На заре моего писательства случайно нашелся издатель, покупавший мои
вымученные рассказики. Его звали Ивлин Фингерхут, он был мрачным субъектом
с плешью и неизменной сигарой во рту. Фингерхут всегда поучал меня:
- Не пытайтесь полностью изучить женщину, это сделает из вашей жизни
скачки с препятствиями.
- Но ведь правдивость литературы подразумевает такое знание! -
возражал я.
- Да ваши истории и без того правдивы, ведь каждая из них будет
сопровождаться клятвенными заверениями, что данный рассказ основан на
реальном факте! - Он клал большой палец на рукопись, которую только что
купил. - Вы должны к ней прилепить ярлычок с надписью: "Факт". Неужели вы
собираетесь уверять, что такого не было? Вы что, не желаете, чтобы вам за
это платили?
Да нет, я очень даже хотел, чтобы мне платили! По мне вершина
литературного стиля - простое элегантное выражение: "Платите во имя того,
чтобы...", поэтому я быстро отвечал:
- Что касается фактов, положенных "в основу", никаких проблем нет.
Сам я эту женщину толком не знал, но моя мать училась с ней в одной школе.
Эта девица в самом деле обвенчалась с младшим братом своей матери. Она
была уже в положении, когда все открылось, и появилась дилемма: то ли
взять на душу грех аборта, то ли родить плод кровосмешения, возможно, с
двумя головами, но без подбородков? Все основано на фактах, Ивлин, но мне
пришлось их обработать и упорядочить. И получилось, что моя героиня Бет Лу
не была истинной племянницей своему дяде, да и ребенок-то был зачат не от
него! Вот эти подробности я и выкинул из рассказа!
- Ну так напишите его снова, введите именно это и выкиньте
предыдущее. Вас должно заботить лишь то, чтобы были изменены имена
персонажей и названия мест. Не дай бог, если поступит хоть одна жалоба от
тех, кто себя узнает в ваших героях!
Попозже я принес ему исправленную версию, ни словом не обмолвясь, что
эта история произошла вовсе не с соученицей матери, а с героями книги,
принадлежащей моей тетке Эбби. Я попросту "слизал" ее с либретто "Цикла о
кольце Нибелунгов" Рихарда Вагнера. Сам-то Вагнер был никудышным
литератором, он лишь лихо сочинял музыку, а либретто ему делал некто
Гилберт.
Но его дурацкие сюжеты вполне подходили для переложения в современную
прозу, разумеется с изменениями в интонации, именах действующих лиц и
географических названиях. Нельзя даже сказать, что я крал эти сюжеты.
Скорее всего, слегка их "заимствовал". Они теперь в широком обиходе, мои
права на них закреплены, да к тому же и сам Вагнер умыкал их откуда-то из
прошлого!
Я вполне мог обеспечить себе доход, используя лишь вагнеровские
сюжеты, но они уже сидели у меня в печенках. Поэтому, когда Фингерхут ушел
в отставку и купил себе ранчо в Турции, я бросил писать любовные истории и
перешел на военную прозу. Ее продавать оказалось намного труднее, и иногда
я почти голодал, поскольку, зная кое-что о войне, я, в соответствии с
теорией Фингерхута, обрек себя на истинные скачки с препятствиями.
Кроме того, далеко не все из того, что я знал о войне и военной
службе, можно было ввести в рассказ или роман. И все же с некоторым
сожалением я вспоминал, насколько проще было иметь дело с "историями о
любви", ибо ни я, ни фингерхут, ни сам Вагнер не могли похвалиться
доскональным знанием женщин...
В особенности это оказалось применимым к Гвен. Я всегда полагал, что
любой женщине при переезде с квартиры требуется минимум семь мулов либо
эквивалентный им огромный контейнер. И я считал, что женщины по своей
природе существа неорганизованные. Я был убежден в этом.
Но Гвен собралась покинуть свою квартиру всего лишь с двумя
чемоданами - одним большим для одежды (он, кстати, был меньше моего
саквояжа!), в котором все было очень аккуратно уложено, и другим поменьше
для прочих предметов. Вот так.
Она выстроила в ряд наши пожитки: чехол, узел, большой чемодан,
маленький чемодан, свою сумку, мою палку и японское деревце. Задумчиво их
оглядев, она произнесла:
- Мне кажется, я могла бы все это увязать так, чтобы самой вынести из
дома.
Я запротестовал:
- Интересно, как ты это себе представляешь? У тебя же, кажется, всего
две руки. Надо нанять тележку.
- Как скажешь, Ричард!
- Так и скажу. - Я двинулся к ее терминалу и застыл. - Ох, я и забыл!
- Гвен, казалось, не слышала, ибо все ее внимание поглотило японское
деревце. - Я и забыл! - повторил я. - Гвен, ты становишься не очень-то
разговорчивой. Я сейчас тихонько проскользну к ближайшему терминалу и
сразу же вернусь.
- Нет, Ричард!
- Но ведь это всего лишь мгновение.
- Нет и нет, Ричард!
Я вздохнул:
- Как ты непреклонна!
- Ричард, я согласна на что угодно, только бы сейчас не расставаться.
Я даже не возражаю против того, чтобы все оставить здесь, рассчитывая, что
мы сможем вернуться. Или, скажем, все вынести наружу и оставить перед
дверью, а самим пойти на поиски тележки и еще позвонить мистеру
Миддлгаффу.
- И по возвращении констатировать пропажу всего? Или тут поблизости
вовсе не водятся двуногие крысы? - спросил я саркастически.
В любом космическом спутнике-поселении водились свои "темные ходоки",
весьма нежелательные для властей. Они всячески избегали возвращения на
Землю. Предполагалось, что власти Голден Рула успешно их вылавливают и
высылают, но насчет "высылки" ходили всякие слухи, которые заставляли меня
по возможности избегать встреч с такими "грызунами".
- Имеется, сэр, еще один способ, адекватный нашему продвижению к
будке с терминалом, - сказала Гвен. - Если бы нам удалось добраться до
жилищного Управления и получить новое обиталище, то тогда мы вызвали бы
тележку и дождались ее там. Но будка имеет то преимущество, что она
близко. Ты раньше сказал, что поднял бы оба груза, а трость приторочил бы
к чехлу. Я, пожалуй, позволю тебе так сделать, но только ненадолго. Тогда
я возьму оба чемодана, а сумку перевешу через плечо. Единственной
проблемой останется японское деревце. Но, Ричард, ты же видел в
"Географическом журнале" туземных девушек, несущих на голове узлы?
Не дожидаясь ответа, Гвен подняла горшок с деревцем, примостила его
на макушке, расправила локти, улыбнулась мне, потом присела, согнув лишь
колени, и взяла в обе руки по чемодану.
Она прошлась по квартире, поворачиваясь кругом и ожидая моей реакции.
Я зааплодировал.
- Благодарю вас, сэр! Осталось только одно. На пешеходной дороге
может быть людно, и меня, чего доброго, толкнут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124