- Чтобы ты сгнил и рассыпался в прах еще до смерти. Чтобы у тебя руки-ноги отвалились. Чтобы ты превратился в кастрата…
Хеннесси откинулся и захохотал.
- Не знаю, что ты там говорила, - сказал он, - но готов поклясться, что ты костерила меня вдоль и поперек. Давай, вали дальше, Француженка, если тебе это помогает.
- Хочешь тысячу долларов? - сказала я по-английски.
- Да? Где же их раздают?
Он оторвал зубами кусок мяса, и я отвернулась. Я не могла смотреть, как он ест, без тошноты.
- В Новом Орлеане. Вы слышали о пирате Жане Лафите? Он мой хороший друг. Он заплатит тысячу долларов за то, что вы привезете меня к нему. Я не лгу вам, мистер Хеннесси. Подумайте, тысячу долларов!
- Никогда не слышал, чтобы за девку-рабыню давали столько, - с сомнением покачал головой мой хозяин.
- Но я не рабыня, - настаивала я. - Клянусь, я свободная женщина.
Я в который раз принялась рассказывать свою историю. Он слушал, не перебивая.
- Прошу вас мне поверить. Я говорю правду, - закончила я.
- Нет, Француженка. Я заплатил за тебя хорошие деньги, и ты теперь моя. Ты будешь работать на меня, пока не сдохнешь.
- Сколько стоил ваш мех? - спросила я.
- Около пяти сотен долларов, - сказал он, задумчиво жуя.
- Так вы продешевили, - рассмеялась я. - Мой прежний хозяин надул вас. В лучшем случае за меня дали бы двести пятьдесят, а может, и меньше. Никто не хотел покупать меня за цену Старкера. Да он сейчас смеется над вами!
На лице Хеннесси промелькнуло какое-то странное выражение.
- Для тебя это ничего не меняет. С тем же успехом я мог заплатить за тебя пять долларов вместо пятисот, - медленно проговорил он. - Ты моя, пока не умрешь или пока я не решу продать тебя или убить.
«Или пока я не убегу», - добавила я про себя.
- Лучше и не пробуй бежать. - Он словно прочитал мои мысли. - Я очень быстро тебя найду и так изуродую, что больше ты не убежишь никуда.
Слова его были ужасны, но голос оставался спокойным и ровным. Я невольно вздрогнула. Этот человек не остановится ни перед чем.
- Старкер был не дурак, - продолжал мой владелец. - Он знал, что стоит снять с тебя эти железные кольца, и ты удерешь раньше, чем он поймет, что случилось. Я тоже не дурак. Я снял их, потому что так удобнее передвигаться, но только не подумай, что ты сможешь удрать. Я знаю, ты будешь пытаться. Я понял это по твоему лицу еще в кузне. Но я решил тебя проверить. Я хотел знать, насколько сильно твое желание.
- И теперь знаете, - сказала я.
- Знаю. Ты можешь думать, что я продешевил, но это не так. У тебя в запасе еще долгие годы, за которые ты успеешь поработать много и тяжело.
Хеннесси засмеялся, пробурчав под нос:
- Да, я верну свои деньги, девка. Ты можешь мне поверить.
Я взглянула на своего спутника. Освещенный пламенем костра, он походил на медведя, на дикое существо - злое порождение этих глухих мест.
- Ну что же, теперь все ясно, - сказала я как можно ровнее. - У вас много рабов?
- Около пятидесяти.
- И они не убегают?
- Я привожу их назад, и больше они не делают попыток, - бесцветным тоном пояснил Хеннесси. - Я еще не потерял ни одного раба.
Закутавшись в одеяло, я молча легла у догорающего костра. Лица моих друзей и недругов, лица, лишенные тел, проносились у меня перед глазами: дядя Тео, Гарт, Джек, Арнольд… а теперь вот этот мужчина. Во сне я видела себя на «Красавице Чарлстона». Я была единственной рабыней, закованной в трюме, а Эдвард Хеннесси был капитаном. Я проснулась с сильным сердцебиением и так и не смогла больше уснуть. Я лежала на земле и слушала звуки леса и дыхание моего хозяина. Моя ненависть даст мне волю к жизни, я знала это. Наконец сон сморил меня.
Он разбудил меня задолго до рассвета. Мы поели холодной похлебки и выпили кофе. Нам предстоял переход через горы. Весь день лил дождь, но мы шли вперед, не останавливаясь, карабкаясь по скользким тропинкам. Нам удалось пройти около двадцати миль. Хеннесси сказал, что у него плантация в Виргинии, в четырехстах милях от Уилинга. Слово «плантация» произносилось хвастливо и с гордостью, и я представляла себе красивую усадьбу, как «Ля Рев» или Хайлендс, со многими акрами плодородных земель, дающих богатый урожай.
Мы шли чуть больше трех недель, видя перед собой один и тот же лес. Мы карабкались на поросшие лесом вершины, чтобы оттуда увидеть все тот же бесконечный зеленый океан, а потом опять спускались вниз. Ночью, после еды и другого ритуала, о котором Хеннесси никогда не забывал, поскольку он ему нравился, он связывал меня так, что я не могла шевельнуться, а утром развязывал, и мы опять шли.
Связывать на ночь он стал меня после того, как я попыталась убить его. Это произошло примерно через неделю после Уилинга. Однажды вечером он прикорнул у костра, и я решила убить его, раз и навсегда покончив со своими мучениями, и даже придумала, как это сделать. Пока он спал, я притащила тяжелый плоский камень, который заметила, еще когда разводила огонь. Он был тяжелый и острый с одного конца, так что им запросто можно было проломить череп. Я на цыпочках подкралась к Хеннесси, занесла камень над его головой, но в самый решающий момент какой-то звериный инстинкт разбудил его и он откатился в сторону.
В одно мгновение я была сметена на землю.
- Хочешь меня прикончить, стерва, - заревел он. - Я тебе не по зубам, французская шлюха, у меня уши, как у индейца, и реакция быстрее, чем у кобры. Ты очень пожалеешь о том, что связалась с Эдвардом Хеннесси, дрянь.
Он бил меня до тех пор, пока меня не начало выворачивать кровью. Затем он связал мне руки и ноги кожаным ремнем. Я стонала от боли, но мой хозяин остался глух к моим мучениям. Он пнул меня ногой и с садистской усмешкой заметил:
- Может быть, это отучит тебя от вздорных фантазий.
Но настал-таки день, когда последняя гора была пройдена, и Хеннесси сообщил:
- Вот она, моя плантация.
Я увидела маленький белый дом на голом, открытом всем ветрам холме. Несколько прямоугольных зеленых грядок на скалистом взгорье, по словам моего хозяина, были посадками табака. На другом склоне, среди буроватой растительности, сожженной солнцем, паслось немногочисленное стадо. Земля, сгоревшая под солнцем, казалась мертвой. На голом дворе ютились хлипкие хозяйственные постройки, бараки для рабов, амбар и навес для сушки табака. На хозяйственные постройки краски пожалели, и под дождем и солнцем они посерели и приобрели тот же унылый и безжизненный вид, что и земля, на которой стояли. Гибельное место. Все в усадьбе Хеннесси говорило о смерти и запустении.
Контраст с «Ля Рев» был впечатляющим. Недаром говорят, что все познается в сравнении. При нашем приближении истерично залаяли собаки, привязанные возле коптильни. Хеннесси прикрикнул на них, и я невольно отметила поразительное сходство их голосов. Псы постепенно затихли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Хеннесси откинулся и захохотал.
- Не знаю, что ты там говорила, - сказал он, - но готов поклясться, что ты костерила меня вдоль и поперек. Давай, вали дальше, Француженка, если тебе это помогает.
- Хочешь тысячу долларов? - сказала я по-английски.
- Да? Где же их раздают?
Он оторвал зубами кусок мяса, и я отвернулась. Я не могла смотреть, как он ест, без тошноты.
- В Новом Орлеане. Вы слышали о пирате Жане Лафите? Он мой хороший друг. Он заплатит тысячу долларов за то, что вы привезете меня к нему. Я не лгу вам, мистер Хеннесси. Подумайте, тысячу долларов!
- Никогда не слышал, чтобы за девку-рабыню давали столько, - с сомнением покачал головой мой хозяин.
- Но я не рабыня, - настаивала я. - Клянусь, я свободная женщина.
Я в который раз принялась рассказывать свою историю. Он слушал, не перебивая.
- Прошу вас мне поверить. Я говорю правду, - закончила я.
- Нет, Француженка. Я заплатил за тебя хорошие деньги, и ты теперь моя. Ты будешь работать на меня, пока не сдохнешь.
- Сколько стоил ваш мех? - спросила я.
- Около пяти сотен долларов, - сказал он, задумчиво жуя.
- Так вы продешевили, - рассмеялась я. - Мой прежний хозяин надул вас. В лучшем случае за меня дали бы двести пятьдесят, а может, и меньше. Никто не хотел покупать меня за цену Старкера. Да он сейчас смеется над вами!
На лице Хеннесси промелькнуло какое-то странное выражение.
- Для тебя это ничего не меняет. С тем же успехом я мог заплатить за тебя пять долларов вместо пятисот, - медленно проговорил он. - Ты моя, пока не умрешь или пока я не решу продать тебя или убить.
«Или пока я не убегу», - добавила я про себя.
- Лучше и не пробуй бежать. - Он словно прочитал мои мысли. - Я очень быстро тебя найду и так изуродую, что больше ты не убежишь никуда.
Слова его были ужасны, но голос оставался спокойным и ровным. Я невольно вздрогнула. Этот человек не остановится ни перед чем.
- Старкер был не дурак, - продолжал мой владелец. - Он знал, что стоит снять с тебя эти железные кольца, и ты удерешь раньше, чем он поймет, что случилось. Я тоже не дурак. Я снял их, потому что так удобнее передвигаться, но только не подумай, что ты сможешь удрать. Я знаю, ты будешь пытаться. Я понял это по твоему лицу еще в кузне. Но я решил тебя проверить. Я хотел знать, насколько сильно твое желание.
- И теперь знаете, - сказала я.
- Знаю. Ты можешь думать, что я продешевил, но это не так. У тебя в запасе еще долгие годы, за которые ты успеешь поработать много и тяжело.
Хеннесси засмеялся, пробурчав под нос:
- Да, я верну свои деньги, девка. Ты можешь мне поверить.
Я взглянула на своего спутника. Освещенный пламенем костра, он походил на медведя, на дикое существо - злое порождение этих глухих мест.
- Ну что же, теперь все ясно, - сказала я как можно ровнее. - У вас много рабов?
- Около пятидесяти.
- И они не убегают?
- Я привожу их назад, и больше они не делают попыток, - бесцветным тоном пояснил Хеннесси. - Я еще не потерял ни одного раба.
Закутавшись в одеяло, я молча легла у догорающего костра. Лица моих друзей и недругов, лица, лишенные тел, проносились у меня перед глазами: дядя Тео, Гарт, Джек, Арнольд… а теперь вот этот мужчина. Во сне я видела себя на «Красавице Чарлстона». Я была единственной рабыней, закованной в трюме, а Эдвард Хеннесси был капитаном. Я проснулась с сильным сердцебиением и так и не смогла больше уснуть. Я лежала на земле и слушала звуки леса и дыхание моего хозяина. Моя ненависть даст мне волю к жизни, я знала это. Наконец сон сморил меня.
Он разбудил меня задолго до рассвета. Мы поели холодной похлебки и выпили кофе. Нам предстоял переход через горы. Весь день лил дождь, но мы шли вперед, не останавливаясь, карабкаясь по скользким тропинкам. Нам удалось пройти около двадцати миль. Хеннесси сказал, что у него плантация в Виргинии, в четырехстах милях от Уилинга. Слово «плантация» произносилось хвастливо и с гордостью, и я представляла себе красивую усадьбу, как «Ля Рев» или Хайлендс, со многими акрами плодородных земель, дающих богатый урожай.
Мы шли чуть больше трех недель, видя перед собой один и тот же лес. Мы карабкались на поросшие лесом вершины, чтобы оттуда увидеть все тот же бесконечный зеленый океан, а потом опять спускались вниз. Ночью, после еды и другого ритуала, о котором Хеннесси никогда не забывал, поскольку он ему нравился, он связывал меня так, что я не могла шевельнуться, а утром развязывал, и мы опять шли.
Связывать на ночь он стал меня после того, как я попыталась убить его. Это произошло примерно через неделю после Уилинга. Однажды вечером он прикорнул у костра, и я решила убить его, раз и навсегда покончив со своими мучениями, и даже придумала, как это сделать. Пока он спал, я притащила тяжелый плоский камень, который заметила, еще когда разводила огонь. Он был тяжелый и острый с одного конца, так что им запросто можно было проломить череп. Я на цыпочках подкралась к Хеннесси, занесла камень над его головой, но в самый решающий момент какой-то звериный инстинкт разбудил его и он откатился в сторону.
В одно мгновение я была сметена на землю.
- Хочешь меня прикончить, стерва, - заревел он. - Я тебе не по зубам, французская шлюха, у меня уши, как у индейца, и реакция быстрее, чем у кобры. Ты очень пожалеешь о том, что связалась с Эдвардом Хеннесси, дрянь.
Он бил меня до тех пор, пока меня не начало выворачивать кровью. Затем он связал мне руки и ноги кожаным ремнем. Я стонала от боли, но мой хозяин остался глух к моим мучениям. Он пнул меня ногой и с садистской усмешкой заметил:
- Может быть, это отучит тебя от вздорных фантазий.
Но настал-таки день, когда последняя гора была пройдена, и Хеннесси сообщил:
- Вот она, моя плантация.
Я увидела маленький белый дом на голом, открытом всем ветрам холме. Несколько прямоугольных зеленых грядок на скалистом взгорье, по словам моего хозяина, были посадками табака. На другом склоне, среди буроватой растительности, сожженной солнцем, паслось немногочисленное стадо. Земля, сгоревшая под солнцем, казалась мертвой. На голом дворе ютились хлипкие хозяйственные постройки, бараки для рабов, амбар и навес для сушки табака. На хозяйственные постройки краски пожалели, и под дождем и солнцем они посерели и приобрели тот же унылый и безжизненный вид, что и земля, на которой стояли. Гибельное место. Все в усадьбе Хеннесси говорило о смерти и запустении.
Контраст с «Ля Рев» был впечатляющим. Недаром говорят, что все познается в сравнении. При нашем приближении истерично залаяли собаки, привязанные возле коптильни. Хеннесси прикрикнул на них, и я невольно отметила поразительное сходство их голосов. Псы постепенно затихли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135