послать его подальше с этими расспросами, но неожиданно для себя вдруг ответил. То ли благоразумие в нём взяло верх, то ли хмель, а может, нюх вора на скорую наживу. Так или иначе, он решил послушаться внутреннего голоса.
— Запросто! — сказал он. — Вот: Этсен, Стефансверт, Руремонд… Ещё есть Ньюве-Ваалем, только он ниже по течению, почти у самого залива.
— Как лучше всего попасть отсюда в монастырь святой Клариссы?
— Это в тот, который на песках? А по тракту. Прямо на север, мимо плотины старого Ганса, потом через лес. Два три дня пешим. На лошади меньше.
— Как зовутся жители Эйндховена?
— Известно как! — Шнырь расплылся в ухмылке. — Засовщики.
— Сколько дней пути от Боосхомской пристани до Маастрихта?
— А нискока!
— Нисколько? — удивился толстый. — Это почему?
— Потому как нету никакой Боосхомской пристани. Может, где южней и есть, а в здешней округе ничего такого нету с таким названием — ни пристани, ни села.
— Что ж, — удовлетворённо хмыкнул господин в сером, — похоже, ты и впрямь здешний. Мне нужен помощник. Парень ты вроде неглупый, на месте не сидишь, работой то же не занят. Особо делать ничего не придётся: тут костёрчик разведёшь, там присмотришь за лошадью, в городе подскажешь, где остановиться, а если драться придётся, будешь на моей стороне. Так как? Пойдёшь со мной?
— Эй, — забеспокоился Шнырь, — а скока дадите?
— Полфлорина в неделю. Кормёжка и ночлег за мой счёт.
— Замётано. — Шнырь не колебался ни секунды. — Тока скажите, куда ехать. Ежели в Лисе, тады увольте я туда ни ногой.
— А чего так?
— Это… воздух там дурной.
— Нет, этак не годится: в Лисе меня тоже может занести. Ты, парень, не финти. В чём дело? Натворил чего? Тогда лучше сразу скажи, я поговорю, с кем надо.
— Э, господин хороший, не сочтите за грубость, тока это вас не касается.
— Да? На краткое мгновение на лицо толстяка на бежала тень, но тут же рассеялась. Иоахим, уже порядком набравшийся, ничего не заметил. — Что ж, ладно. Тогда выпьем, чтобы скрепить наш уговор. Хозяин! Ещё две кружки!
Вино принесли мгновенно.
— Меня звать Ян Андерсон, — представился толстяк, полез в кошель и бросил в кружку Иоахима монету. — Я нанимаю тебя: вот. Пей.
Шнырь принял из его рук кружку, начал пить… и в этот миг господин Андерсон произнёс какое-то слово. Какое — Иоахим не расслышал, но тут монетка стукнула его по зубам, и время будто замедлилось. Он выпал из реальности, как это бывает с пьяными, — сознание его помутилось, кружка, которую он сжимал в руке, стукнула о столешницу. Глаза Иоахима сделались пусты. Ян Андерсон пощёлкал пальцами у него перед носом и удовлетворённо хмыкнул.
— Имя? — уже совсем другим тоном потребовал он.
— Моё имя — Иоахим ван ден Лауэр, — безразлично произнёс он. — Подельники зовут меня Шнырь.
— Кто-кто? Подельники? Ты что, мазурик?
— Да. Я вор.
— Где обитаешь?
— Живу где придётся…
В две минуты Иоахим выложил нанимателю всё, что произошло с ним, начиная с ограбления особняков и неуплаты в воровской общак и кончая разбирательством с охраной Цигеля и бегством. Кабатчик и усатый дядька с трубкой, широко раскрыв глаза, смотрели на происходящее; Ян Андерсон не обращал на них внимания, у него как раз возникла заминка. Если сперва речь Иоахима была ясна и связна, хоть и лишена при этом всяческого выражения, то в описании драки вдруг возникла пауза, Иоахим начал заикаться, а потом и вовсе умолк, тупо глядя перед собой.
— Эй! — Андерсон снова пощёлкал пальцами у него перед носом. — Не спать, смотреть в глаза! Отвечать на вопросы!
— Что… Какие вопросы… Где я?
Все, включая Андерсона, вздрогнули — так резко это прозвучало. Голос у рыжего парня как-то странно изменился, и выражение лица тоже. Шнырь сидел, моргал и морщился, тёр пальцами глаза. Он глядел вполне осмысленно, серьёзно и всё время озирался по сторонам, словно очутился здесь впервые. Взгляды его были быстрые, короткие, оценивающие обстановку.
Наконец он посмотрел на Андерсона. Скулы его затвердели.
— Яд и пламя, опять ты! — вдруг сказал он, глядя толстяку в глаза. Кулаки его сжались, ручка у глиняной кружки с треском отломилась. — Всё не можешь оставить меня в покое? Чего тебе надо?
Андерсон растерялся, но среагировал молниеносно.
— Ах ты, вот так встреча! — воскликнул он и хлопнул в ладоши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186