Безжалостные к детям
И к горю матерей
Они мужчин уводят
Отцов и сыновей…
— Спасибо, мистер Хики…
Не слушая звукооператора, Хики запел припев:
Едут по городу танки,
Рыщут броневики,
Видеть нас всех за решеткой -
Вот что хотят враги-и-и…
— Благодарю вас, сэр.
Свет камеры стал ярче. Кто-то крикнул: «Эфир включен!» Рот посмотрел в камеру и начал:
— Добрый вечер. Я Дэвид…
Его голос заглушало пение Хики:
И судьи их продажны,
И нет закона словно,
Их суд нас обвиняет -
Ирландия виновна-а-а!
Рот посмотрел в его сторону:
— Благодарю вас…
А над страною снова
Тень Кромвеля витает.
Британия — позорна.
Все люди это знают…
Рот покосился на Хики, который наконец-то, похоже, закончил песню. Затем повернулся снова к камерам и произнес:
— Добрый вечер. Я Дэвид Рот. Мы ведем прямую трансляцию… Как вы сами можете видеть, из зала для пресс-конференций собора святого Патрика. Недалеко от того места, где мы находимся, неизвестное число вооруженных боевиков из рядов ИРА…
— Фениев! — поправил Хики.
— Да… фениев… Они захватили собор и удерживают четверых заложников: кардинала…
— Все это они уже знают! — выкрикнул Хики. Рот встревоженно оглянулся.
— Да… Сейчас с нами здесь присутствует мистер Джон Хики, один из этих… фениев…
— Переведи камеру на меня, Джерри, — приказал Хики. — Чуть повыше… Вот так!
Широко улыбнувшись в камеру, Хики начал говорить:
— Добрый вечер и с днем святого Патрика! Я — Джон Хики, поэт, ученый, солдат и патриот. — Он поудобнее устроился на стуле. — Я родился примерно в тысяча девятьсот пятом году в небольшом каменном коттедже неподалеку от Клонакилти в графстве Корк. Моими родителями были Томас и Мэри Хики. В шестнадцатом году, еще совсем мальчишкой, я начал служить своей стране в качестве связного в ИРА. В пасхальный понедельник того года я находился в здании главного почтамта Дублина вместе с поэтом Пэдом Пирсом, лейбористским лидером Джеймсом Коннолли и их людьми, а также со своим отцом, Томасом, святым для меня. Нас окружили со всех сторон ирландские стрелки и мушкетеры — верные лакеи британской армии. — Хики прервался на минутку, снова выпустил несколько клубов дыма и продолжал: — Пэд Пирс зачитал прокламацию со ступеней почтамта, и его слова по сей день звучат в моих ушах. — Хики откашлялся и громко и отчетливо начал цитировать:
«Ирландские мужчины и женщины, во имя Господа нашего, во имя предков наших, от которых и пошли древние традиции народа, Ирландия с нашей помощью собирает детей своих под свои знамена и будет биться за свободу и счастье…»
Хики продолжал свой рассказ, сплетая в нем исторические факты и собственные измышления, документальные доказательства и личные пристрастия, выставляя себя как главного участника многих известных событий, произошедших за десятилетия после ирландского восстания в пасхальный понедельник 16-го года.
Большинство репортеров с открытыми ртами слушали историю Хики; другие были нетерпеливы и озадачены.
Казалось, Хики не обращал никакого внимания ни на них, ни на операторов, ни на осветителей. Время от времени он упоминал про собор, чем возбуждал интерес присутствующих, затем вновь уходил в пространные рассуждения относительно вины британского и американского правительств или правительств разделенной Ирландии, старательно избегая при этом говорить со злобой и ненавистью о народах этих стран.
Еще он рассказывал о своих страданиях, ранениях, своем замученном отце, смерти своих друзей, своей единственной потерянной любви, при этом вспоминая каждого человека по имени. Он сиял лучезарной улыбкой, когда говорил о своих революционных победах, и мрачно хмурился, когда предупреждал о тяжких последствиях раздела Ирландии. В конце концов он сам утомился от своего бесконечного рассказа и попросил стакан воды.
Рот воспользовался паузой и начал задавать вопросы:
— Не могли бы вы подробнее рассказать, как удалось захватить собор? Каковы ваши требования? Будете ли вы убивать заложников и разрушать собор, если…
Хики поднял руку вверх, призывая его замолчать.
— Я еще не закончил свое выступление, парень. Так на чем я остановился? А, да. Тысяча девятьсот пятьдесят шестой год. В этом году, помнится, ИРА, действуя с юга, развернула кампанию против британских оккупантов, захвативших шесть северных графств. Я командовал взводом в одном местечке недалеко от Дунского леса, нас осадил целый полк парашютистов британских войск, которых поддерживали эти убийцы из Королевской ольстерской полиции. — Хики продолжал в том же духе.
Лэнгли долго наблюдал за ним из угла, затем перевел взгляд на газетчиков и телевизионщиков. Они казались просто жалкими, но Лэнгли подумал, что зрители воспринимают Хики совсем иначе. Он придерживался довольно трудной манеры рассказа, где простота граничит с грубоватостью. Сидя перед камерой, он потел, курил, кривился, чесался — что-либо подобного по телевидению не передавалось уже давно.
Джон Хики, которого видели, сидя у своих телевизоров, больше пятидесяти миллионов американских семей, становился народным героем. И Лэнгли вовсе не удивился бы, если бы узнал, что уличные торговцы на Мэдисон-авеню уже вовсю продают майки с изображением Джона Хики.
Глава 44
Брайен Флинн стоял около алтаря, уставившись на экран поставленного на него телевизора. Морин, отец Мёрфи и Бакстер сидели на скамьях для духовенства и тоже молча смотрели телевизор. Кардинал сидел неподвижно рядом с ними, устремив взгляд на экран и молитвенно сложив вместе ладони.
Долгое время Флинн, не говоря ни слова, наблюдал за происходящим на экране, а затем, не обращаясь ни к кому, проговорил:
— Многословный старик, не так ли?
Морин перевела взгляд на него и тихо спросила:
— Почему ты сам не пошел, Брайен?
Флинн посмотрел на нее, но ничего не ответил. Тогда Морин наклонилась к отцу Мёрфи.
— А он, похоже, говорит как заправский оратор. — Она задумчиво добавила: — Жаль, что они не использовали такой метод общения с народом, вместо того что теперь натворили.
Отец Мёрфи, не отрывая глаз от экрана, заметил:
— Он, по крайней мере, вносит в души многих ирландцев чувство разочарования.
— Никого он не разочаровывает, а освежает их память, — резко обернулся к ним Бакстер. — Мне кажется, он слегка приукрашивает и искажает некоторые события, вы согласны со мной? — Никто не ответил, и Бакстер продолжал: — Например, если он однажды угодил в засаду целого полка британских парашютистов, то вряд ли сидел бы сейчас перед телевизионщиками и рассказывал всякие байки…
— Это не довод, — возразила Морин. Флинн услышал их разговор и посмотрел на Бакстера.
— Гарри, твой национализм так и прет из тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159