- Завтра мы снимаемся с лагеря и выходим в море.
- Не слишком ли ты торопишься?
- Я и так проторчал здесь целую вечность! Сколько прошло времени с того нападения? Почти три недели! Сейчас уже ноябрь, а у нас еще тысяча миль впереди.
- Не дури, Гарт, - свистящим шепотом сказала я. - Ты знаешь, как трудно управлять судном и в добром здравии. Ты хочешь помереть за рулем и оставить меня наедине с твоей паршивой посудиной? Нет уж, спасибо.
- Все будет со мной в порядке, - раздраженно ответил он. - Я не ребенок, Элиза. У меня и прежде были раны. Хватит нянчиться со мной. Завтра отплываем.
- Отлично, - сказала я очень спокойно. - Ты можешь уплывать, а я остаюсь. Я не поплыву с недееспособным капитаном.
- Это я-то? Ты считаешь, что я плохой капитан? Хорошо, оставайся, и пусть тебя заживо съедят аллигаторы, если прежде не заберут индейцы.
- В добрый путь! Может быть, разобрать шалаш прямо сейчас? Тебе понадобятся паруса.
- Черт с тобой, Элиза, - угрюмо буркнул он.
Я видела, как он побледнел. Мы молча стояли и смотрели туда, где ветер качал на волнах нашу шхуну. Над нашими головами летали разноцветные птички, тихо плескался океан.
- Господи, как я устал. Я ненавижу эту скуку. Я устал от безделья.
Гарт сжал руки в кулаки. Я мягко дотронулась до его руки, но Гарт отдернул руку и отошел от меня.
- Мне не нужно твое сочувствие, Элиза, как и тебе - мое.
Гарт пошел к шалашу и скрылся внутри.
Почему у нас все так получалось? Почему мы метались от жара к леденящему холоду, вместо того чтобы придерживаться комфортной середины!
Следующие четверо суток нас не выпускал из шалаша проливной дождь, сопровождаемый ураганным ветром. Гарт сказал мне, без особой, впрочем, необходимости, что зима - сезон дождей в этой части страны и что нам и так до сих пор везло с погодой.
- Никогда не видела таких дождей, - сказала я, высунув нос из шалаша. - Не представляю, как это вся здешняя земля не превратилась до сих пор в болото.
- Во Франции тоже идут дожди, - заметил Гарт.
- Ты даже не слышал, что я сказала, - раздраженно ответила я. - Да, я знаю, о погоде говорят только невежественная деревенщина и совершенно незнакомые люди.
- И к кому ты относишь себя, Элиза? - хихикнул Гарт.
- Я не деревенщина, а следовательно, остается одно - незнакомка.
- Но ты не похожа на незнакомку. Ты похожа на девушку, которую я когда-то знал. У нее была прекрасная большая грудь и колдовские черные глаза, и она бывала особенно красивой, когда сердится, впрочем, она сердилась почти все время. И у меня вошло в привычку досаждать ей постоянно, потому что такой я любил ее сильнее всего.
Сердце мое екнуло, но я устояла.
- Ну что же, тогда я не буду больше злиться, чтобы не дарить тебе лишнее удовольствие. Ты можешь дразнить меня сколько душе угодно.
- Чудесно! Больше никаких скандалов, никаких летающих предметов, никаких выскакиваний под дождь и слез в жилетку. А если еще удастся сорвать поцелуй или ущипнуть одну из этих чудных округлостей…
- Ты не посмеешь! - возмутилась я. - Ты слово дал!
Гарт от души рассмеялся.
- А ты никогда не давала опрометчивых обещаний?
Я бросила в огонь кусок дерева.
- Я презираю тебя, Гарт Мак-Клелланд, - пробормотала я. - Мне нравилось больше, когда ты был почти дохлый. Тогда по крайней мере ты был в моей власти.
- Но у тебя есть надо мной власть, Элиза, - сказал он уже другим голосом. - У тебя всегда была надо мной власть. Я только теперь начинаю это осознавать.
Кровь прихлынула к моим щекам. «Это у тебя надо мной власть, - с горечью думала я, помешивая уголья. - Это ты одним взглядом и словом можешь превратить меня в студень, а я ничего не могу с этим поделать».
- О чем будем говорить сейчас? - спросил он. - О любви?
- Не думаю, что ты или я можем что-то сказать по этому вопросу, - сухо заметила я.
- Почему нет?
- Потому что я никогда не любила, - солгала я, - а ты вообще не знаешь, как это делается.
- Разве? - удивился Гарт. - В юности у меня было несколько достаточно бурных романов. И в конечном счете я понял, что страсть - это еще не любовь, хотя любовь, как я понимаю, предполагает страсть. Однако я много не размышлял на эту тему.
- Неудивительно. Не думаю, что у тебя было достаточно времени для размышлений, - заметила я.
Гарт рассмеялся.
- Верно, Элиза! Ты права! Совсем не было, до недавнего времени. Должно быть, годы берут свое.
Я улыбнулась.
- А теперь ты решил поделиться своими наблюдениями с дилетантом? Так, месье? И что вы думаете о любви сейчас?
- Любовь капризна, непостоянна и неожиданна. Но, как и надоедливый и болезненный зуд, ее легко победить, не обращая на нее внимания. А ты, Элиза, что скажешь? Что есть, по-твоему, любовь?
Я задумчиво посмотрела на него поверх язычков пламени, лизавших кусочки отполированного морем дерева.
- Любовь?
Глубокая рана в моем сердце приоткрылась.
- Любовь - это боль, - тихо закончила я.
- Боюсь, что любовь не опишешь словами, - сказал Гарт несколькими минутами позже. - Ложись спать, Элиза. Если завтра небо прояснится, мы отплываем. Я устал от этого места.
Я не стала с ним спорить. Гарт снова становился главным в нашей команде, а я с удовольствием отдавала ему бразды правления.
На рассвете небо просветлело. Гарт оказался верен своему слову. Мы разобрали шалаш и перенесли пожитки на корабль. Остаток утра мы провели, откачивая воду из трюма и готовя к отплытию шхуну. Я сомневалась, вынесет ли Гарт все тяготы морского труда, но не стала говорить об этом вслух. Он хотел плыть дальше, и я стремилась как можно быстрее добраться до Нового Орлеана. Я ждала окончания путешествия со смешанным чувством надежды и страха. Мне было немного грустно покидать наш маленький рай. В море я не могла рассчитывать на понимание и терпимость, которыми наслаждалась здесь. Главное для Гарта - выполнить до конца миссию. И, зная его, легко предположить, что он будет срывать на ком-то раздражение, чтобы только расслабиться, а поскольку нас будет всего двое, нетрудно догадаться, что козлом отпущения предстоит стать мне.
Мы плыли уже неделю, когда мне пришло в голову заглянуть в зеркало. То, что я там увидела, заставило меня содрогнуться: блуза нараспашку, так что груди почти вываливались наружу; рукава закатаны выше локтя, как у простой работницы; бриджи вылиняли и порвались; я по-прежнему носила кинжал за поясом, будто пиратка или разбойница, а ступни мои до того огрубели, что больше походили на ноги мальчишки-юнги, чем изящной женщины.
Повинуясь внезапному порыву, я вымылась морской водой с лавандовым мылом и надела изящное зеленое платье. Я даже немного надушилась. Волосы мои были в безнадежном состоянии, безжизненные и сухие от морской воды и солнца, но я работала над ними щеткой до тех пор, пока не появился хоть блеск, потом заплела косы и закрепила их на затылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
- Не слишком ли ты торопишься?
- Я и так проторчал здесь целую вечность! Сколько прошло времени с того нападения? Почти три недели! Сейчас уже ноябрь, а у нас еще тысяча миль впереди.
- Не дури, Гарт, - свистящим шепотом сказала я. - Ты знаешь, как трудно управлять судном и в добром здравии. Ты хочешь помереть за рулем и оставить меня наедине с твоей паршивой посудиной? Нет уж, спасибо.
- Все будет со мной в порядке, - раздраженно ответил он. - Я не ребенок, Элиза. У меня и прежде были раны. Хватит нянчиться со мной. Завтра отплываем.
- Отлично, - сказала я очень спокойно. - Ты можешь уплывать, а я остаюсь. Я не поплыву с недееспособным капитаном.
- Это я-то? Ты считаешь, что я плохой капитан? Хорошо, оставайся, и пусть тебя заживо съедят аллигаторы, если прежде не заберут индейцы.
- В добрый путь! Может быть, разобрать шалаш прямо сейчас? Тебе понадобятся паруса.
- Черт с тобой, Элиза, - угрюмо буркнул он.
Я видела, как он побледнел. Мы молча стояли и смотрели туда, где ветер качал на волнах нашу шхуну. Над нашими головами летали разноцветные птички, тихо плескался океан.
- Господи, как я устал. Я ненавижу эту скуку. Я устал от безделья.
Гарт сжал руки в кулаки. Я мягко дотронулась до его руки, но Гарт отдернул руку и отошел от меня.
- Мне не нужно твое сочувствие, Элиза, как и тебе - мое.
Гарт пошел к шалашу и скрылся внутри.
Почему у нас все так получалось? Почему мы метались от жара к леденящему холоду, вместо того чтобы придерживаться комфортной середины!
Следующие четверо суток нас не выпускал из шалаша проливной дождь, сопровождаемый ураганным ветром. Гарт сказал мне, без особой, впрочем, необходимости, что зима - сезон дождей в этой части страны и что нам и так до сих пор везло с погодой.
- Никогда не видела таких дождей, - сказала я, высунув нос из шалаша. - Не представляю, как это вся здешняя земля не превратилась до сих пор в болото.
- Во Франции тоже идут дожди, - заметил Гарт.
- Ты даже не слышал, что я сказала, - раздраженно ответила я. - Да, я знаю, о погоде говорят только невежественная деревенщина и совершенно незнакомые люди.
- И к кому ты относишь себя, Элиза? - хихикнул Гарт.
- Я не деревенщина, а следовательно, остается одно - незнакомка.
- Но ты не похожа на незнакомку. Ты похожа на девушку, которую я когда-то знал. У нее была прекрасная большая грудь и колдовские черные глаза, и она бывала особенно красивой, когда сердится, впрочем, она сердилась почти все время. И у меня вошло в привычку досаждать ей постоянно, потому что такой я любил ее сильнее всего.
Сердце мое екнуло, но я устояла.
- Ну что же, тогда я не буду больше злиться, чтобы не дарить тебе лишнее удовольствие. Ты можешь дразнить меня сколько душе угодно.
- Чудесно! Больше никаких скандалов, никаких летающих предметов, никаких выскакиваний под дождь и слез в жилетку. А если еще удастся сорвать поцелуй или ущипнуть одну из этих чудных округлостей…
- Ты не посмеешь! - возмутилась я. - Ты слово дал!
Гарт от души рассмеялся.
- А ты никогда не давала опрометчивых обещаний?
Я бросила в огонь кусок дерева.
- Я презираю тебя, Гарт Мак-Клелланд, - пробормотала я. - Мне нравилось больше, когда ты был почти дохлый. Тогда по крайней мере ты был в моей власти.
- Но у тебя есть надо мной власть, Элиза, - сказал он уже другим голосом. - У тебя всегда была надо мной власть. Я только теперь начинаю это осознавать.
Кровь прихлынула к моим щекам. «Это у тебя надо мной власть, - с горечью думала я, помешивая уголья. - Это ты одним взглядом и словом можешь превратить меня в студень, а я ничего не могу с этим поделать».
- О чем будем говорить сейчас? - спросил он. - О любви?
- Не думаю, что ты или я можем что-то сказать по этому вопросу, - сухо заметила я.
- Почему нет?
- Потому что я никогда не любила, - солгала я, - а ты вообще не знаешь, как это делается.
- Разве? - удивился Гарт. - В юности у меня было несколько достаточно бурных романов. И в конечном счете я понял, что страсть - это еще не любовь, хотя любовь, как я понимаю, предполагает страсть. Однако я много не размышлял на эту тему.
- Неудивительно. Не думаю, что у тебя было достаточно времени для размышлений, - заметила я.
Гарт рассмеялся.
- Верно, Элиза! Ты права! Совсем не было, до недавнего времени. Должно быть, годы берут свое.
Я улыбнулась.
- А теперь ты решил поделиться своими наблюдениями с дилетантом? Так, месье? И что вы думаете о любви сейчас?
- Любовь капризна, непостоянна и неожиданна. Но, как и надоедливый и болезненный зуд, ее легко победить, не обращая на нее внимания. А ты, Элиза, что скажешь? Что есть, по-твоему, любовь?
Я задумчиво посмотрела на него поверх язычков пламени, лизавших кусочки отполированного морем дерева.
- Любовь?
Глубокая рана в моем сердце приоткрылась.
- Любовь - это боль, - тихо закончила я.
- Боюсь, что любовь не опишешь словами, - сказал Гарт несколькими минутами позже. - Ложись спать, Элиза. Если завтра небо прояснится, мы отплываем. Я устал от этого места.
Я не стала с ним спорить. Гарт снова становился главным в нашей команде, а я с удовольствием отдавала ему бразды правления.
На рассвете небо просветлело. Гарт оказался верен своему слову. Мы разобрали шалаш и перенесли пожитки на корабль. Остаток утра мы провели, откачивая воду из трюма и готовя к отплытию шхуну. Я сомневалась, вынесет ли Гарт все тяготы морского труда, но не стала говорить об этом вслух. Он хотел плыть дальше, и я стремилась как можно быстрее добраться до Нового Орлеана. Я ждала окончания путешествия со смешанным чувством надежды и страха. Мне было немного грустно покидать наш маленький рай. В море я не могла рассчитывать на понимание и терпимость, которыми наслаждалась здесь. Главное для Гарта - выполнить до конца миссию. И, зная его, легко предположить, что он будет срывать на ком-то раздражение, чтобы только расслабиться, а поскольку нас будет всего двое, нетрудно догадаться, что козлом отпущения предстоит стать мне.
Мы плыли уже неделю, когда мне пришло в голову заглянуть в зеркало. То, что я там увидела, заставило меня содрогнуться: блуза нараспашку, так что груди почти вываливались наружу; рукава закатаны выше локтя, как у простой работницы; бриджи вылиняли и порвались; я по-прежнему носила кинжал за поясом, будто пиратка или разбойница, а ступни мои до того огрубели, что больше походили на ноги мальчишки-юнги, чем изящной женщины.
Повинуясь внезапному порыву, я вымылась морской водой с лавандовым мылом и надела изящное зеленое платье. Я даже немного надушилась. Волосы мои были в безнадежном состоянии, безжизненные и сухие от морской воды и солнца, но я работала над ними щеткой до тех пор, пока не появился хоть блеск, потом заплела косы и закрепила их на затылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135