Умирание
никак не заключено внутри тела, оно обнаруживается через последовательность
внешних проявлений. Что-то изнутри, из области "невидимого" неожиданно
выскакивает наружу. Смерть, таким образом, оказывается как бы процессом
самообнаружения тела. При этом тело старичка, конечно, не является телом в
обычном понимании этого слова. Это все тот же хармсовский предмет. Умирание
старичка похоже на исчезновение "одного рыжего человека". Из старичка
выпадают части, которые одновременно и самообнаруживаются, и исчезают из
тела, как бы "убавляют" тело.
Но главное сходство между "метафизическим" исчезновением рыжего и
смертью старичка заключается в том, что в обоих "случаях" обнаружение
"предмета" сопровождается его исчезновением. Только во второй версии этого
события это обнаружение-исчезновение называется "смерть".
"Случай" у Хармса -- это обыкновенно столкновение с "предметом", это
его предстояние, которое дается в основном как его исчезновение в
самообнаружении. Отсюда и значение смерти для цикла "случаев". Сам по себе
этот процесс сходен с генерацией "смысла", который исчезает, улетучивается
как раз в тот момент, когда он возникает. "Предмет" же Хармса -- это
нематериальный носитель смысла.
Отсюда -- странный статус "случайного". "Случай" -- это столкновение с
умозрительным "предметом", который в принципе существует по ту сторону
случайного, по ту сторону времени. Смерть поэтому идеальный "случай" -- ведь
это особый момент, открывающий измерение вечности или небытия,
делающее само понятие о моменте бессмысленным. Не поэтому ли "случай"
(воплощение единичности момента) в тот самый момент, когда он "происходит",
уже перестает быть случаем.
Глава 2. ОКНО
2 ноября 1931 года Хармс написал письмо Раисе Ильиничне
Поляковской1, в котором он обращается к теме окна. Письмо -- ироническое
признание в любви. Но начинается оно с описания некоего загадочного значка:
Вы не забыли значки на стенах в моей комнате. Очень часто попадается
такой значок: я называю его "окно".
<...> Так вот, Раиса Ильинична, можете считать это за шутку, но до Вас
я любил по-настоящему один раз. Это была Эстер (в переводе на русский --
Звезда). <...> Я разговаривал с Эстер не по-русски и ее имя писал латинскими
буквами: ESTHER.
Потом я сделал из них монограмму, и получилось .
Я называю ее окном, сквозь которое я смотрю на небо и вижу звезду. А
звезду я называл раем, но очень далеким.
И вот однажды я увидел, что значок и есть изображение окна. <...>
И вот однажды я не спал целую ночь. Я ложился и сразу вставал. Я
садился за стол и хотел писать. Я клал перед собой бумагу, брал в руки перо
и думал. Я знал.что мне надо написать что-то, но я не знал что. Я даже не
знал, должны это быть стихи, или рассказ, или какое-то рассуждение, или
просто одно слово. <...> Я встал и подошел к окну. Я сел и стал смотреть в
окно. И вдруг я сказал себе: вот я сижу и смотрю в окно на... Но на что же я
смотрю? Я вспомнил: "окно, сквозь которое я смотрю на звезду". Но теперь я
смотрю не на звезду. Я не знаю, на что я смотрю теперь. Но то, на что я
смотрю, и есть то слово, которое я не мог написать.
Тут я увидел Вас. Вы подошли к своему окну в купальном костюме. Так я
впервые увидел Вас. Увидел Вас сквозь окно (ПВН, 459--460).
Окно Хармса -- очень необычный оптический "прибор". Это геометрическая
сетка, составленная из букв монограммы, имени, но в которой буквы слиплись
до полной нерасчленимости. Буквы здесь так сплелись, что превратились в
"окно". Смотреть в это окно -- все равно что смотреть в имя -- Эстер, правда
преображенное в звезду. Окно Хармса -- это преобразователь имени в
пространственную, геометрическую структуру и геометрической схемы -- в
буквы.
___________
1 А. А. Александров, по-видимому, ошибочно называет адресата Поляковой.
А. Кобринский и А. Устинов указывают на правильную фамилию -- Поляковская
(ГБР, 97, 172).
Окно 43
Смотреть в окно означает расшифровывать таинственную монограмму его
графики. Во время бессонной ночи Хармс пытается увидеть, понять, ухватить
нечто. Это нечто, конечно, относится к той же области, что и "предмет".
Постепенно писателю становится ясно, что невидимый, загадочный этот
"предмет" вписан в слово, в имя, что созерцание "предмета" и слова
неотделимы друг от друга, как окно неотделимо от образующей его монограммы.
Хармс вглядывается в "окно", но слово остается нерасшифрованным. И тогда
окно начинает действовать как транслятор образов в слова и слов в образы.
Монограммная сетка оказывается реальным окном, за которым Хармс видит Раю.
Но Рая уже зашифрована в монограмму Эстер, потому что Хармс ранее называл
звезду раем.
Эта игра слов, монограмм, каламбуров, пространственных решеток и
образов более серьезна, чем кажется с первого взгляда. Хармс объясняет:
...Вы стали для меня не только женщиной, которую я полюбил, но вошли во
все мои мысли и дела. Здесь дело не в каламбуре -- Рая и рай (ПВН, 461).
Хармс описывает механизм вхождения в мысли, проникновения внутрь. Окно
в этом смысле -- это еще и окно внутрь. Чтобы проникнуть внутрь, "предмет"
должен преобразоваться в слово. Увиденное сквозь сетку окна -- это и
увиденное сквозь сетку букв, слов, речи, письма. Это уже вписанное внутрь.
Окно создает странную нерасчленимость слов и предметов. Оно помогает
разглядеть в предметах имя. Имя предмета обнаруживается, если смотреть на
него в окно, которое вписывает в видимое начертания монограммированного
алфавита.
2
У письма Поляковской есть, однако, и иной смысл, который следует
рассмотреть отдельно. Рассмотрение его потребует от меня достаточно
длительного экскурса в сторону от творчества Хармса.
Для начала замечу, что Эстер вовсе не значит "звезда". Хармс здесь
насилует семантику имени. Ход его рассуждений можно восстановить с большой
долей вероятности. Одним из возможных вариантов имени Эстер было имя Стелла.
Именно так называл, например, Свифт свою корреспондентку Эстер Джонсон.
Существует классический текст, в котором проводится систематическая
ассоциация Стеллы со звездой. Это "Астрофил и Стелла" (или в дословном
переводе "Влюбленный в звезду и звезда") Филиппа Сидни. "Астрофил и Стелла"
-- это цикл петраркистских сонетов, предполагающих двойной код чтения. С
одной стороны, стихи могли читаться как цикл любовной лирики, посвященный,
по общему мнению, Пенелопе Деверекс. С другой стороны, цикл имел мистический
характер и отражал увлечение Сидни астрологией и оккультной философией2.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
никак не заключено внутри тела, оно обнаруживается через последовательность
внешних проявлений. Что-то изнутри, из области "невидимого" неожиданно
выскакивает наружу. Смерть, таким образом, оказывается как бы процессом
самообнаружения тела. При этом тело старичка, конечно, не является телом в
обычном понимании этого слова. Это все тот же хармсовский предмет. Умирание
старичка похоже на исчезновение "одного рыжего человека". Из старичка
выпадают части, которые одновременно и самообнаруживаются, и исчезают из
тела, как бы "убавляют" тело.
Но главное сходство между "метафизическим" исчезновением рыжего и
смертью старичка заключается в том, что в обоих "случаях" обнаружение
"предмета" сопровождается его исчезновением. Только во второй версии этого
события это обнаружение-исчезновение называется "смерть".
"Случай" у Хармса -- это обыкновенно столкновение с "предметом", это
его предстояние, которое дается в основном как его исчезновение в
самообнаружении. Отсюда и значение смерти для цикла "случаев". Сам по себе
этот процесс сходен с генерацией "смысла", который исчезает, улетучивается
как раз в тот момент, когда он возникает. "Предмет" же Хармса -- это
нематериальный носитель смысла.
Отсюда -- странный статус "случайного". "Случай" -- это столкновение с
умозрительным "предметом", который в принципе существует по ту сторону
случайного, по ту сторону времени. Смерть поэтому идеальный "случай" -- ведь
это особый момент, открывающий измерение вечности или небытия,
делающее само понятие о моменте бессмысленным. Не поэтому ли "случай"
(воплощение единичности момента) в тот самый момент, когда он "происходит",
уже перестает быть случаем.
Глава 2. ОКНО
2 ноября 1931 года Хармс написал письмо Раисе Ильиничне
Поляковской1, в котором он обращается к теме окна. Письмо -- ироническое
признание в любви. Но начинается оно с описания некоего загадочного значка:
Вы не забыли значки на стенах в моей комнате. Очень часто попадается
такой значок: я называю его "окно".
<...> Так вот, Раиса Ильинична, можете считать это за шутку, но до Вас
я любил по-настоящему один раз. Это была Эстер (в переводе на русский --
Звезда). <...> Я разговаривал с Эстер не по-русски и ее имя писал латинскими
буквами: ESTHER.
Потом я сделал из них монограмму, и получилось .
Я называю ее окном, сквозь которое я смотрю на небо и вижу звезду. А
звезду я называл раем, но очень далеким.
И вот однажды я увидел, что значок и есть изображение окна. <...>
И вот однажды я не спал целую ночь. Я ложился и сразу вставал. Я
садился за стол и хотел писать. Я клал перед собой бумагу, брал в руки перо
и думал. Я знал.что мне надо написать что-то, но я не знал что. Я даже не
знал, должны это быть стихи, или рассказ, или какое-то рассуждение, или
просто одно слово. <...> Я встал и подошел к окну. Я сел и стал смотреть в
окно. И вдруг я сказал себе: вот я сижу и смотрю в окно на... Но на что же я
смотрю? Я вспомнил: "окно, сквозь которое я смотрю на звезду". Но теперь я
смотрю не на звезду. Я не знаю, на что я смотрю теперь. Но то, на что я
смотрю, и есть то слово, которое я не мог написать.
Тут я увидел Вас. Вы подошли к своему окну в купальном костюме. Так я
впервые увидел Вас. Увидел Вас сквозь окно (ПВН, 459--460).
Окно Хармса -- очень необычный оптический "прибор". Это геометрическая
сетка, составленная из букв монограммы, имени, но в которой буквы слиплись
до полной нерасчленимости. Буквы здесь так сплелись, что превратились в
"окно". Смотреть в это окно -- все равно что смотреть в имя -- Эстер, правда
преображенное в звезду. Окно Хармса -- это преобразователь имени в
пространственную, геометрическую структуру и геометрической схемы -- в
буквы.
___________
1 А. А. Александров, по-видимому, ошибочно называет адресата Поляковой.
А. Кобринский и А. Устинов указывают на правильную фамилию -- Поляковская
(ГБР, 97, 172).
Окно 43
Смотреть в окно означает расшифровывать таинственную монограмму его
графики. Во время бессонной ночи Хармс пытается увидеть, понять, ухватить
нечто. Это нечто, конечно, относится к той же области, что и "предмет".
Постепенно писателю становится ясно, что невидимый, загадочный этот
"предмет" вписан в слово, в имя, что созерцание "предмета" и слова
неотделимы друг от друга, как окно неотделимо от образующей его монограммы.
Хармс вглядывается в "окно", но слово остается нерасшифрованным. И тогда
окно начинает действовать как транслятор образов в слова и слов в образы.
Монограммная сетка оказывается реальным окном, за которым Хармс видит Раю.
Но Рая уже зашифрована в монограмму Эстер, потому что Хармс ранее называл
звезду раем.
Эта игра слов, монограмм, каламбуров, пространственных решеток и
образов более серьезна, чем кажется с первого взгляда. Хармс объясняет:
...Вы стали для меня не только женщиной, которую я полюбил, но вошли во
все мои мысли и дела. Здесь дело не в каламбуре -- Рая и рай (ПВН, 461).
Хармс описывает механизм вхождения в мысли, проникновения внутрь. Окно
в этом смысле -- это еще и окно внутрь. Чтобы проникнуть внутрь, "предмет"
должен преобразоваться в слово. Увиденное сквозь сетку окна -- это и
увиденное сквозь сетку букв, слов, речи, письма. Это уже вписанное внутрь.
Окно создает странную нерасчленимость слов и предметов. Оно помогает
разглядеть в предметах имя. Имя предмета обнаруживается, если смотреть на
него в окно, которое вписывает в видимое начертания монограммированного
алфавита.
2
У письма Поляковской есть, однако, и иной смысл, который следует
рассмотреть отдельно. Рассмотрение его потребует от меня достаточно
длительного экскурса в сторону от творчества Хармса.
Для начала замечу, что Эстер вовсе не значит "звезда". Хармс здесь
насилует семантику имени. Ход его рассуждений можно восстановить с большой
долей вероятности. Одним из возможных вариантов имени Эстер было имя Стелла.
Именно так называл, например, Свифт свою корреспондентку Эстер Джонсон.
Существует классический текст, в котором проводится систематическая
ассоциация Стеллы со звездой. Это "Астрофил и Стелла" (или в дословном
переводе "Влюбленный в звезду и звезда") Филиппа Сидни. "Астрофил и Стелла"
-- это цикл петраркистских сонетов, предполагающих двойной код чтения. С
одной стороны, стихи могли читаться как цикл любовной лирики, посвященный,
по общему мнению, Пенелопе Деверекс. С другой стороны, цикл имел мистический
характер и отражал увлечение Сидни астрологией и оккультной философией2.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155