Путь
через портовые кварталы пролегал мимо больших таверн "Хромой бык",
"Храбрая крыса" и "Овца в болоте", где собирались беженцы - мужчины и
женщины, согнанные с разоренных драконом дворов. И если кому-то были нужны
дешевые рабочие руки, он знал, что эти-то согласятся ворочать мебель и
чистить конюшни за несколько медяков. Однако зимние штормы, не дающие
кораблям выйти из гавани, и растущие цены на хлеб лишили завсегдатаев
таверн даже такого скудного заработка. Гномы, которых несмотря ни что было
в городе более чем достаточно, старались не ходить мимо "Овцы в болоте"
после полудня - в часы отчаяния, когда уже ясно, что никто тебя сегодня не
наймет и все, что тебе осталось - это потратить последние гроши на
выпивку.
Итак, с теми же предосторожностями, какими она пользовалась в не
знающем законов Уинтерлэнде, Дженни пробиралась к леди Таселдуин, или, как
ее называли на языке людей, мисс Мэб.
Дженни прекрасно понимала, что власть колдуньи-карлицы по сравнению с
ее собственной - огромна. Однако ни ревности, ни сожаления не возникало на
этот раз в ее душе. Наконец-то, впервые за долгие годы, Дженни нашла
учителя.
В большинстве случаев Мэб охотно делилась секретами, хотя магия
гномов казалась Дженни такой же странной и чуждой, как их мысли. У них
совсем не было школ, и такое впечатление, что гномы передавали власть и
знания чуть ли не по наследству от поколения к поколению загадочными,
непонятными Дженни способами. Мэб рассказывала ей об исцеляющих
заклинаниях, которыми издавна славилась Бездна; о зельях, утраченных
гномами с приходом дракона точно так же, как было утрачено все их золото;
о чарах, способных крепче привязать душу к плоти. Шла речь и о более
опасном колдовстве, когда душа целителя, вливаясь в душу больного, могла
спасти того от смерти. Упоминались и другие заклинания подземной магии -
заклинания хрусталя, камня, свивающейся темноты, значение которых Дженни
понимала весьма смутно, запоминая чисто механически и надеясь, что
понимание придет потом. Мэб рассказывала о движении подземных вод, о том,
как мыслят камни, о бесконечной череде пещер, никогда не видевших света.
Однажды разговор зашел о Зиерн.
- Да, она была когда-то ученицей в Пещерах Целителей. - Мэб
вздохнула, откладывая в сторону трехструнные цимбалы, с помощью которых
учила Дженни мелодике своих заклинаний. - Пустая девчонка, пустая и
испорченная. Был в ней какой-то талант злой насмешки - еще тогда. Она
сидела среди нас, внимала великим целителям, обладавшим властью, о какой
она и мечтать не могла, кивала с почтением своей ухоженной головенкой, а
потом передразнивала их перед своими друзьями, живущими в Бездне.
Дженни вспомнился серебряный отзвук смеха колдуньи и то, как Зиерн,
ускорив шаги, чуть не вынудила Дромара побежать за ней.
Был ранний вечер. Несмотря на холод, воздух в обиталище гномов был
спертый, недвижный. Шум на улице стих, слышались только перезвоны
множества башенных часов да одинокие крики угольщика, расхваливающего свой
товар.
Мэб покачала головой, голос ее звучал глуховато.
- Обожала выведывать секреты, как другие девчонки обожают сласти;
хотела обрести власть, подглядывая и подслушивая. Изучила все тайные пути,
ведущие в Пещеры Целителей, вынюхивала и шпионила, прячась в темноте. За
власть нужно платить, а она прикоснулась к тайнам более великим, нежели
она сама, и осквернила, отравила их, как отравила самое Сердце Бездны, -
да, она отравила его! - и обратила нашу мощь против нас самих.
Дженни была сбита с толку.
- И Дромар говорил нечто подобное, - сказала она. - Но как можно
осквернить заклинание? Исказить его? Тогда заклинание просто потеряет
силу. Не понимаю.
Мэб пристально посмотрела на нее, словно только сейчас вспомнив, что
Дженни не принадлежит к их народу.
- А ты и не должна понимать, - прозвучал ее нежный высокий голос. -
Это магия гномов. Людей это не касается.
- Однако Зиерн-то прикоснулась, - сказала Дженни, перенося вес тела
на пятки и давая отдохнуть коленям, болезненно ощущающим сквозь ветхую
подушку твердый камень пола. - Если она, конечно, в самом деле научилась в
Пещерах Целителей чему-то такому, что сделало ее величайшим магом
королевства...
- Ай! - с отвращением сказала карлица. - Целители Бездны были куда
могущественней, чем она! Клянусь Камнем, у меня было больше власти!
- Было? - ошеломленно переспросила Дженни. - Я знаю, что большинство
Целителей погибло в Бездне, когда пришел дракон, и думала, что просто не
осталось никого, кто бы мог бросить ей вызов. Магия гномов отличается от
людской магии, но власть есть власть. Как могла Зиерн уменьшить твою силу?
Но Мэб только потрясла головой, всплеснув бледными паутинных оттенков
волосами, и сказала яростно:
- Это дела гномов.
В последние дни Дженни редко видела Зиерн, но чародейка по-прежнему
занимала ее мысли. Влияние Зиерн пропитывало королевский двор подобно
аромату ее коричных благовоний. В пределах дворца Дженни постоянно
чувствовала присутствие колдуньи. Как бы там ни добыла Зиерн свою власть и
что бы она потом с ней ни делала, но Дженни никогда не забывала, насколько
эта власть велика. Когда, не заглянув даже в фолианты по магии, которые
Джон стянул для нее в дворцовой библиотеке, Дженни сидела перед своим
магическим кристаллом, наблюдая крохотные беззвучные образы сыновей,
опасно дурачащихся на заснеженных зубчатых стенах Холда, она чувствовала
себя виноватой. Дженни уже не испытывала чувства ревности к Зиерн, но
зависть еще оставалась. Правда, это была зависть продрогшего путника к
тем, кто сидит сейчас в теплых и светлых домах.
Но когда она спрашивала у Мэб о том, каким образом могла достичь
чародейка своей нынешней власти и почему гномы запретили ей появляться в
Бездне, карлица лишь твердила упрямо:
- Это дела гномов. Людей это не касается...
А Джон к тому времени стал всеобщим любимцем среди молодых
придворных. Они приходили в восторг от его нарочитого варварства и
называли своим ручным дикарем, когда он начинал рассуждать об инженерии
или о повадках свиней или цитировал классиков с ужасающим северным
акцентом. И каждое утро король, проходя по Галерее, отводил тусклые глаза,
а этикет не позволял Гарету заговорить первым.
- Чего он тянет? - допытывался Джон, когда они с Гаретом, потеряв еще
один день, вышли из арочного портика Галереи в холодный, расплывающийся
дневной свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
через портовые кварталы пролегал мимо больших таверн "Хромой бык",
"Храбрая крыса" и "Овца в болоте", где собирались беженцы - мужчины и
женщины, согнанные с разоренных драконом дворов. И если кому-то были нужны
дешевые рабочие руки, он знал, что эти-то согласятся ворочать мебель и
чистить конюшни за несколько медяков. Однако зимние штормы, не дающие
кораблям выйти из гавани, и растущие цены на хлеб лишили завсегдатаев
таверн даже такого скудного заработка. Гномы, которых несмотря ни что было
в городе более чем достаточно, старались не ходить мимо "Овцы в болоте"
после полудня - в часы отчаяния, когда уже ясно, что никто тебя сегодня не
наймет и все, что тебе осталось - это потратить последние гроши на
выпивку.
Итак, с теми же предосторожностями, какими она пользовалась в не
знающем законов Уинтерлэнде, Дженни пробиралась к леди Таселдуин, или, как
ее называли на языке людей, мисс Мэб.
Дженни прекрасно понимала, что власть колдуньи-карлицы по сравнению с
ее собственной - огромна. Однако ни ревности, ни сожаления не возникало на
этот раз в ее душе. Наконец-то, впервые за долгие годы, Дженни нашла
учителя.
В большинстве случаев Мэб охотно делилась секретами, хотя магия
гномов казалась Дженни такой же странной и чуждой, как их мысли. У них
совсем не было школ, и такое впечатление, что гномы передавали власть и
знания чуть ли не по наследству от поколения к поколению загадочными,
непонятными Дженни способами. Мэб рассказывала ей об исцеляющих
заклинаниях, которыми издавна славилась Бездна; о зельях, утраченных
гномами с приходом дракона точно так же, как было утрачено все их золото;
о чарах, способных крепче привязать душу к плоти. Шла речь и о более
опасном колдовстве, когда душа целителя, вливаясь в душу больного, могла
спасти того от смерти. Упоминались и другие заклинания подземной магии -
заклинания хрусталя, камня, свивающейся темноты, значение которых Дженни
понимала весьма смутно, запоминая чисто механически и надеясь, что
понимание придет потом. Мэб рассказывала о движении подземных вод, о том,
как мыслят камни, о бесконечной череде пещер, никогда не видевших света.
Однажды разговор зашел о Зиерн.
- Да, она была когда-то ученицей в Пещерах Целителей. - Мэб
вздохнула, откладывая в сторону трехструнные цимбалы, с помощью которых
учила Дженни мелодике своих заклинаний. - Пустая девчонка, пустая и
испорченная. Был в ней какой-то талант злой насмешки - еще тогда. Она
сидела среди нас, внимала великим целителям, обладавшим властью, о какой
она и мечтать не могла, кивала с почтением своей ухоженной головенкой, а
потом передразнивала их перед своими друзьями, живущими в Бездне.
Дженни вспомнился серебряный отзвук смеха колдуньи и то, как Зиерн,
ускорив шаги, чуть не вынудила Дромара побежать за ней.
Был ранний вечер. Несмотря на холод, воздух в обиталище гномов был
спертый, недвижный. Шум на улице стих, слышались только перезвоны
множества башенных часов да одинокие крики угольщика, расхваливающего свой
товар.
Мэб покачала головой, голос ее звучал глуховато.
- Обожала выведывать секреты, как другие девчонки обожают сласти;
хотела обрести власть, подглядывая и подслушивая. Изучила все тайные пути,
ведущие в Пещеры Целителей, вынюхивала и шпионила, прячась в темноте. За
власть нужно платить, а она прикоснулась к тайнам более великим, нежели
она сама, и осквернила, отравила их, как отравила самое Сердце Бездны, -
да, она отравила его! - и обратила нашу мощь против нас самих.
Дженни была сбита с толку.
- И Дромар говорил нечто подобное, - сказала она. - Но как можно
осквернить заклинание? Исказить его? Тогда заклинание просто потеряет
силу. Не понимаю.
Мэб пристально посмотрела на нее, словно только сейчас вспомнив, что
Дженни не принадлежит к их народу.
- А ты и не должна понимать, - прозвучал ее нежный высокий голос. -
Это магия гномов. Людей это не касается.
- Однако Зиерн-то прикоснулась, - сказала Дженни, перенося вес тела
на пятки и давая отдохнуть коленям, болезненно ощущающим сквозь ветхую
подушку твердый камень пола. - Если она, конечно, в самом деле научилась в
Пещерах Целителей чему-то такому, что сделало ее величайшим магом
королевства...
- Ай! - с отвращением сказала карлица. - Целители Бездны были куда
могущественней, чем она! Клянусь Камнем, у меня было больше власти!
- Было? - ошеломленно переспросила Дженни. - Я знаю, что большинство
Целителей погибло в Бездне, когда пришел дракон, и думала, что просто не
осталось никого, кто бы мог бросить ей вызов. Магия гномов отличается от
людской магии, но власть есть власть. Как могла Зиерн уменьшить твою силу?
Но Мэб только потрясла головой, всплеснув бледными паутинных оттенков
волосами, и сказала яростно:
- Это дела гномов.
В последние дни Дженни редко видела Зиерн, но чародейка по-прежнему
занимала ее мысли. Влияние Зиерн пропитывало королевский двор подобно
аромату ее коричных благовоний. В пределах дворца Дженни постоянно
чувствовала присутствие колдуньи. Как бы там ни добыла Зиерн свою власть и
что бы она потом с ней ни делала, но Дженни никогда не забывала, насколько
эта власть велика. Когда, не заглянув даже в фолианты по магии, которые
Джон стянул для нее в дворцовой библиотеке, Дженни сидела перед своим
магическим кристаллом, наблюдая крохотные беззвучные образы сыновей,
опасно дурачащихся на заснеженных зубчатых стенах Холда, она чувствовала
себя виноватой. Дженни уже не испытывала чувства ревности к Зиерн, но
зависть еще оставалась. Правда, это была зависть продрогшего путника к
тем, кто сидит сейчас в теплых и светлых домах.
Но когда она спрашивала у Мэб о том, каким образом могла достичь
чародейка своей нынешней власти и почему гномы запретили ей появляться в
Бездне, карлица лишь твердила упрямо:
- Это дела гномов. Людей это не касается...
А Джон к тому времени стал всеобщим любимцем среди молодых
придворных. Они приходили в восторг от его нарочитого варварства и
называли своим ручным дикарем, когда он начинал рассуждать об инженерии
или о повадках свиней или цитировал классиков с ужасающим северным
акцентом. И каждое утро король, проходя по Галерее, отводил тусклые глаза,
а этикет не позволял Гарету заговорить первым.
- Чего он тянет? - допытывался Джон, когда они с Гаретом, потеряв еще
один день, вышли из арочного портика Галереи в холодный, расплывающийся
дневной свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85