ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Тот поймал и тоже сделал глоток. Нож в его руке при этом даже не дрогнул.
И тут заговорила Ялка. От её голоса все опять почему-то вздрогнули, а Кастор подавился и закашлялся.
— Завтра собираются казнить Лиса, — тихим голосом сказал девушка.
— Лиса? — Рейно поднял бровь. — Какого Лиса? А, того парня, который прикинулся монахом. И что? Или вы хотите вызволить его?
— Дядя Рейно, дядя Рейно, — торопливо заговорила Октавия, — не спрашивайте их, пожалуйста, тут нет ничего секретного! Просто им надо туда — и всё! Всё!
— Хорош трепаться, Рейно, — проворчал дер Тойфель. — Сам же знаешь — девочка не станет врать. Зря бучу подняли. — Он полез в карман, достал монету в полновесный гульден и протянул её хозяйке. — Держи, мамаша, это за вино и за беспокойство. Сама понимаешь… И вы, фратер, — развёл он руками, оборачиваясь к Томасу, — не держите на нас зла.
— Б-бог простит, — спокойно ответил он. — Pax vobiscum. Но мы и правда д-должны идти.
Рейно помедлил и сделал знак своим ребятам убрать ножи. Все облегчённо выдохнули и задвигались. Мануэль потёр горло, на котором остался тонкий красный след, бросил взгляд на Кастора, на Рейно, надел свою широкополую шляпу и надвинул её на глаза.
— Hasta bueno, — буркнул он, вставая. — Увидимся завтра.
Не сказав больше ни слова, испанец и монах покинули фургон.
После их ухода под тентом повисла неловкая тишина. Шольц, мокрый и испачканный, уже залез обратно, разминал ушибленное плечо и бросал в сторону гистрионов сердитые взгляды.
— Раз уж вы зашли, может, супчику? — предложила маркитантка.
Музыканты переглянулись.
— А супчику так супчику, — сказал за всех здоровяк Рейно и снова оглядел собравшихся. Вздохнул: — Но теперь, когда эти ушли, может, вы всё-таки скажете, чего затеяли, а? Октавия?
— Она уже сказала, — ответила за всех Ялка. — Нам нужно быть на казни, вот и всё.
— Так и что? — с детским простодушием спросил дер Тойфель, принимая из рук мамаши Кураш миску с супом. — Раз нужно, идите. Хотя всегда не понимал, чего вас, молодух, влечёт на такое позорище. Но Бог вам судья… Феликс, ложка есть?
— Свою иметь надо.
— Моя сломалась. Так, что я говорил-то… Ах да. Хочешь, так иди! Чего страдать?
— Я не могу, — Ялка покачала головой и положила ладонь на живот. — Нас задавят в толпе.
— О… — Тойфель чуть не подавился и покраснел. — Да…
Об этом я не подумал.
— Это ещё не всё, — сказал Фриц. — Мне и брату Томасу нужно быть рядом с ней.
— Почему?
— Потому. А наставник брата Томаса, брат Себастьян, меня знает: он меня разыскивает.
— Зачем?
— Затем! — огрызнулся Фриц. — Чего ты все время спрашиваешь? Тебе какая разница? Так надо. Ешь свой суп. Больше я ничего не скажу: всё равно ты не поймёшь.
По лицам гистрионов было видно, что они напряжённо размышляют над сказанным, но решающее слово, видно, оставалось за Рейно Моргенштерном. А он ничего не говорил, только покусывал губы. Суп в его миске остался нетронутым.
— Ни черта не понимаю, — наконец признался Рейно. — Коли вы туда рвётесь, на то есть причина. А при чём тут мальчик в рясе — не пойму. Или он тоже не настоящий монах?
— Нет, этот настоящий.
— Никогда не доверял этим испанским попам… Но ладно. Надеюсь, он на вашей стороне. Знаешь, девка, а пожалуй, мы поможем вам.
— Как?
— А это уже наше дело. Приходите завтра к нам, Фриц покажет дорогу. Эй, братва, кончай жрать: собираемся. Хозяйка! Мы берём бочонок и уходим. Тойфель, расплатись…
— Октавия! Долго ты ещё собираешься тут сидеть? Проснётся твой итальяшка, с ума сойдёт. Ты с нами?
— Фриц меня проводит.
Рейно покачал головой:
— Нет, так не годится. Кто-нибудь останьтесь, присмотрите за ними.
— Я присмотрю, — внезапно подал голос Йост, который после кутерьмы забрался в угол и сидел там, серый и незаметный. — Я эту кашу заварил, мне и расхлёбывать. Предводитель гистрионов некоторое время смотрел на него.
— Хорошо, — сказал он, наконец приняв решение. — Мы уходим, поэт. Полагаюсь на тебя, раз так.
И они удалились. В повозке сделалось совсем просторно.
— Нам нужен лазутчик, — вдруг сказал Фриц.
— Что? — спросила Ялка.
Остальные тоже посмотрели на него с недоумением.
— Кто-то невидимый, на кого не обратили бы внимания. Фриц задумался и вздохнул. — Карел-с-крыши подошёл бы, но где ж сейчас его найти…
— Я могу! — сказала Октавия. На меня не обратят… — А что надо делать?
— Сиди уж… не обратят. Нет, нам нужно что-то другое! Как Жуга учил: «Стань вторым деревом, чтоб тебя не видели».
— Хм… — Он потёр запястье. Октавия вдруг обратила внимание, что камешки на его браслете как-то странно поблёскивают, словно там, внутри, вспыхивают и гаснут огоньки, — Хм! — уже с новым выражением повторил Фриц. — А знаешь, Кукушка, я мог бы оживить что-нибудь! На время. Заколдовать какую-нибудь вещь. Я знаю как: мне травник объяснял, что надо «отделить» часть себя — и пусть она умеет только что-нибудь одно. Подсматривать, подслушивать… на волынке играть…
— Фриц, Фриц, постой, погоди. — Ялка протянула к нему руку — Другой рукой она всё ещё держалась за живот; ногти у неё были неровные, обгрызенные. — Ох, дай сообразить… Тебе нельзя колдовать: ты неразумно тратишь силы. Ты надорвёшься, можешь даже умереть! Помнишь, чем это кончилось в прошлый раз?
— Сравнила! — фыркнул он. — Я же пытался спрятать сразу двоих!
— Всё равно, — упорствовала девушка. — Где мы возьмём такую вещь, чтоб она могла летать или, на худой конец, ходить? Такое невозможно. Даже та волынка только играла, а ходить не могла — у неё же ног нет. И не бывает вещей с ногами, разве только стол или табурет… Нет таких вещей.
— Есть! — вдруг сказала Октавия, — Вот, у него есть ноги.
И протянула деревянного Пьеро.
Все онемели. Стало слышно, как капли шлёпают по лужам. Первым нарушил молчание Шольц.
— Когда Судьба оставляет свои знаки, — сказал он, — она оставляет их везде. Не иначе, сам Господь надоумил тебя взять с собой эту куклу, девочка. — Он повернулся к Фрицу. — Берись за дело, парень. Берись за дело, если можешь. И делай его хорошо.
Полог палатки всколыхнулся, пропуская то ли ветер, то ли небольшого зверя — собаку или что-то в этом роде. Человек, лежащий в углу на отсыревшей соломе, поднял голову, прищурился и различил во тьме маленькую фигурку непонятно кого.
— Господин Лис…— позвали из темноты. — Господин Лис…
— Кто… кто здесь? спросил человек и закашлялся.
Голос у него был хриплый, словно скрип несмазанных петель. Он часто сглатывал, казалось, он с трудом подбирает слова. — Кто?.. — снова повторил он и умолк, всматриваясь в тишину и вслушиваясь в темноту.
— Это я, господин Лис, — грустно ответил тонкий голосок. — Здравствуй.
Здоровался загадочный некто — будто прощался.
— Здравствуй… — В голосе человека послышалось удивление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186