— Постой, постой… Какая женщина?
— Обе, — туманно отозвался древень.
— Что? — Травник вскинулся и бегом вернулся на вершину холма. — Что значит «обе»? Яд и пламя… — Он схватил волосы в горсть и заоглядывался. — Нет, я больше так не могу… Пусть всё идёт к чертям, мне надо быть там, слышишь? Ты же должен понимать, как это важно для меня!
— Я не лазутчик и не вор. Что ты за страж, если не можешь отличить? Что ты там говорил об уступках?
— Хуум. Я…
— Я согласен! Открой мне границу.
— Кричательный и бестолковый, — вслух посетовало дерево, — как и все человеки. Даже не выслушал. Хумм… Ты по-всякому решил уйти?
Травник не ответил — он уже вовсю хлопал себя по карманам, проверяя имущество.
— Так… — бормотал он. — Меч… чёрт с ним, подыщу себе другой. Еды не надо… травы… да тоже леший с ними, с травами… Что? — Он обернулся.
— Я вижу, мне тебя не убедить. Будь так! Хуумм… Ты выбрал цену. Я открою Дверь. И даже… снаряжу тебя в дорогу.
— И на том спасибо, — бормотнул Жуга.
— Возьми моей коры… она не так тверда и каменнообразна, как на башнях. Ты охоч до трав и сможешь… распознать её достоинства.
Жуга кивнул, извлёк нож и подступил к стволу. Приставил лезвие.
— Где резать? — вопросил он.
— Здесь и режь.
Кусок коры размером с две ладони перекочевал за пазуху к травнику. Было видно, как в месте надреза заструился тягучий млечный сок, своею густотой подобный мёду.
— Благодарю тебя, — с чувством сказал Жуга. Кора под рубахой легонько царапала кожу. — А теперь…
— Погоди… ещё не всё, — остановило его дерево.
В ветвях послышался негромкий треск. Жуга попятился, боясь, что сверху его стукнет чем-нибудь тяжёлым, но опасения его оказались напрасны: оказалось, это боковая ветвь, которая легко и гибко опустилась вниз. Зависла. Замерла. Один отросток отделился. Через миг к подножию дерева со стуком повалился шест, точней, жердина — тонкая, прямая и вполне пригодная, чтобы служить посохом.
Ветка поднялась обратно.
— Дорожный посох, — молвил древень, — вырезают из дерева, из клёна, ясеня или дуба. Не должно страшиться такое изделие ни трав хмельных, ни каменьев грубых, ни собачьего лая, ни крапивы в овраге, ни взглядов шумливых, ни суши, ни влаги, ни дверей молчаливых. Бери мой палец. Ты сражаешься и бегаешь, но иногда бываешь хром… я видел. Тебе, словно молодому саженцу, порой потребен колышек для опоры.
Некоторое время Жуга молча смотрел на неожиданный подарок, затем наклонился, подобрал его и, отступив, поднял взгляд.
— Чем отплатить тебе?
— Обещай… не обдирать с него коры. И так я дал тебе… достаточно.
Травник постоял в нерешительности, перекладывая новый посох из руки в руку, примериваясь к нему так и этак, затем потянул через голову ремень, на котором висела фляга с вином.
— Спасибо тебе, ясень, — сказал он.
— Не стоит… благодарности.
— Наверно, я был несправедлив к тебе. Прости. Я очень спешу. Это правда. Я не могу подарить взамен ничего, что тебе сгодится, разве только это. Э-э-э… — Он поискал глазами. — Чем ты пьёшь?
— Хуумм-ху-хум! — заусмехалось дерево. — И ты зовёшься травником! Пище и воде… рот мой… в моих корнях.
Жуга хлопнул себя по лбу, закивал и опрокинул сосуд. Багряная струя винтом ушла в сырую землю и впиталась без остатка.
Дождь тем временем усилился, густая крона дерева от капель более не спасала; рубаха и рыжая волосня травника были мокры.
— Всё. — Жуга вытряс из фляжки последние капли, заткнул её пробкой, повесил обратно на плечо и встал. Прошёлся пятернёй по волосам. — Пора.
Он сжал пальцы в кулак и вытянул руки перед собой. Прикрыл глаза и зашептал слова заклятий. На сей раз никаких препятствий не было, волшба далась на удивление легко, и травник неожиданно понял: стены! Ну конечно! Стены замка, Белые Валы — вот что мешало ему колдовать, вот что перехватывало и гасило всякий наговор. Замок впитывал волшбу, как греческая губка, всё терялось, тратилось и обращалось в первородный хаос, застывало в искривлённых стенах, в гнутой утвари, в лопнувших оконных сотах, в вызванных тварях…
Теперь ничего этого не было. Текучее зеленоватое сияние облекло холодной призрачной перчаткой одну его ладонь, другую, потянулось вверх до локтя и плеча. Со стороны могло показаться, что рыжий ведун зажал в руке клубок из молний — те шипели, извивались и пускали искры. Воздух перед ним дрожал. А небо тем временем потемнело ещё сильнее, и можно было лишь гадать, что этому причиной — наговоры травника, погодная волшба старого дерева или просто гроза. Дождь уж не накрапывал, но шёл вовсю, с минуты на минуту угрожая превратиться в настоящий ливень. Ещё мгновение — и грянул гром.
— Зане ты сызнова спешишь, — под шорох струй сказало дерево, и было не понять — проговорило оно это с укоризной или с восхищением. — Я боле не могу помочь тебе деянием… но могу помочь советом.
Человек оглянулся. Отблески зеленоватого сияния ложились на лицо, делая его похожим на чеканную бронзовую маску. Крупная дрожь била травника с головы до пят, казалось, он с трудом сдерживает крик.
— Давай! — сквозь зубы выдавил он. — Только быстрее!
Дерево заговорило. Глас его возвысился и теперь гремел и грохотал, перекрывая дождь и ветер:
— Ты потеряешь память, человек, таков мой долг. Внимай: пока ты не заснёшь… ты будешь помнить. Каждый новый сон… отнимет у тебя частицу памяти. Покуда бодрствуешь… не будешь забывать. И каждый наговор, прикосновение к Бездне… тоже будет приближать тебя к беспамятству! Помни!
Но время разговоров кончилось. Воздух перед травником пошёл разводами и рябью, изрядный кус пространства стал туманен и белёс, потом вдруг лопнул, разошёлся перистыми лепестками, открывая вход в мерцающее нечто или, может быть, в ничто. Медлить смысла не было. Держа перед собою новый посох, травник шагнул вперёд и растворился в звёздной черноте. Через мгновение воздух схлопнулся, и лишь издалека до слуха дерева донеслось едва уловимое: «Спасибо…»
— Не за что… — проскрипел Страж Ворот.
Некоторое время холм окутывала тишина, нарушаемая только шорохом дождя и отдалённым громом. Молнии сверкали редко и довольно далеко, на скалах; близ холма не ударила ни одна.
И вдруг послышался топот.
Скользя и оступаясь на крутой тропе, на вершину выскочил единорог — для дерева это выглядело так, будто его забросило сюда боевой катапультой: каскад прыжков, которым он преодолел последние сажени, сделал бы честь любому горному барану или козерогу. Похоже, и его гроза не миновала: белый зверь вымок до последней шерстинки, борода его свалялась, хвост, живот и ноги были выпачканы глиной. Глаза косили, бока вздымались и опадали, на губах белела пена, только рог — витой, сияющий, блестящий — оставался чист и незапятнан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Обе, — туманно отозвался древень.
— Что? — Травник вскинулся и бегом вернулся на вершину холма. — Что значит «обе»? Яд и пламя… — Он схватил волосы в горсть и заоглядывался. — Нет, я больше так не могу… Пусть всё идёт к чертям, мне надо быть там, слышишь? Ты же должен понимать, как это важно для меня!
— Я не лазутчик и не вор. Что ты за страж, если не можешь отличить? Что ты там говорил об уступках?
— Хуум. Я…
— Я согласен! Открой мне границу.
— Кричательный и бестолковый, — вслух посетовало дерево, — как и все человеки. Даже не выслушал. Хумм… Ты по-всякому решил уйти?
Травник не ответил — он уже вовсю хлопал себя по карманам, проверяя имущество.
— Так… — бормотал он. — Меч… чёрт с ним, подыщу себе другой. Еды не надо… травы… да тоже леший с ними, с травами… Что? — Он обернулся.
— Я вижу, мне тебя не убедить. Будь так! Хуумм… Ты выбрал цену. Я открою Дверь. И даже… снаряжу тебя в дорогу.
— И на том спасибо, — бормотнул Жуга.
— Возьми моей коры… она не так тверда и каменнообразна, как на башнях. Ты охоч до трав и сможешь… распознать её достоинства.
Жуга кивнул, извлёк нож и подступил к стволу. Приставил лезвие.
— Где резать? — вопросил он.
— Здесь и режь.
Кусок коры размером с две ладони перекочевал за пазуху к травнику. Было видно, как в месте надреза заструился тягучий млечный сок, своею густотой подобный мёду.
— Благодарю тебя, — с чувством сказал Жуга. Кора под рубахой легонько царапала кожу. — А теперь…
— Погоди… ещё не всё, — остановило его дерево.
В ветвях послышался негромкий треск. Жуга попятился, боясь, что сверху его стукнет чем-нибудь тяжёлым, но опасения его оказались напрасны: оказалось, это боковая ветвь, которая легко и гибко опустилась вниз. Зависла. Замерла. Один отросток отделился. Через миг к подножию дерева со стуком повалился шест, точней, жердина — тонкая, прямая и вполне пригодная, чтобы служить посохом.
Ветка поднялась обратно.
— Дорожный посох, — молвил древень, — вырезают из дерева, из клёна, ясеня или дуба. Не должно страшиться такое изделие ни трав хмельных, ни каменьев грубых, ни собачьего лая, ни крапивы в овраге, ни взглядов шумливых, ни суши, ни влаги, ни дверей молчаливых. Бери мой палец. Ты сражаешься и бегаешь, но иногда бываешь хром… я видел. Тебе, словно молодому саженцу, порой потребен колышек для опоры.
Некоторое время Жуга молча смотрел на неожиданный подарок, затем наклонился, подобрал его и, отступив, поднял взгляд.
— Чем отплатить тебе?
— Обещай… не обдирать с него коры. И так я дал тебе… достаточно.
Травник постоял в нерешительности, перекладывая новый посох из руки в руку, примериваясь к нему так и этак, затем потянул через голову ремень, на котором висела фляга с вином.
— Спасибо тебе, ясень, — сказал он.
— Не стоит… благодарности.
— Наверно, я был несправедлив к тебе. Прости. Я очень спешу. Это правда. Я не могу подарить взамен ничего, что тебе сгодится, разве только это. Э-э-э… — Он поискал глазами. — Чем ты пьёшь?
— Хуумм-ху-хум! — заусмехалось дерево. — И ты зовёшься травником! Пище и воде… рот мой… в моих корнях.
Жуга хлопнул себя по лбу, закивал и опрокинул сосуд. Багряная струя винтом ушла в сырую землю и впиталась без остатка.
Дождь тем временем усилился, густая крона дерева от капель более не спасала; рубаха и рыжая волосня травника были мокры.
— Всё. — Жуга вытряс из фляжки последние капли, заткнул её пробкой, повесил обратно на плечо и встал. Прошёлся пятернёй по волосам. — Пора.
Он сжал пальцы в кулак и вытянул руки перед собой. Прикрыл глаза и зашептал слова заклятий. На сей раз никаких препятствий не было, волшба далась на удивление легко, и травник неожиданно понял: стены! Ну конечно! Стены замка, Белые Валы — вот что мешало ему колдовать, вот что перехватывало и гасило всякий наговор. Замок впитывал волшбу, как греческая губка, всё терялось, тратилось и обращалось в первородный хаос, застывало в искривлённых стенах, в гнутой утвари, в лопнувших оконных сотах, в вызванных тварях…
Теперь ничего этого не было. Текучее зеленоватое сияние облекло холодной призрачной перчаткой одну его ладонь, другую, потянулось вверх до локтя и плеча. Со стороны могло показаться, что рыжий ведун зажал в руке клубок из молний — те шипели, извивались и пускали искры. Воздух перед ним дрожал. А небо тем временем потемнело ещё сильнее, и можно было лишь гадать, что этому причиной — наговоры травника, погодная волшба старого дерева или просто гроза. Дождь уж не накрапывал, но шёл вовсю, с минуты на минуту угрожая превратиться в настоящий ливень. Ещё мгновение — и грянул гром.
— Зане ты сызнова спешишь, — под шорох струй сказало дерево, и было не понять — проговорило оно это с укоризной или с восхищением. — Я боле не могу помочь тебе деянием… но могу помочь советом.
Человек оглянулся. Отблески зеленоватого сияния ложились на лицо, делая его похожим на чеканную бронзовую маску. Крупная дрожь била травника с головы до пят, казалось, он с трудом сдерживает крик.
— Давай! — сквозь зубы выдавил он. — Только быстрее!
Дерево заговорило. Глас его возвысился и теперь гремел и грохотал, перекрывая дождь и ветер:
— Ты потеряешь память, человек, таков мой долг. Внимай: пока ты не заснёшь… ты будешь помнить. Каждый новый сон… отнимет у тебя частицу памяти. Покуда бодрствуешь… не будешь забывать. И каждый наговор, прикосновение к Бездне… тоже будет приближать тебя к беспамятству! Помни!
Но время разговоров кончилось. Воздух перед травником пошёл разводами и рябью, изрядный кус пространства стал туманен и белёс, потом вдруг лопнул, разошёлся перистыми лепестками, открывая вход в мерцающее нечто или, может быть, в ничто. Медлить смысла не было. Держа перед собою новый посох, травник шагнул вперёд и растворился в звёздной черноте. Через мгновение воздух схлопнулся, и лишь издалека до слуха дерева донеслось едва уловимое: «Спасибо…»
— Не за что… — проскрипел Страж Ворот.
Некоторое время холм окутывала тишина, нарушаемая только шорохом дождя и отдалённым громом. Молнии сверкали редко и довольно далеко, на скалах; близ холма не ударила ни одна.
И вдруг послышался топот.
Скользя и оступаясь на крутой тропе, на вершину выскочил единорог — для дерева это выглядело так, будто его забросило сюда боевой катапультой: каскад прыжков, которым он преодолел последние сажени, сделал бы честь любому горному барану или козерогу. Похоже, и его гроза не миновала: белый зверь вымок до последней шерстинки, борода его свалялась, хвост, живот и ноги были выпачканы глиной. Глаза косили, бока вздымались и опадали, на губах белела пена, только рог — витой, сияющий, блестящий — оставался чист и незапятнан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186