Ну-ка, рассказывай! Что стряслось?
Это тоже Лис устроил?
— Нет. Я сама.
— Опять колдовство?
— Яльмар, это долгая история, — усталым голосом сказала девушка. — Скоро рассвет… Ну ладно, всё равно придётся рассказать. Ты прав, я скована заклятием. Каждый день я превращаюсь в птицу. В ястреба. Не таращи глаза — всё так, как я сказала.
— Почему?
— Так получилось, я не виновата. То есть что я говорю… Как раз я виновата, но не в этом дело. В общем, с этим ничего нельзя поделать. Но у меня есть друг. Скажем так, собрат по несчастью. Он тоже заколдован.
— Зашиби меня Мьёльнир! Он тоже превращается в ястреба?
— Нет. В волка.
— В волка?!!
— Да не важно! — рассердилась Зерги. — Не перебивай! Я чувствую его, айе, а он — меня. И он остался с травником. Я могу привести тебя к ним, но только ночью. Ночью, понимаешь? Днём я — птица. Поэтому сейчас я уйду в палатку: не хочу, чтоб кто-то это видел… Зайди туда утром, когда рассветёт, я дам себя поймать. Но я могу сорваться, улететь: когда я ястреб, я такая дура, такая… В общем, как обычная птица. Привяжи меня или запри в каюте. Только не забудь потом отвязать, а то петля мне ногу разрежет, когда я снова стану человеком. Всё. Остальное я скажу потом.
Она умолкла. В тусклом небе лениво паслись облака. Ветер спал, лишь время от времени встрёпываясь и подхлёстывая их, как нерадивый пастух. По песку бегали трясогузки. Помаргивали звёзды, отражаясь в тихом зеркале речной воды, изредка плескала рыба. Недавно вода поднялась, то и дело мимо проплывали коряги и бесхозные брёвна. Флот пировал. С кораблей доносились протяжные окрики вахтенных, отдалённая ругань и пьяное пение. Все были на палубах, серебряные полумесяцы тускло светились на зеландских шляпах. «Да здравствуют гёзы! — хрипло проорал кто-то, предварительно пальнув из аркебузы. — Лучше служить султану, чем Папе!» — и хор одобрительных воплей подхватил этот крик.
— Вот, значит, как… — проговорил варяг. — Давно это с тобой?
— Две недели, или около того. — Зерги скособочилась и переменила позу: руку за спину, одно колено в сторону, одно колено — вверх. — Но я уже вымоталась до предела. Если это будет продолжаться… В общем, лучше удержи меня на пару дней, айе? Я весь день носилась как бешеная, бросалась на любой корабль, лишь только видела норманнскую постройку, а до того… By Got, мне нужно отдохнуть. Яльмар посмотрел на восток.
— У нас ещё есть время? — спросил он.
— Завтра будет новая ночь, успеем поболтать. Сидеть здесь толку нету. Думаю, свою дочку ты всё равно отыщешь. А нет, так мы поможем: ястреб и волк найдут кого угодно. Я слышала, что говорил тебе тот тип на шлюпке; он ведь дело говорил. Поутру снимайся с якоря и иди за эскадрой. Не с ними, но за ними, айе. Они двинутся туда же, будут каперствовать, ударять испанцам в тыл, высаживать пехоту… Иди за ними.
— Ты с ума сошла! У этих треклятых испанцев пушки, аркебузы, а я десять лет не был возле тамошних берегов, мне понадобится толковый лоцман.
— Ну так найми! Думаю, в Лейден нам так и так идти придётся.
— Это невозможно.
— Всё возможно… А сейчас позволь, я уйду. Умираю, как спать хочу.
Минуту или две Яльмар осмысливал сказанное ею. Затем покачал головой.
— Я тебя сто лет не видел, — неловко сказал он. — Как ты жила?
— Всякое бывало. Прости, но я пойду.
Произнеся эти слова, Зерги встала и молча удалилась, а Яльмар остался сидеть у костра. Помаленьку начало светать. Воздух посвежел. Варяг поёжился, поднял плащ, отряхнул его от песка и набросил на плечи. Посмотрел на небо. Скоро должен был задуть утренний бриз, с которым лучше всего выходить в море, а пока вода в гавани была ровной, как стекло. Царила ломкая предутренняя тишина, только слышно было, как на ближайших кораблях пьяные голоса выводят: «Slaet op den trommele van dirre dom deyne! Staet op den trommele van dirre doum doum!»
— Что ж, — сказал Яльмар, — битва так битва. Не в первый раз.
— Вперёд, КЛЯЧИ! ЧТО встали? Arre! Arre! Колёса у фургона были такие огромные, сбитые из цельных досок, словно кто-то задумал с их помощью разрезать всю землю напополам. Ялка только раз или два видела такие. И хоть они нещадно скрипели при каждом обороте, из-за них фургон почти нигде не застревал, не так сильно ощущались выбоины на дороге и меньше трясло, что в её теперешнем положении не могло девушку не радовать. Михелькин сидел напротив и смотрел то на неё, то на дорогу, остающуюся позади. Было холодно, шёл слабый дождь.
Третьи сутки они ехали на север. Фургоном управляла маркитантка — весёлая растрёпанная вдовушка, одна из тех особ из поговорки, которым война — «мать родна». Год за годом, непрерывно, лет примерно тридцать, она следовала за солдатами, куда бы те ни направлялись: из Вестфалии в Тюрингию, из Тюрингии в Эльзас, из Эльзаса во Францию, из Франции в Испанию, из Испании в Нидерланды. Вряд ли она рассчитывала разбогатеть, скорее, это дело стало для неё привычкой, которая, как известно, вторая натура (а для многих — и первая). Ялка подсела к ней за столик на второй день, когда та уже собиралась уезжать. Они разговорились. Мамаша ехала прямёхонько туда, где осаждали город, её передвижная лавка была доверху набита ветчиной, колбасами, мукой, горохом, крупами, соленьями, бочонками с вином и водкой, копчёными каплунятами, старым салом, десятью сортами сыра и фисташками, то есть всем, что нужно для поднятия духа и восстановления сил усталому солдату. Сама не зная, что её подталкивает к этому решению, девица твёрдо вознамерилась поехать с нею, а после нескольких минут уговоров стало ясно, что и она мамаше глянулась.
— Эх и бедовая ж ты девка! — выразилась маркитантка, тряхнув седыми космами, торчащими во все стороны из-под засаленного чепца. — Глянь: и пузо нагуляла, а угомониться никак не можешь. Сиди, сиди, чего уж, знаю — я сама была такой. Можешь не оправдываться: мне плевать, что ты задумала, только вижу, что гулять не будешь, не из этой ты породы — вон, глаза какие скромные. Как есть тихоня. Тебе дома сидеть да чулки вязать, детей тетёшкать, суп варить. И чего тебя понесло на дорогу? Что с волосьями-то? Воши? Эхе-хе… Взять тебя с собой могу, конечно, да. Мои годы уже не те, помощница не помещала бы. А выдержишь? Подумала зачем? Не развлекаться еду. А? Что-что? И парень едет, говоришь? Добро, возьму и парня. Отчего ж не взять! Только смотри, чтоб твоего милёнка ненароком иль по пьяни в рейтары не загребли, дело известное. У меня самой два сына, чтоб ты знала, оба где-то мечами машут, ну так они сами захотели, потому сызмальства не видели иной жизни, окромя войны, к другой не приспособлены, да и папаши у обоих были — будь здоров, царствие им небесное… А вот платьишко у тебя совсем ни к чёрту, видать, крепко тебя жизнь притиснула. Ладно, дам тебе чего-нибудь из старых запасов. И откуда только ты взялась такая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Это тоже Лис устроил?
— Нет. Я сама.
— Опять колдовство?
— Яльмар, это долгая история, — усталым голосом сказала девушка. — Скоро рассвет… Ну ладно, всё равно придётся рассказать. Ты прав, я скована заклятием. Каждый день я превращаюсь в птицу. В ястреба. Не таращи глаза — всё так, как я сказала.
— Почему?
— Так получилось, я не виновата. То есть что я говорю… Как раз я виновата, но не в этом дело. В общем, с этим ничего нельзя поделать. Но у меня есть друг. Скажем так, собрат по несчастью. Он тоже заколдован.
— Зашиби меня Мьёльнир! Он тоже превращается в ястреба?
— Нет. В волка.
— В волка?!!
— Да не важно! — рассердилась Зерги. — Не перебивай! Я чувствую его, айе, а он — меня. И он остался с травником. Я могу привести тебя к ним, но только ночью. Ночью, понимаешь? Днём я — птица. Поэтому сейчас я уйду в палатку: не хочу, чтоб кто-то это видел… Зайди туда утром, когда рассветёт, я дам себя поймать. Но я могу сорваться, улететь: когда я ястреб, я такая дура, такая… В общем, как обычная птица. Привяжи меня или запри в каюте. Только не забудь потом отвязать, а то петля мне ногу разрежет, когда я снова стану человеком. Всё. Остальное я скажу потом.
Она умолкла. В тусклом небе лениво паслись облака. Ветер спал, лишь время от времени встрёпываясь и подхлёстывая их, как нерадивый пастух. По песку бегали трясогузки. Помаргивали звёзды, отражаясь в тихом зеркале речной воды, изредка плескала рыба. Недавно вода поднялась, то и дело мимо проплывали коряги и бесхозные брёвна. Флот пировал. С кораблей доносились протяжные окрики вахтенных, отдалённая ругань и пьяное пение. Все были на палубах, серебряные полумесяцы тускло светились на зеландских шляпах. «Да здравствуют гёзы! — хрипло проорал кто-то, предварительно пальнув из аркебузы. — Лучше служить султану, чем Папе!» — и хор одобрительных воплей подхватил этот крик.
— Вот, значит, как… — проговорил варяг. — Давно это с тобой?
— Две недели, или около того. — Зерги скособочилась и переменила позу: руку за спину, одно колено в сторону, одно колено — вверх. — Но я уже вымоталась до предела. Если это будет продолжаться… В общем, лучше удержи меня на пару дней, айе? Я весь день носилась как бешеная, бросалась на любой корабль, лишь только видела норманнскую постройку, а до того… By Got, мне нужно отдохнуть. Яльмар посмотрел на восток.
— У нас ещё есть время? — спросил он.
— Завтра будет новая ночь, успеем поболтать. Сидеть здесь толку нету. Думаю, свою дочку ты всё равно отыщешь. А нет, так мы поможем: ястреб и волк найдут кого угодно. Я слышала, что говорил тебе тот тип на шлюпке; он ведь дело говорил. Поутру снимайся с якоря и иди за эскадрой. Не с ними, но за ними, айе. Они двинутся туда же, будут каперствовать, ударять испанцам в тыл, высаживать пехоту… Иди за ними.
— Ты с ума сошла! У этих треклятых испанцев пушки, аркебузы, а я десять лет не был возле тамошних берегов, мне понадобится толковый лоцман.
— Ну так найми! Думаю, в Лейден нам так и так идти придётся.
— Это невозможно.
— Всё возможно… А сейчас позволь, я уйду. Умираю, как спать хочу.
Минуту или две Яльмар осмысливал сказанное ею. Затем покачал головой.
— Я тебя сто лет не видел, — неловко сказал он. — Как ты жила?
— Всякое бывало. Прости, но я пойду.
Произнеся эти слова, Зерги встала и молча удалилась, а Яльмар остался сидеть у костра. Помаленьку начало светать. Воздух посвежел. Варяг поёжился, поднял плащ, отряхнул его от песка и набросил на плечи. Посмотрел на небо. Скоро должен был задуть утренний бриз, с которым лучше всего выходить в море, а пока вода в гавани была ровной, как стекло. Царила ломкая предутренняя тишина, только слышно было, как на ближайших кораблях пьяные голоса выводят: «Slaet op den trommele van dirre dom deyne! Staet op den trommele van dirre doum doum!»
— Что ж, — сказал Яльмар, — битва так битва. Не в первый раз.
— Вперёд, КЛЯЧИ! ЧТО встали? Arre! Arre! Колёса у фургона были такие огромные, сбитые из цельных досок, словно кто-то задумал с их помощью разрезать всю землю напополам. Ялка только раз или два видела такие. И хоть они нещадно скрипели при каждом обороте, из-за них фургон почти нигде не застревал, не так сильно ощущались выбоины на дороге и меньше трясло, что в её теперешнем положении не могло девушку не радовать. Михелькин сидел напротив и смотрел то на неё, то на дорогу, остающуюся позади. Было холодно, шёл слабый дождь.
Третьи сутки они ехали на север. Фургоном управляла маркитантка — весёлая растрёпанная вдовушка, одна из тех особ из поговорки, которым война — «мать родна». Год за годом, непрерывно, лет примерно тридцать, она следовала за солдатами, куда бы те ни направлялись: из Вестфалии в Тюрингию, из Тюрингии в Эльзас, из Эльзаса во Францию, из Франции в Испанию, из Испании в Нидерланды. Вряд ли она рассчитывала разбогатеть, скорее, это дело стало для неё привычкой, которая, как известно, вторая натура (а для многих — и первая). Ялка подсела к ней за столик на второй день, когда та уже собиралась уезжать. Они разговорились. Мамаша ехала прямёхонько туда, где осаждали город, её передвижная лавка была доверху набита ветчиной, колбасами, мукой, горохом, крупами, соленьями, бочонками с вином и водкой, копчёными каплунятами, старым салом, десятью сортами сыра и фисташками, то есть всем, что нужно для поднятия духа и восстановления сил усталому солдату. Сама не зная, что её подталкивает к этому решению, девица твёрдо вознамерилась поехать с нею, а после нескольких минут уговоров стало ясно, что и она мамаше глянулась.
— Эх и бедовая ж ты девка! — выразилась маркитантка, тряхнув седыми космами, торчащими во все стороны из-под засаленного чепца. — Глянь: и пузо нагуляла, а угомониться никак не можешь. Сиди, сиди, чего уж, знаю — я сама была такой. Можешь не оправдываться: мне плевать, что ты задумала, только вижу, что гулять не будешь, не из этой ты породы — вон, глаза какие скромные. Как есть тихоня. Тебе дома сидеть да чулки вязать, детей тетёшкать, суп варить. И чего тебя понесло на дорогу? Что с волосьями-то? Воши? Эхе-хе… Взять тебя с собой могу, конечно, да. Мои годы уже не те, помощница не помещала бы. А выдержишь? Подумала зачем? Не развлекаться еду. А? Что-что? И парень едет, говоришь? Добро, возьму и парня. Отчего ж не взять! Только смотри, чтоб твоего милёнка ненароком иль по пьяни в рейтары не загребли, дело известное. У меня самой два сына, чтоб ты знала, оба где-то мечами машут, ну так они сами захотели, потому сызмальства не видели иной жизни, окромя войны, к другой не приспособлены, да и папаши у обоих были — будь здоров, царствие им небесное… А вот платьишко у тебя совсем ни к чёрту, видать, крепко тебя жизнь притиснула. Ладно, дам тебе чего-нибудь из старых запасов. И откуда только ты взялась такая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186