ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Шрёдер вскочил со стула, лицо его побагровело от ярости. Он пытался сдержаться, но слова вырывались сами собой:
— Если вы считаете нужным пойти на штурм, я буду рядом с вами, Беллини.
По лицу Беллини проскользнула кривая улыбка. Он повернулся к Лэнгли и Шпигель, затем вновь перевел взгляд на Шрёдера.
— Заметано, капитан, — быстро произнес он, повернулся и вышел из комнаты.
Лэнгли взглянул на захлопнувшуюся дверь и заметил:
— Берт, глупо же так поступать.
Шрёдер чувствовал, что у него от напряжения дрожат руки и ноги. Он устало опустился на стул, но вскочил и проговорил срывающимся голосом:
— Последите за телефоном. Мне необходимо выйти на минутку — в туалет.
И он поспешно покинул комнату. Шпигель презрительно смотрела ему вслед.
— Я ему тоже выдала парочку ласковых словечек, — сказала она. Лэнгли отвернулся.
— Но скажите мне хоть, что я стерва, — продолжала Шпигель.
Лэнгли подошел к буфету и налил себе бокал шерри. У него не было никакого желания говорить помощнице мэра, что она стерва. Шпигель подошла к нему, потянулась и взяла бокал у него из рук. Отпив глоток, сунула ему бокал обратно.
«Она делает так уже второй раз», — подумал Лэнгли. В ее жестах и движениях была какая-то тревожная близость и назойливая агрессивность по отношению к нему, будто он уже является ее собственностью.
Роберта не торопясь пошла к двери, бросив на ходу:
— Не делай таких же глупостей, как Шрёдер.
Лэнгли смотрел на нее с удивлением.
— Ты женат? — неожиданно спросила она. — Разведен?.. Живешь отдельно… холостяк?
— Да.
Она произнесла сквозь смех:
— Ну-ну. Что ж, теперь сиди здесь и стереги лавку. Увидимся попозже. — И вышла из комнаты.
Заметив след от губной помады на бокале, Лэнгли поставил его и подошел к окну.
— Вот уж точно — стерва!
На подоконнике лежал бинокль Беллини. Лэнгли взял его и навел прямо на человека, стоящего на колокольне. Если Беллини начнет штурм, этот молодой человек погибнет одним из первых. Любопытно, а знает ли он об этом? Да, конечно же, знает.
Человек на колокольне тоже заметил Лэнгли и навел свой полевой бинокль. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Затем молодой человек поднял руку в знак приветствия. Тотчас же в сознании Лэнгли лица всех членов ИРА, которых он когда-либо знавал, слились в чуть наивном лице юноши — и молодые романтики, и старые ветераны вроде Хики, и отжившие функционеры, как Фергюсон. И хладнокровные молодые бунтари, каковых сейчас большинство, и вот эти фении, еще более бесшабашные, чем бунтари, самые худшие из худших… Все они, как знал Лэнгли, начинали жизнь скромненькими мальчиками и девочками, одетыми в чистенькие костюмчики и платьица для воскресной мессы. Но вот где-то что-то в их жизни пошло наперекосяк. А может, в одну из ночей, когда в ирландских кварталах производилась «зачистка», в их умах и возникли безумные мысли. Вот теперь эти мысли дают себя знать. Ему, черт возьми, не хотелось бы возиться с такими ребятами.
Он отложил бинокль и, отвернувшись от окна, посмотрел на часы. Где же черти носят Бурка?
На душе у Лэнгли стало муторно. Он словно перенесся в Ольстер и почувствовал себя среди местных его жителей.
* * *
Морин не отрываясь следила за приближающимися пятнами света, и ей после всех переживаний и мук захотелось вновь услышать вкрадчивый голос Хики. И тут же она его услышала:
— Я знаю, тебе страшно, Морин. Вздохни поглубже и отзовись.
Она чуть было не откликнулась, но что-то ее удержало. В памяти пронеслась вереница воспоминаний и лиц: Брайен, Гарольд Бакстер, Уайтхорнское аббатство, белое, как привидение, лицо Фрэнка Галлахера… Ей показалось, будто она плывет на судне в туманном море по воле волн, плывет к призрачному маяку, в призрачную гавань. Она постаралась стряхнуть с себя забытье и заставить себя думать о главной цели — как выбраться отсюда. Освободиться от Брайена Флинна, тех людей и вещей, которые всю жизнь вынуждали ее чувствовать себя виноватой и обязанной кому-то.
«Стал заложником хоть раз, будешь им до конца жизни». Она стала заложницей Брайена задолго до того, как он приставил пистолет к ее голове. Всю свою жизнь она чувствовала себя заложницей своей уязвимости и сложившихся обстоятельств. И вот теперь она впервые ощутила себя хоть и не до конца, но все же не заложницей и не изменницей. Скорее, она чувствовала себя беженкой из безумного мира, где мышление удерживалось за решетками тюрьмы, более ужасной, нежели тюрьма Лонг-Кеш.
«Вступают раз, не выходят никогда». Вот ведь сволочи какие! Морин вновь поползла вдоль фундамента стены.
Из темноты опять донесся голос Хики:
— Морин, мы же видим, как ты движешься. Не вынуждай нас стрелять.
— Я знаю, что у вас нет оружия Галлахера, — отозвалась она, — потому что оно у меня. Так что берегитесь, а не то выстрелю.
До нее донеслись голоса тройки, что-то обсуждавшей между собой, потом погасли фонарики. Морин улыбнулась: как же легко взять на пушку людей, когда они напуганы. Собравшись с силами, она продолжала ползти.
Фундамент снова начал изгибаться, и она поняла, что находится под галереей. Где-то с другой стороны фундамента должен проходить подземный ход до самого дома настоятеля.
Под тонким слоем земли чувствовалась скальная порода Манхэттена. Потолок теперь не достигал и четырех футов, голова то и дело натыкалась на трубы и воздухопроводы. При ударах о воздухопроводы раздавался дребезжащий звук, похожий на барабанную дробь, отчетливо слышимый в затхлом воздухе.
Внезапно вспыхнул свет фонариков и стал приближаться к ней, но замер невдалеке. Из темноты послышался голос Меган:
— Мы нашли пистолет, Морин! Иди на свет или стреляем. Это твой последний шанс.
Морин внимательно следила, как стремительно рыскают из стороны в сторону лучи света. Она сомневалась, нашли они пистолет Галлахера или нет, но знала точно, что у нее его нет. Уткнув лицо в землю, она упорно ползла на животе по-пластунски.
Пятна света начали сужаться вокруг нее. И опять раздался голос Хики:
— Считаю до десяти — потом перемирие закончится!
Он начал считать.
Морин остановилась и на несколько мгновений замерла, вжавшись в стену. По ее лицу струился холодный пот, смешивающийся с кровью, сочащейся из ссадин. В кожу ног и рук впились осколки камней. Морин заставила себя дышать ровнее и вслушалась в звуки, исходящие от фундамента всего в футе от нее. Глазами она искала хоть какое-то пятно от входа в подземный лаз, чувствовала, что он должен быть где-то рядом. Протянув руку, нащупала лишь ровную каменную стену фундамента. Ничего. Она поползла дальше. Из темноты опять донесся голос Хики:
— Морин, этакая бессердечная девчонка, зачем ты заставляешь старика ползать в такой сырости?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159