— То есть это значит — «чёрт»?
— Ага, он самый! — Парень оскалил зубы, приложил ко лбу два пальца на манер рогов и сделал выпад в сторону мальчишки. Фридрих отшатнулся.
Все опять расхохотались.
— Почему?
— Я барабанщик, — пояснил дер Тойфель и изобразил руками. — Барабаны, бубны, rommel-pot — это всё моё. Когда гремит, это похуже преисподней! К тому же в этой местности и так до чёрта Михелей. А если мне не хватает рук, мне помогают Рейно или Кастус.
— Дурацкое дело нехитрое…— проворчал на это скрипач.
— В лоб дам! — Тойфель погрозил ему кулаком.
— Сам получишь. А меня зовут Феликс, сказал скрипач и приподнял шляпу, под которой обнаружилась лысина.
— Ага, — сказал Карл Барба и перевёл взгляд на другую сторону костра, где сидели ещё двое — длиннолицые, ушастые, черноволосые, похожие друг на друга, как братья. — А вы…
— Мартин Лютер, — представился один и глотнул из бутылки.
— Томас Мюнцер, — представился другой и тоже глотнул из бутылки.
— Э-э… — растерялся итальянец.
— Не родственники, — ответил за обоих Рейно.
Все опять рассмеялись.
Последний музыкант — беловолосый малый двадцати лет от роду, с породистым лицом и пальцами арфиста, прозывался Кассиус.
— Можно — Кастус, — разрешил он.
— А я — волынщик и артист на флейте и Drumscheit, — подытожил Рейно.
— Drumscheit? — Итальянец наморщил лоб.
— Дичайший инструмент! — ответил Тойфель. — Хуже барабана. Посмотришь — просто палка со струной, а звук… Его используют в монастырях во время месс, когда среди монахов нету низких голосов. Звучит как «Рру-ур-рр!Н»
— А, так это, наверное, marina trombona! — закивал господин Карл.
— В точку, приятель! Она самая!
Все опять захохотали.
— Вы не серчайте, что они такие, — прошептал итальянцу на ухо поэт. — Я предупреждал вас. Гистрионы, шпильманы — что с них взять? Шалят мальчишки. Балаган!
— Scuzi, scuzi, разводил руками кукольник. — Извините и вы. Что тут скажешь! Вы ведь тоже… как это… Видок у вас, прямо скажем, не располагает к общению. Музыканты расхохотались.
— Видок что надо! — объяснил за всех Михель дер Тойфель и пихнул Рейно локтем в бок. — Молодухам нравится. Шестеро мужиков, которые не одеваются слишком тепло и выглядят при этом будь здоров, — это зажигает!
После ужина, однако, музыканты не стали укладываться, наоборот, расчехлили инструменты.
— Кураж пошёл, — заявил Рейно, надувая здоровенную, на три бурдонные трубы, волынку. — А ну, давай до крайности!
Так они играли и плясали, пели, пили и вопили до глубокой ночи, а потом уснули прямо там, где сидели, у погасшего костра, а Феликс и Тойфель подрались.
Сейчас дер Тойфель шёл рядом с повозкой и насвистывал, сверкая синяком под глазом, бубенчики на его посохе позвякивали в такт шагам. Серая мулица плелась вперёд, Йост правил и бубнил под нос свои стихи и рифмы, Барба снова погрузился в размышления.
Задумался и Фриц.
Поэт преследовал какой-то план, но, может, действовал без плана, по наитию. Йост стремился в Лейден. Из разговоров, сплетен, новостей, подслушанных в пути, Фриц знал, что этот город, «мануфактурная столица» между Амстердамом и Гаагой, осаждён и что осада эта длится уже не неделю и не месяц, а гораздо дольше — чуть ли не полгода. Испанские войска, отчаявшись взять город приступом, решили взять его измором. Но голодные, ослабевшие лейденцы предпочитали умереть, но не сдаться. Что ждало там их — Октавию и Фрица? И куда идти потом? Об этом Фриц раньше как-то не думал.
Он поднял глаза и сразу же столкнулся взглядом с Октавией.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
Мальчишка заёрзал в смущении. Видно, на лице его отражалась такая интенсивная работа мысли, что девочка невольно заинтересовалась.
— Да так, — уклончиво ответил он, — о том, что с нами будет
— А ты выбрось руну или лучше сразу три, — посоветовала девочка. — Спроси, что там случится — там, куда мы едем.
Фриц покосился на сидевших впереди Йоста с итальянцем.
— Так ведь мы не знаем, куда едем. Октавия пожала плечиками:
— Что за разница? Ведь руны всё равно ответят. Фриц полез в карман и вытащил гадательный мешочек. Еле развязал тесёмку. Пальцы стыли. День холодный предвещал ненастье. Фриц сунул руку в мешочек и принялся перебирать скользкие костяшки.
— Справа налево, — подсказала девочка.
— Я знаю, — буркнул Фриц, хотя до этого не знал, и покраснел.
Первой из мешка досталась Inguz, далее был Туг, а третьей выпала Fehu.
Октавия склонилась над раскладом.
— Интересно, — выговорила она, — интересно… Что ты спрашивал?
— Ничего, — признался Фриц. — Я просто думал, что случится. Думал и тянул, как ты учила. А что?
Йост правил, и его внимание было всецело поглощено дорогой, а вот Карл Барба обернулся, привлечённый разговором.
— Чем это вы тут занимаетесь? — спросил он, бросив на них взгляд из-под очков. — А?
— Разбрасываем руны, — объявила девочка. — Хотим узнать, что будет.
— Вот как? Занятно. Можно мне послушать?
— Конечно, господин Карл.
Тележка тряслась и переваливалась на колдобинах. Три желтоватые костяшки чуть подрагивали. Октавия рассматривала их, грызла заусеницу и хмурилась.
— Сперва вот эта, Инг, — сказала наконец она и указала на неё пальцем. — Руна движения. Ох, она сильная…
Это герой, бог или колесница. Мы пошли куда-то и идём.
Бросили всё, понадеялись на лучшее. Нашли какой-то выход.
— Это прошлое? — спросил Фриц.
— Да, это прошлое.
— Тогда всё верно. А сейчас?
— Сейчас главная вот эта — Тюр, которая посредине. Это ученичество, а может, правосудие: ас Тюр главный на тинге. Отец говорил, что когда один человек вызывает другого на поединок — это называется «хольмганг», — то они обращаются к Тюру. А ещё может быть так, что это просто копьё или стрела.
— Копьё? Какое копьё? У нас нет никаких копий.
— Ну, я не знаю… — Октавия надула губки. — Руны не говорят о чём-то в лоб. Надо думать и смотреть, и тогда в нужный момент становится понятно… Нам надо что-то решать, и очень скоро.
— Что?
— Я не знаю.
— Ну ладно, — сдался Фридрих. — Что там дальше?
Октавия поболтала ногами.
— А дальше Фе, — рассеянно сказала она. — Это может означать какие-нибудь деньги, плату, просто — скот… Делёж богатства. Ой, я ещё вот чего вспомнила: это руна Фреи, а она — богиня любви, вот!
— Вам, девчонкам, всё бы сюси-пуси, — недовольно поморщился Фриц. — Где бы что ни говорили, всё у вас про любовь.
— А вот и нет, а вот и нет! Просто Фрея — добрая госпожа, ей очень по душе любовные песни и всякие такие танцы.
— Ну тебя, — разочарованно сказал Фриц. — Ничуточки не интересно. Наполовину непонятно, а что понятно, мы и так знали.
— А никто не говорил, что будет интересно! Тогда какой прок от этого гадания? Лучше б мы у цыган спросили. Цыгане гадают на картах. А на рунах они не гадают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Ага, он самый! — Парень оскалил зубы, приложил ко лбу два пальца на манер рогов и сделал выпад в сторону мальчишки. Фридрих отшатнулся.
Все опять расхохотались.
— Почему?
— Я барабанщик, — пояснил дер Тойфель и изобразил руками. — Барабаны, бубны, rommel-pot — это всё моё. Когда гремит, это похуже преисподней! К тому же в этой местности и так до чёрта Михелей. А если мне не хватает рук, мне помогают Рейно или Кастус.
— Дурацкое дело нехитрое…— проворчал на это скрипач.
— В лоб дам! — Тойфель погрозил ему кулаком.
— Сам получишь. А меня зовут Феликс, сказал скрипач и приподнял шляпу, под которой обнаружилась лысина.
— Ага, — сказал Карл Барба и перевёл взгляд на другую сторону костра, где сидели ещё двое — длиннолицые, ушастые, черноволосые, похожие друг на друга, как братья. — А вы…
— Мартин Лютер, — представился один и глотнул из бутылки.
— Томас Мюнцер, — представился другой и тоже глотнул из бутылки.
— Э-э… — растерялся итальянец.
— Не родственники, — ответил за обоих Рейно.
Все опять рассмеялись.
Последний музыкант — беловолосый малый двадцати лет от роду, с породистым лицом и пальцами арфиста, прозывался Кассиус.
— Можно — Кастус, — разрешил он.
— А я — волынщик и артист на флейте и Drumscheit, — подытожил Рейно.
— Drumscheit? — Итальянец наморщил лоб.
— Дичайший инструмент! — ответил Тойфель. — Хуже барабана. Посмотришь — просто палка со струной, а звук… Его используют в монастырях во время месс, когда среди монахов нету низких голосов. Звучит как «Рру-ур-рр!Н»
— А, так это, наверное, marina trombona! — закивал господин Карл.
— В точку, приятель! Она самая!
Все опять захохотали.
— Вы не серчайте, что они такие, — прошептал итальянцу на ухо поэт. — Я предупреждал вас. Гистрионы, шпильманы — что с них взять? Шалят мальчишки. Балаган!
— Scuzi, scuzi, разводил руками кукольник. — Извините и вы. Что тут скажешь! Вы ведь тоже… как это… Видок у вас, прямо скажем, не располагает к общению. Музыканты расхохотались.
— Видок что надо! — объяснил за всех Михель дер Тойфель и пихнул Рейно локтем в бок. — Молодухам нравится. Шестеро мужиков, которые не одеваются слишком тепло и выглядят при этом будь здоров, — это зажигает!
После ужина, однако, музыканты не стали укладываться, наоборот, расчехлили инструменты.
— Кураж пошёл, — заявил Рейно, надувая здоровенную, на три бурдонные трубы, волынку. — А ну, давай до крайности!
Так они играли и плясали, пели, пили и вопили до глубокой ночи, а потом уснули прямо там, где сидели, у погасшего костра, а Феликс и Тойфель подрались.
Сейчас дер Тойфель шёл рядом с повозкой и насвистывал, сверкая синяком под глазом, бубенчики на его посохе позвякивали в такт шагам. Серая мулица плелась вперёд, Йост правил и бубнил под нос свои стихи и рифмы, Барба снова погрузился в размышления.
Задумался и Фриц.
Поэт преследовал какой-то план, но, может, действовал без плана, по наитию. Йост стремился в Лейден. Из разговоров, сплетен, новостей, подслушанных в пути, Фриц знал, что этот город, «мануфактурная столица» между Амстердамом и Гаагой, осаждён и что осада эта длится уже не неделю и не месяц, а гораздо дольше — чуть ли не полгода. Испанские войска, отчаявшись взять город приступом, решили взять его измором. Но голодные, ослабевшие лейденцы предпочитали умереть, но не сдаться. Что ждало там их — Октавию и Фрица? И куда идти потом? Об этом Фриц раньше как-то не думал.
Он поднял глаза и сразу же столкнулся взглядом с Октавией.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
Мальчишка заёрзал в смущении. Видно, на лице его отражалась такая интенсивная работа мысли, что девочка невольно заинтересовалась.
— Да так, — уклончиво ответил он, — о том, что с нами будет
— А ты выбрось руну или лучше сразу три, — посоветовала девочка. — Спроси, что там случится — там, куда мы едем.
Фриц покосился на сидевших впереди Йоста с итальянцем.
— Так ведь мы не знаем, куда едем. Октавия пожала плечиками:
— Что за разница? Ведь руны всё равно ответят. Фриц полез в карман и вытащил гадательный мешочек. Еле развязал тесёмку. Пальцы стыли. День холодный предвещал ненастье. Фриц сунул руку в мешочек и принялся перебирать скользкие костяшки.
— Справа налево, — подсказала девочка.
— Я знаю, — буркнул Фриц, хотя до этого не знал, и покраснел.
Первой из мешка досталась Inguz, далее был Туг, а третьей выпала Fehu.
Октавия склонилась над раскладом.
— Интересно, — выговорила она, — интересно… Что ты спрашивал?
— Ничего, — признался Фриц. — Я просто думал, что случится. Думал и тянул, как ты учила. А что?
Йост правил, и его внимание было всецело поглощено дорогой, а вот Карл Барба обернулся, привлечённый разговором.
— Чем это вы тут занимаетесь? — спросил он, бросив на них взгляд из-под очков. — А?
— Разбрасываем руны, — объявила девочка. — Хотим узнать, что будет.
— Вот как? Занятно. Можно мне послушать?
— Конечно, господин Карл.
Тележка тряслась и переваливалась на колдобинах. Три желтоватые костяшки чуть подрагивали. Октавия рассматривала их, грызла заусеницу и хмурилась.
— Сперва вот эта, Инг, — сказала наконец она и указала на неё пальцем. — Руна движения. Ох, она сильная…
Это герой, бог или колесница. Мы пошли куда-то и идём.
Бросили всё, понадеялись на лучшее. Нашли какой-то выход.
— Это прошлое? — спросил Фриц.
— Да, это прошлое.
— Тогда всё верно. А сейчас?
— Сейчас главная вот эта — Тюр, которая посредине. Это ученичество, а может, правосудие: ас Тюр главный на тинге. Отец говорил, что когда один человек вызывает другого на поединок — это называется «хольмганг», — то они обращаются к Тюру. А ещё может быть так, что это просто копьё или стрела.
— Копьё? Какое копьё? У нас нет никаких копий.
— Ну, я не знаю… — Октавия надула губки. — Руны не говорят о чём-то в лоб. Надо думать и смотреть, и тогда в нужный момент становится понятно… Нам надо что-то решать, и очень скоро.
— Что?
— Я не знаю.
— Ну ладно, — сдался Фридрих. — Что там дальше?
Октавия поболтала ногами.
— А дальше Фе, — рассеянно сказала она. — Это может означать какие-нибудь деньги, плату, просто — скот… Делёж богатства. Ой, я ещё вот чего вспомнила: это руна Фреи, а она — богиня любви, вот!
— Вам, девчонкам, всё бы сюси-пуси, — недовольно поморщился Фриц. — Где бы что ни говорили, всё у вас про любовь.
— А вот и нет, а вот и нет! Просто Фрея — добрая госпожа, ей очень по душе любовные песни и всякие такие танцы.
— Ну тебя, — разочарованно сказал Фриц. — Ничуточки не интересно. Наполовину непонятно, а что понятно, мы и так знали.
— А никто не говорил, что будет интересно! Тогда какой прок от этого гадания? Лучше б мы у цыган спросили. Цыгане гадают на картах. А на рунах они не гадают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186