Идите с миром. — Но внезапно спохватился и добавил: — Нет. Подождите. Сначала узнаем, что случилось. Пожалуйста, все оставайтесь пока на своих местах.
Отец Мёрфи повернулся и увидел священника, который только что молился на коленях, а сейчас стоял на верхней ступени амвона. Мёрфи узнал в нем высокого, с серьезным взглядом темно-зеленых глаз, человека, которого повстречал здесь утром, и, как ни странно, ничуть не удивился, снова увидев его. Отец Мёрфи откашлялся:
— Вы что-то хотите сказать?
Брайен Флинн вытащил из-под черной сутаны пистолет и ткнул ему под ребра холодное дуло.
— Повернитесь.
Отец Мёрфи глубоко вздохнул:
— Кто вы такой? Что вам нужно?
— Новый архиепископ!
Флинн оттолкнул Мёрфи от кафедры и взял в руки микрофон. Увидев, что кардинал со свитой уже у алтаря, он обратился к прихожанам, по-прежнему сидевшим и стоящим на своих местах.
— Дамы и господа! — прозвучал его голос. — Прошу вашего внимания…
Морин Мелон застыла на месте в нескольких футах от алтарного ограждения, не в силах оторвать взгляда от высокой темной фигуры на амвоне. Человек позади нее подтолкнул ее вперед. Она медленно повернулась.
— Кто вы?
Тот показал пистолет, заткнутый за пояс.
— Можешь быть уверена — я не из полиции… — Его нью-йоркское произношение куда-то исчезло, преобразившись в легкий ирландский акцент. — Пошевеливайся и ты, Бакстер, и вы, Ваше Высокопреосвященство.
Один из шедших впереди открыл врата мраморного алтаря и изогнулся в шутовском поклоне:
— Не возжелаете ли войти?
* * *
Патрик Бурк, весьма неуютно чувствующий себя на лошади, глядел сверху на толпу. Через два квартала он обратил внимание на взволнованных людей, которые явно были напуганы куда больше основной массы вокруг. Витрины магазинов Картье и Гуччи, как и в других, были разбиты по всей Пятой авеню. Напротив многих магазинов стояли полицейские в форме, но это не мешало мародерам. Это была та страшная смесь сражения и празднества, битвы и пира, которую ирландцы называют доннибрук. Вдалеке Бурк увидел собор и понял, что центр беспорядков именно там.
Толпа вокруг Патрика состояла из участников шествия, которые передавали друг другу по рядам бутылки и распевали песни. Духовой оркестр играл «Восток-Запад», поддерживаемый хором вышагивающих рядом энтузиастов. Бетти пришпорила лошадь.
На середине следующего квартала, не доезжая до собора, толпа начала сгущаться, и лошадь стали теснить к тротуару. При каждом рывке лошади кто-то из толпы падал ей под ноги и отползал.
— Давай! Пробивайся! — крикнул Бурк.
Бетти в ответ так же громко закричала:
— Боже! Их здесь как сельди в бочке!
Она натянула поводья, и лошадь поднялась на дыбы. Толпа шарахнулась врассыпную, и какое-то время всадники продвигались спокойно, но затем Бетти пришлось снова повторить тот же маневр.
Бурк почувствовал сильную тошноту и удушье, он жадно глотал воздух.
— Хорошо! Хорошо, великолепная работа!
— Долго нам еще?
— Пожалуй, пока Комиссар не упадет в изнеможении у ограды.
* * *
Брайен Флинн ждал, пока кардинал с сопровождающими пройдут за ограждение алтарного помоста, затем проговорил в микрофон:
— Дамы и господа! В подвале произошел небольшой пожар. Прошу соблюдать спокойствие. Быстро проходите к выходам, идите к парадным дверям.
По залу прокатился гул, из разных концов собора доносились крики:
— Пожар! Пожар! Пожар!
Церковные скамьи мгновенно опустели, и проходы между ними забили люди, кинувшиеся к выходам. Подсвечники опрокинулись, свечи рассыпались по полу, и их сразу растоптала сметающая все на своем пути толпа. Опустел книжный магазинчик при входе в собор, торгующий религиозной литературой, и первая волна людей, охваченных паникой, заполнила вестибюль, а оттуда потоком хлынула через три дверных прохода парадных дверей и разлилась по ступеням собора. Стоявшие там зрители внезапно оказались подхваченными разбушевавшимся людским морем, прорывающимся через порталы храма. Оно выплеснулось на тротуар к полицейским заслонам, и человеческий ураган вызвал панику по всей Пятой авеню.
Епископ Доунс на первых порах попытался бороться против этого прилива и прорваться в собор, но застрял на улице, зажатый между тучной женщиной и дородным офицером полиции.
Двое мужчин, переодетых священниками, которые приставили оружие к спинам агентов специальных служб, смешались с движущейся массой и исчезли. Агенты попытались было прорваться к ступеням, но были вынесены толпой обратно на Пятую авеню.
Полицейские мотороллеры были опрокинуты, а на патрульные машины взгромоздились люди, чтобы не оказаться задавленными в толпе. Шеренги манифестантов смешались и поглотились общей человеческой массой. Полицейские ряды растянулись как можно шире, чтобы сдерживать охваченных паникой людей, но без радиосвязи их действия оказались несогласованными и беспомощными.
Бригады телерепортеров продолжали снимать происходящее, пока бушующая толпа не смела и их.
* * *
Инспектор Филип Лэнгли некоторое время вглядывался в темноту из командирского вертолета нью-йоркского управления полиции. Затем он повернулся к заместителю комиссара Рурку и громко выкрикнул, пытаясь перекричать рокочущие звуки лопастей винтов:
— Думаю, парад по случаю святого Патрика уже закончился.
Заместитель комиссара Рурк долго смотрел на него, а затем взглянул вниз и увидел невероятную картину. Был час пик, на дорогах образовалась огромная пробка, растянувшаяся на несколько миль. Целое море народа заполонило проезжую часть и тротуары от Тридцать четвертой улицы, с ее южного конца, и до Семьдесят второй на севере. На этой маленькой территории в центре города сосредоточился почти миллион людей, и ни один человек не собирался уходить.
— Сколько же несчастных там внизу, Филип!
Лэнгли прикурил сигарету.
— Сегодня вечером я подам прошение об отставке.
Рурк взглянул на него.
— Надеюсь, что хоть кто-нибудь окажется на месте и сможет принять ваше прошение. — Он вновь перевел взгляд вниз на улицы. — Почти все офицеры нью-йоркской полиции находятся сейчас где-то внизу, отрезанные от своего командования, без связи. — Рурк повернулся к Лэнгли. — И это страшнее всего.
Лэнгли покачал головой:
— Нет. Думаю, что самое страшное еще впереди.
* * *
На перекрестке Пятидесятой улицы Бурк увидел группу мужчин с яркими оранжевыми шарфами, едущих в «черном воронке», и вспомнил ирландскую поговорку: «Если хочешь, чтобы на тебя смотрели, начинай бороться». Эти оранжисты хотели обратить на себя внимание, и Бурк знал почему. Он знал также, что они вовсе не были оранжистами, их подбил на эту провокацию настоятель кафедрального собора в Бостоне, и тупые ирландцы, у которых храбрости хоть отбавляй, а мозгов маловато, с легкостью согласились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Отец Мёрфи повернулся и увидел священника, который только что молился на коленях, а сейчас стоял на верхней ступени амвона. Мёрфи узнал в нем высокого, с серьезным взглядом темно-зеленых глаз, человека, которого повстречал здесь утром, и, как ни странно, ничуть не удивился, снова увидев его. Отец Мёрфи откашлялся:
— Вы что-то хотите сказать?
Брайен Флинн вытащил из-под черной сутаны пистолет и ткнул ему под ребра холодное дуло.
— Повернитесь.
Отец Мёрфи глубоко вздохнул:
— Кто вы такой? Что вам нужно?
— Новый архиепископ!
Флинн оттолкнул Мёрфи от кафедры и взял в руки микрофон. Увидев, что кардинал со свитой уже у алтаря, он обратился к прихожанам, по-прежнему сидевшим и стоящим на своих местах.
— Дамы и господа! — прозвучал его голос. — Прошу вашего внимания…
Морин Мелон застыла на месте в нескольких футах от алтарного ограждения, не в силах оторвать взгляда от высокой темной фигуры на амвоне. Человек позади нее подтолкнул ее вперед. Она медленно повернулась.
— Кто вы?
Тот показал пистолет, заткнутый за пояс.
— Можешь быть уверена — я не из полиции… — Его нью-йоркское произношение куда-то исчезло, преобразившись в легкий ирландский акцент. — Пошевеливайся и ты, Бакстер, и вы, Ваше Высокопреосвященство.
Один из шедших впереди открыл врата мраморного алтаря и изогнулся в шутовском поклоне:
— Не возжелаете ли войти?
* * *
Патрик Бурк, весьма неуютно чувствующий себя на лошади, глядел сверху на толпу. Через два квартала он обратил внимание на взволнованных людей, которые явно были напуганы куда больше основной массы вокруг. Витрины магазинов Картье и Гуччи, как и в других, были разбиты по всей Пятой авеню. Напротив многих магазинов стояли полицейские в форме, но это не мешало мародерам. Это была та страшная смесь сражения и празднества, битвы и пира, которую ирландцы называют доннибрук. Вдалеке Бурк увидел собор и понял, что центр беспорядков именно там.
Толпа вокруг Патрика состояла из участников шествия, которые передавали друг другу по рядам бутылки и распевали песни. Духовой оркестр играл «Восток-Запад», поддерживаемый хором вышагивающих рядом энтузиастов. Бетти пришпорила лошадь.
На середине следующего квартала, не доезжая до собора, толпа начала сгущаться, и лошадь стали теснить к тротуару. При каждом рывке лошади кто-то из толпы падал ей под ноги и отползал.
— Давай! Пробивайся! — крикнул Бурк.
Бетти в ответ так же громко закричала:
— Боже! Их здесь как сельди в бочке!
Она натянула поводья, и лошадь поднялась на дыбы. Толпа шарахнулась врассыпную, и какое-то время всадники продвигались спокойно, но затем Бетти пришлось снова повторить тот же маневр.
Бурк почувствовал сильную тошноту и удушье, он жадно глотал воздух.
— Хорошо! Хорошо, великолепная работа!
— Долго нам еще?
— Пожалуй, пока Комиссар не упадет в изнеможении у ограды.
* * *
Брайен Флинн ждал, пока кардинал с сопровождающими пройдут за ограждение алтарного помоста, затем проговорил в микрофон:
— Дамы и господа! В подвале произошел небольшой пожар. Прошу соблюдать спокойствие. Быстро проходите к выходам, идите к парадным дверям.
По залу прокатился гул, из разных концов собора доносились крики:
— Пожар! Пожар! Пожар!
Церковные скамьи мгновенно опустели, и проходы между ними забили люди, кинувшиеся к выходам. Подсвечники опрокинулись, свечи рассыпались по полу, и их сразу растоптала сметающая все на своем пути толпа. Опустел книжный магазинчик при входе в собор, торгующий религиозной литературой, и первая волна людей, охваченных паникой, заполнила вестибюль, а оттуда потоком хлынула через три дверных прохода парадных дверей и разлилась по ступеням собора. Стоявшие там зрители внезапно оказались подхваченными разбушевавшимся людским морем, прорывающимся через порталы храма. Оно выплеснулось на тротуар к полицейским заслонам, и человеческий ураган вызвал панику по всей Пятой авеню.
Епископ Доунс на первых порах попытался бороться против этого прилива и прорваться в собор, но застрял на улице, зажатый между тучной женщиной и дородным офицером полиции.
Двое мужчин, переодетых священниками, которые приставили оружие к спинам агентов специальных служб, смешались с движущейся массой и исчезли. Агенты попытались было прорваться к ступеням, но были вынесены толпой обратно на Пятую авеню.
Полицейские мотороллеры были опрокинуты, а на патрульные машины взгромоздились люди, чтобы не оказаться задавленными в толпе. Шеренги манифестантов смешались и поглотились общей человеческой массой. Полицейские ряды растянулись как можно шире, чтобы сдерживать охваченных паникой людей, но без радиосвязи их действия оказались несогласованными и беспомощными.
Бригады телерепортеров продолжали снимать происходящее, пока бушующая толпа не смела и их.
* * *
Инспектор Филип Лэнгли некоторое время вглядывался в темноту из командирского вертолета нью-йоркского управления полиции. Затем он повернулся к заместителю комиссара Рурку и громко выкрикнул, пытаясь перекричать рокочущие звуки лопастей винтов:
— Думаю, парад по случаю святого Патрика уже закончился.
Заместитель комиссара Рурк долго смотрел на него, а затем взглянул вниз и увидел невероятную картину. Был час пик, на дорогах образовалась огромная пробка, растянувшаяся на несколько миль. Целое море народа заполонило проезжую часть и тротуары от Тридцать четвертой улицы, с ее южного конца, и до Семьдесят второй на севере. На этой маленькой территории в центре города сосредоточился почти миллион людей, и ни один человек не собирался уходить.
— Сколько же несчастных там внизу, Филип!
Лэнгли прикурил сигарету.
— Сегодня вечером я подам прошение об отставке.
Рурк взглянул на него.
— Надеюсь, что хоть кто-нибудь окажется на месте и сможет принять ваше прошение. — Он вновь перевел взгляд вниз на улицы. — Почти все офицеры нью-йоркской полиции находятся сейчас где-то внизу, отрезанные от своего командования, без связи. — Рурк повернулся к Лэнгли. — И это страшнее всего.
Лэнгли покачал головой:
— Нет. Думаю, что самое страшное еще впереди.
* * *
На перекрестке Пятидесятой улицы Бурк увидел группу мужчин с яркими оранжевыми шарфами, едущих в «черном воронке», и вспомнил ирландскую поговорку: «Если хочешь, чтобы на тебя смотрели, начинай бороться». Эти оранжисты хотели обратить на себя внимание, и Бурк знал почему. Он знал также, что они вовсе не были оранжистами, их подбил на эту провокацию настоятель кафедрального собора в Бостоне, и тупые ирландцы, у которых храбрости хоть отбавляй, а мозгов маловато, с легкостью согласились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159