"Стоп машина", -- сказал Пушкин (ПВН,
392).
Анекдот описывает остановку времени, которая, собственно, и делает
историю. Остановка часов во многих текстах Хармса связывается с темой
смерти. История подобна смерти. Она отсылает случившееся в прошлое, где часы
перестают идти, где время останавливается.
И наконец, в последнем, седьмом, пушкинском анекдоте опробована иная
система измерения. Здесь нет никакого соотношения событий с временной шкалой
вообще. Само событие начинает строиться по принципу периодичности и отмеряет
свое собственное время как некий сериальный маятник. Речь здесь идет о
четырех сыновьях Пушкина, которые не умели, как, впрочем, и сам поэт, сидеть
на стуле:
Бывало, сплошная умора: сидят они за столом; на одном конце Пушкин все
время со стула падает, а на другом конце -- его сын (ПВН, 393).
Событие здесь (как и в ряде иных текстов) организовано в некоем
квазитемпоральном ритме. Ритм этот задается падениями, то Пушкина, то сына
(ср. со "случаем" "Пушкин и Гоголь"). При этом "событие" понимается как
самодостаточное развертывание некой периодичности, никак не соотнесенной ни
с какой иной, внешней периодичностью времени -- регулярностью мировых часов.
Для того чтобы такая квазивременная система начала работать, необходимо,
чтобы часы встали.
3
"Исторический эпизод" повествует об Иване Ивановиче Сусанине -- том
самом "историческом лице, которое положило жизнь за царя и впоследствии было
воспето оперой Глинки". Событийного времени здесь тоже нет. Сусанин --
фигура легендарная, возможно, апокрифическая, используя термины Кеннета
Берка, имеющая сущность, но не существование. История Хармса
рассказывает о том, как Сусанин поел в русской харчевне "антрекот", как у
него заболел живот и как, выйдя во двор по нужде, он получил по зубам
ковшом, пущенным через окно боярином Ковшегубом. Подлинного события, как и в
137 История
иных исторических анекдотах, в этом эпизоде нет, но есть одна
особенность, представляющая интерес. Хармс дотошно отмечает течение времени,
фиксирующее полнейшее отсутствие событийности. При этом он изобретает некую
несуществующую старинную русскую единицу времени:
Прошло тридцать пять колов времени, и хозяин принес Ивану Ивановичу
антрекот <...>. Вот тут-то и произошла неприятность, так как не прошло и
пятнадцати колов времени, как в животе у Ивана Ивановича начались сильные
рези. <...> Несколько колов времени Сусанин лежал на земле и прислушивался,
но, не слыша ничего подозрительного, осторожно приподнял голову и осмотрелся
(ПВН, 387--389).
Слово "кол" для обозначения времени, вероятно, было позаимствовано у
Хлебникова, который писал в 1922 году:
Есть корень из
Нет-единицы,
Точку раздела тая
К тому, что было,
И тому что будет. Кол6.
"Кол" для Хлебникова -- это прежде всего "раскол", "разрез", это мнимая
точка ("корень из Нет-единицы"), отделяющая прошлое от будущего. Это момент
"теперь", не имеющий собственной длительности, но необходимый для того,
чтобы мыслить время как то, что было "до" и будет "после".
У Хармса "колы времени" отмечают условную длину неких пауз, периодов
бездеятельности -- ожидания антрекота, лежания на земле. Это моменты, когда
время замирает в некоем "теперь", замирает или движется как что-то
совершенно автономное от события, то есть как нечто парадоксально
обездвиженное, как нечто остановленное "колами".
Флоренский в своих этимологических штудиях приводит наблюдения
Миклошича, который
...сравнивает слово "вре-мя", старо-слав. врЪ-МА с vert-men от
врЪт-Ъ-ти, как коловорот, с чем можно было бы сблизить пре-врат-н-ый, о
времени7.
То, что время, как некое вращение на месте, может описываться как
"кол-оворот", хорошо выражает хармсовское понимание времени в истории с
Сусаниным. Кол стоит на месте и вращается -- пятнадцать раз, тридцать раз и
т. д. Кол оказывается своего рода осью исторических часов без стрелок.
Время приобретает автономный смысл именно тогда, когда событие как бы
совершенно исчезает. В параллельных сериях времени и
___________________
6 Хлебников Велимир. Творения. М.: Сов. писатель, 1987. С. 177.
Несколько раньше, в 1921 году, Хлебников озаглавил цикл своих утопических
текстов "Кол из будущего". При этом в тексте "О простых именах языка" он
отнес слово "кол" к группе слов на К, обозначающих смерть, покой,
исчезновение движения (Собрание произведений Велимира Хлебникова. Т. 5. Л.:
Изд-во писателей, 1933. С. 205).
7 Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М.: Правда, 1990.
С. 795.
138 Глава 5
событий темпоральный ряд имеет смысл именно тогда, когда события нет.
Хармсовская логика примерно такая -- когда ничего не происходит, изменения
не могут измеряться событиями и, соответственно, отношениями "до" и "после".
Именно бессобытийные куски вынуждают наблюдателя прибегать к абстрактной
временной шкале. Еще Льюис Кэрролл описывал в "Сильвии и Бруно" людей,
которые "накапливали ненужные часы", с тем чтобы использовать их после,
когда возникнет нужда во времени8. Часы становятся почти материальными
объектами именно тогда, когда они ничем не отмечены.
Любопытно это обозначение временной шкалы у Хармса не через "колы", как
у Хлебникова, а именно через "колы времени". Хармс берет школьное
обозначение единицы -- кол -- для обозначения единицы времени. Таким
образом, кол оказывается не обозначением единицы определенной длины (как,
например, час или минута), а именно эквивалентом самого понятия "единица
времени" -- потому слово "время" всегда присутствует в тексте.
Иными словами, Сусанин бездействует сначала тридцать абстрактных единиц
времени, потом пятнадцать единиц времени и, наконец, "несколько" единиц
времени. Поскольку мы не знаем размера единицы, то это указание мало что
сообщает, если, конечно, не считать информацией то, что Сусанин ждет
антрекота вдвое дольше, чем резей в животе.
Мы имеем отрезки времени неопределенной длины, поделенные на
неопределенные единицы. Единицы эти, однако, не чистая абстракция. Слово
"кол" отличается от слова "единица" гораздо большей семантической
конкретностью. Кол -- это, конечно, оценка по пятибальной шкале, но это и
заостренная палка (смутно отсылающая к сусанинской "дубине" народной войны).
В рамках же архаизирующего стиля текста "кол" выступает и как некая
пародийная старая реалия. Это как бы единица, но обладающая образной
конкретностью деревянного кола. Но это еще и знак некой неподвижности,
остановки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
392).
Анекдот описывает остановку времени, которая, собственно, и делает
историю. Остановка часов во многих текстах Хармса связывается с темой
смерти. История подобна смерти. Она отсылает случившееся в прошлое, где часы
перестают идти, где время останавливается.
И наконец, в последнем, седьмом, пушкинском анекдоте опробована иная
система измерения. Здесь нет никакого соотношения событий с временной шкалой
вообще. Само событие начинает строиться по принципу периодичности и отмеряет
свое собственное время как некий сериальный маятник. Речь здесь идет о
четырех сыновьях Пушкина, которые не умели, как, впрочем, и сам поэт, сидеть
на стуле:
Бывало, сплошная умора: сидят они за столом; на одном конце Пушкин все
время со стула падает, а на другом конце -- его сын (ПВН, 393).
Событие здесь (как и в ряде иных текстов) организовано в некоем
квазитемпоральном ритме. Ритм этот задается падениями, то Пушкина, то сына
(ср. со "случаем" "Пушкин и Гоголь"). При этом "событие" понимается как
самодостаточное развертывание некой периодичности, никак не соотнесенной ни
с какой иной, внешней периодичностью времени -- регулярностью мировых часов.
Для того чтобы такая квазивременная система начала работать, необходимо,
чтобы часы встали.
3
"Исторический эпизод" повествует об Иване Ивановиче Сусанине -- том
самом "историческом лице, которое положило жизнь за царя и впоследствии было
воспето оперой Глинки". Событийного времени здесь тоже нет. Сусанин --
фигура легендарная, возможно, апокрифическая, используя термины Кеннета
Берка, имеющая сущность, но не существование. История Хармса
рассказывает о том, как Сусанин поел в русской харчевне "антрекот", как у
него заболел живот и как, выйдя во двор по нужде, он получил по зубам
ковшом, пущенным через окно боярином Ковшегубом. Подлинного события, как и в
137 История
иных исторических анекдотах, в этом эпизоде нет, но есть одна
особенность, представляющая интерес. Хармс дотошно отмечает течение времени,
фиксирующее полнейшее отсутствие событийности. При этом он изобретает некую
несуществующую старинную русскую единицу времени:
Прошло тридцать пять колов времени, и хозяин принес Ивану Ивановичу
антрекот <...>. Вот тут-то и произошла неприятность, так как не прошло и
пятнадцати колов времени, как в животе у Ивана Ивановича начались сильные
рези. <...> Несколько колов времени Сусанин лежал на земле и прислушивался,
но, не слыша ничего подозрительного, осторожно приподнял голову и осмотрелся
(ПВН, 387--389).
Слово "кол" для обозначения времени, вероятно, было позаимствовано у
Хлебникова, который писал в 1922 году:
Есть корень из
Нет-единицы,
Точку раздела тая
К тому, что было,
И тому что будет. Кол6.
"Кол" для Хлебникова -- это прежде всего "раскол", "разрез", это мнимая
точка ("корень из Нет-единицы"), отделяющая прошлое от будущего. Это момент
"теперь", не имеющий собственной длительности, но необходимый для того,
чтобы мыслить время как то, что было "до" и будет "после".
У Хармса "колы времени" отмечают условную длину неких пауз, периодов
бездеятельности -- ожидания антрекота, лежания на земле. Это моменты, когда
время замирает в некоем "теперь", замирает или движется как что-то
совершенно автономное от события, то есть как нечто парадоксально
обездвиженное, как нечто остановленное "колами".
Флоренский в своих этимологических штудиях приводит наблюдения
Миклошича, который
...сравнивает слово "вре-мя", старо-слав. врЪ-МА с vert-men от
врЪт-Ъ-ти, как коловорот, с чем можно было бы сблизить пре-врат-н-ый, о
времени7.
То, что время, как некое вращение на месте, может описываться как
"кол-оворот", хорошо выражает хармсовское понимание времени в истории с
Сусаниным. Кол стоит на месте и вращается -- пятнадцать раз, тридцать раз и
т. д. Кол оказывается своего рода осью исторических часов без стрелок.
Время приобретает автономный смысл именно тогда, когда событие как бы
совершенно исчезает. В параллельных сериях времени и
___________________
6 Хлебников Велимир. Творения. М.: Сов. писатель, 1987. С. 177.
Несколько раньше, в 1921 году, Хлебников озаглавил цикл своих утопических
текстов "Кол из будущего". При этом в тексте "О простых именах языка" он
отнес слово "кол" к группе слов на К, обозначающих смерть, покой,
исчезновение движения (Собрание произведений Велимира Хлебникова. Т. 5. Л.:
Изд-во писателей, 1933. С. 205).
7 Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М.: Правда, 1990.
С. 795.
138 Глава 5
событий темпоральный ряд имеет смысл именно тогда, когда события нет.
Хармсовская логика примерно такая -- когда ничего не происходит, изменения
не могут измеряться событиями и, соответственно, отношениями "до" и "после".
Именно бессобытийные куски вынуждают наблюдателя прибегать к абстрактной
временной шкале. Еще Льюис Кэрролл описывал в "Сильвии и Бруно" людей,
которые "накапливали ненужные часы", с тем чтобы использовать их после,
когда возникнет нужда во времени8. Часы становятся почти материальными
объектами именно тогда, когда они ничем не отмечены.
Любопытно это обозначение временной шкалы у Хармса не через "колы", как
у Хлебникова, а именно через "колы времени". Хармс берет школьное
обозначение единицы -- кол -- для обозначения единицы времени. Таким
образом, кол оказывается не обозначением единицы определенной длины (как,
например, час или минута), а именно эквивалентом самого понятия "единица
времени" -- потому слово "время" всегда присутствует в тексте.
Иными словами, Сусанин бездействует сначала тридцать абстрактных единиц
времени, потом пятнадцать единиц времени и, наконец, "несколько" единиц
времени. Поскольку мы не знаем размера единицы, то это указание мало что
сообщает, если, конечно, не считать информацией то, что Сусанин ждет
антрекота вдвое дольше, чем резей в животе.
Мы имеем отрезки времени неопределенной длины, поделенные на
неопределенные единицы. Единицы эти, однако, не чистая абстракция. Слово
"кол" отличается от слова "единица" гораздо большей семантической
конкретностью. Кол -- это, конечно, оценка по пятибальной шкале, но это и
заостренная палка (смутно отсылающая к сусанинской "дубине" народной войны).
В рамках же архаизирующего стиля текста "кол" выступает и как некая
пародийная старая реалия. Это как бы единица, но обладающая образной
конкретностью деревянного кола. Но это еще и знак некой неподвижности,
остановки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155