Улетай хотя бы ты".
"И что дальше? - Голос в ее мозгу стал едок и ядовит, точно уксусные
испарения. - Улететь, чтобы метаться, как нищий на распутье? - Дракон
вздернул голову; длинные чешуйки его гривы зазвучали, словно далекие,
колеблемые ветром колокола. - Это сделала со мной ты, колдунья! Пока твой
разум не коснулся моего, я не был привязан к этому месту..."
- Ты был привязан, - тихо сказал Аверсин. - Это случилось еще до
того, как разум Дженни коснулся твоего, просто ты об этом не догадывался.
Ты ведь не пытался улететь отсюда раньше?
"Я оставался здесь, потому что мне так хотелось".
- И королю хочется оставаться с Зиерн, хотя она убивает его. Нет,
Моркелеб, это Зиерн связала тебя твоей же алчностью, как пыталась связать
бедного Гара его же любовью. Если мы не найдем выхода, ты будешь,
зачарованный, лежать на грудах золота до самой смерти. И ты знаешь сам,
что это так.
"Это неправда!"
"Правда или нет, - мысленно сказала Дженни, - но я приказываю тебе,
Моркелеб: сразу, как рассветет, ты отнесешь меня к Цитадели Халната с тем,
чтобы я могла попросить владыку Поликарпа вывести отсюда остальных через
Бездну".
Дракон вскинулся на дыбы, ощетинясь смертоносной чешуей. Его голос
рассек мозг Дженни, как серебряный хлыст:
"Я не твой почтовый голубь и не твой слуга!"
Дженни уже тоже была на ногах и, запрокинув голову, глядела в
мерцающие пропасти его глаз.
"Нет, - сказала она, торопливо перебирая хрустальную цепочку его
тайного имени. - Ты мой раб, ты отдал себя мне в рабство за спасение твоей
жизни. И я говорю тебе: ты это сделаешь!"
Они смотрели в глаза друг другу. Остальные, не слышавшие их
беззвучного диалога, увидели и почувствовали лишь беспричинную вспышку
драконьей ярости. Гарет схватил за плечи Трэй и толкнул в сторону черного
проема Врат. Аверсин сделал попытку подняться и вновь упал на спину с
резким выдохом. Гневно оттолкнул кинувшегося на помощь Гарета, не сводя
глаз с хрупкой женской фигурки, бесстрашно стоящей перед дымящейся яростью
чудовища.
Все это Дженни воспринимала лишь краем сознания, как узор ткани, на
которую нанесен главный рисунок. Разум ее с кристальной ясностью был
нацелен в бездонные глубины, из которых на нее катилась темная волна
злобы. Магия Дженни словно вспыхнула от прикосновения разума дракона,
становясь все сильнее и сильнее. Тайное имя звучало не переставая. Наконец
Моркелеб осел на задние лапы и снова принял позу сфинкса.
Голос его зазвучал неожиданно мягко:
"Ты же знаешь, Дженни Уэйнест, что долететь до гор ты могла бы и без
моей помощи. Ты знаешь драконов и их магию. Ты уже могла бы стать одним из
нас".
"И ты бы помог мне в этом, - ответила она, - чтобы выйти из моей
воли. Но в обратном превращении ты бы мне уже не помог".
Смотреть в его глаза было все равно что падать в сердце звезды.
"Если бы ты захотела, помог бы".
Страсть к магии, страсть отделить себя от всего, что отделяло ее от
цели, нахлынула лихорадочным жаром. "Чтобы быть магом, надо быть им", -
говорил старый Каэрдин.
И еще говорил он: "Драконы обманывают не ложью, а правдой".
Дженни отвела взгляд.
"Ты говоришь это только потому, что, став драконом, я утрачу над
тобой власть, Черный Моркелеб".
Он ответил:
"Не только, колдунья".
И, распахнув шелковые крылья, призраком растаял в ночи.
Несмотря на то, что битва у Врат Бездны отняла последние силы, Дженни
и в эту ночь не смогла сомкнуть глаз. Чутко вслушиваясь и всматриваясь в
темноту, она сидела на гранитных ступенях и вновь пыталась уверить себя,
что охраняет лагерь, хотя отлично знала, что люди короля сегодня не
осмелятся вернуться. Она вникала в эту ночь чуть ли не с физическим
напряжением; лунная изморозь лежала на камнях и краях трещин серебряным
наплавом; клубы сорняков вставали белыми султанами над истоптанной пылью
площади. Трупов внизу уже не было - они исчезли, пока Дженни меняла у
костерка в Рыночном Зале перевязки Джону. Либо Моркелеб был слишком
тактичен, либо просто голоден.
В холодном ночном молчании Дженни пыталась заняться медитацией, но
душа ее была смутна, душа разрывалась между великой магией и мелкими
радостями жизни. Тишина каменного дома на Мерзлом Водопаде, детские цепкие
пальчики и Джон...
Джон... Она оглянулась и посмотрела в широкий проем, где он лежал у
костерка, укрытый медвежьими шкурами: широкоплечий, крепко сбитый - даже и
не предположишь, что он способен двигаться со стремительной грацией борзой
собаки. Ведь это страх за него погнал Дженни в Бездну на поиски лекарств -
и в итоге заставил взглянуть в серебряные глаза дракона. И все же Дженни
по-прежнему не могла себе представить, как можно жить на свете без этой
внезапной мальчишеской улыбки.
Адрик тоже умел так улыбаться, переняв веселую, солнечную часть
причудливого характера Джона. А Ян унаследовал чувствительность матери, ее
ненасытное любопытство, ее одержимость, граничащую с сумасшествием. "Его
сыновья, - подумала Дженни. - Мои сыновья..."
Потом вернулось воспоминание о том, какую власть она вызвала к жизни,
чтобы остановить разъяренную толпу у этих ступеней, и неожиданно
отозвалось сладостным восторгом и ликованием. Случившееся по-прежнему
ужасало Дженни, усталость по-прежнему ныла в каждой косточке, и все же
чувство победы над собственной беспомощностью не проходило. Как могла она
растратить столько лет, прежде чем сделала первый шаг к могуществу!
Одно-единственное касание разума Моркелеба - и в мозгу ее распахнулось
множество дверей, ранее заколоченных наглухо. И если теперь Дженни от
всего этого откажется, сколько тайных комнат останутся неисследованными?
Искус великой магии... Одни лишь колдуны способны понять, что это такое:
чувство, подобное лютому голоду, который не утолить. Дженни и не мечтала
никогда о таком колдовстве, словно сотканном из света звезд; колдовстве,
заключенном в бездонном сумрачном разуме дракона; колдовстве, способном
внимать пению китов в далеких северных морях. Каменный домик у Мерзлого
Водопада вдруг представился Дженни тесной тюрьмой; жадно цепляющиеся
детские руки, казалось, удерживали ее от шага за порог - на свободу.
Может быть, Моркелеб в самом деле околдовал ее? Дженни запахнулась
поплотнее в одеяло из медвежьей шкуры и поглядела в царственную ночную
синеву над западным хребтом. Разве не могло случиться, что одна из
драконьих мелодий обернулась заклятием, после которого теряешь интерес к
делам людей и хочешь одной лишь свободы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
"И что дальше? - Голос в ее мозгу стал едок и ядовит, точно уксусные
испарения. - Улететь, чтобы метаться, как нищий на распутье? - Дракон
вздернул голову; длинные чешуйки его гривы зазвучали, словно далекие,
колеблемые ветром колокола. - Это сделала со мной ты, колдунья! Пока твой
разум не коснулся моего, я не был привязан к этому месту..."
- Ты был привязан, - тихо сказал Аверсин. - Это случилось еще до
того, как разум Дженни коснулся твоего, просто ты об этом не догадывался.
Ты ведь не пытался улететь отсюда раньше?
"Я оставался здесь, потому что мне так хотелось".
- И королю хочется оставаться с Зиерн, хотя она убивает его. Нет,
Моркелеб, это Зиерн связала тебя твоей же алчностью, как пыталась связать
бедного Гара его же любовью. Если мы не найдем выхода, ты будешь,
зачарованный, лежать на грудах золота до самой смерти. И ты знаешь сам,
что это так.
"Это неправда!"
"Правда или нет, - мысленно сказала Дженни, - но я приказываю тебе,
Моркелеб: сразу, как рассветет, ты отнесешь меня к Цитадели Халната с тем,
чтобы я могла попросить владыку Поликарпа вывести отсюда остальных через
Бездну".
Дракон вскинулся на дыбы, ощетинясь смертоносной чешуей. Его голос
рассек мозг Дженни, как серебряный хлыст:
"Я не твой почтовый голубь и не твой слуга!"
Дженни уже тоже была на ногах и, запрокинув голову, глядела в
мерцающие пропасти его глаз.
"Нет, - сказала она, торопливо перебирая хрустальную цепочку его
тайного имени. - Ты мой раб, ты отдал себя мне в рабство за спасение твоей
жизни. И я говорю тебе: ты это сделаешь!"
Они смотрели в глаза друг другу. Остальные, не слышавшие их
беззвучного диалога, увидели и почувствовали лишь беспричинную вспышку
драконьей ярости. Гарет схватил за плечи Трэй и толкнул в сторону черного
проема Врат. Аверсин сделал попытку подняться и вновь упал на спину с
резким выдохом. Гневно оттолкнул кинувшегося на помощь Гарета, не сводя
глаз с хрупкой женской фигурки, бесстрашно стоящей перед дымящейся яростью
чудовища.
Все это Дженни воспринимала лишь краем сознания, как узор ткани, на
которую нанесен главный рисунок. Разум ее с кристальной ясностью был
нацелен в бездонные глубины, из которых на нее катилась темная волна
злобы. Магия Дженни словно вспыхнула от прикосновения разума дракона,
становясь все сильнее и сильнее. Тайное имя звучало не переставая. Наконец
Моркелеб осел на задние лапы и снова принял позу сфинкса.
Голос его зазвучал неожиданно мягко:
"Ты же знаешь, Дженни Уэйнест, что долететь до гор ты могла бы и без
моей помощи. Ты знаешь драконов и их магию. Ты уже могла бы стать одним из
нас".
"И ты бы помог мне в этом, - ответила она, - чтобы выйти из моей
воли. Но в обратном превращении ты бы мне уже не помог".
Смотреть в его глаза было все равно что падать в сердце звезды.
"Если бы ты захотела, помог бы".
Страсть к магии, страсть отделить себя от всего, что отделяло ее от
цели, нахлынула лихорадочным жаром. "Чтобы быть магом, надо быть им", -
говорил старый Каэрдин.
И еще говорил он: "Драконы обманывают не ложью, а правдой".
Дженни отвела взгляд.
"Ты говоришь это только потому, что, став драконом, я утрачу над
тобой власть, Черный Моркелеб".
Он ответил:
"Не только, колдунья".
И, распахнув шелковые крылья, призраком растаял в ночи.
Несмотря на то, что битва у Врат Бездны отняла последние силы, Дженни
и в эту ночь не смогла сомкнуть глаз. Чутко вслушиваясь и всматриваясь в
темноту, она сидела на гранитных ступенях и вновь пыталась уверить себя,
что охраняет лагерь, хотя отлично знала, что люди короля сегодня не
осмелятся вернуться. Она вникала в эту ночь чуть ли не с физическим
напряжением; лунная изморозь лежала на камнях и краях трещин серебряным
наплавом; клубы сорняков вставали белыми султанами над истоптанной пылью
площади. Трупов внизу уже не было - они исчезли, пока Дженни меняла у
костерка в Рыночном Зале перевязки Джону. Либо Моркелеб был слишком
тактичен, либо просто голоден.
В холодном ночном молчании Дженни пыталась заняться медитацией, но
душа ее была смутна, душа разрывалась между великой магией и мелкими
радостями жизни. Тишина каменного дома на Мерзлом Водопаде, детские цепкие
пальчики и Джон...
Джон... Она оглянулась и посмотрела в широкий проем, где он лежал у
костерка, укрытый медвежьими шкурами: широкоплечий, крепко сбитый - даже и
не предположишь, что он способен двигаться со стремительной грацией борзой
собаки. Ведь это страх за него погнал Дженни в Бездну на поиски лекарств -
и в итоге заставил взглянуть в серебряные глаза дракона. И все же Дженни
по-прежнему не могла себе представить, как можно жить на свете без этой
внезапной мальчишеской улыбки.
Адрик тоже умел так улыбаться, переняв веселую, солнечную часть
причудливого характера Джона. А Ян унаследовал чувствительность матери, ее
ненасытное любопытство, ее одержимость, граничащую с сумасшествием. "Его
сыновья, - подумала Дженни. - Мои сыновья..."
Потом вернулось воспоминание о том, какую власть она вызвала к жизни,
чтобы остановить разъяренную толпу у этих ступеней, и неожиданно
отозвалось сладостным восторгом и ликованием. Случившееся по-прежнему
ужасало Дженни, усталость по-прежнему ныла в каждой косточке, и все же
чувство победы над собственной беспомощностью не проходило. Как могла она
растратить столько лет, прежде чем сделала первый шаг к могуществу!
Одно-единственное касание разума Моркелеба - и в мозгу ее распахнулось
множество дверей, ранее заколоченных наглухо. И если теперь Дженни от
всего этого откажется, сколько тайных комнат останутся неисследованными?
Искус великой магии... Одни лишь колдуны способны понять, что это такое:
чувство, подобное лютому голоду, который не утолить. Дженни и не мечтала
никогда о таком колдовстве, словно сотканном из света звезд; колдовстве,
заключенном в бездонном сумрачном разуме дракона; колдовстве, способном
внимать пению китов в далеких северных морях. Каменный домик у Мерзлого
Водопада вдруг представился Дженни тесной тюрьмой; жадно цепляющиеся
детские руки, казалось, удерживали ее от шага за порог - на свободу.
Может быть, Моркелеб в самом деле околдовал ее? Дженни запахнулась
поплотнее в одеяло из медвежьей шкуры и поглядела в царственную ночную
синеву над западным хребтом. Разве не могло случиться, что одна из
драконьих мелодий обернулась заклятием, после которого теряешь интерес к
делам людей и хочешь одной лишь свободы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85