Он подвел ее к трону, из-под которого выглядывали голубой лотос Юга и папирус Севера, и она осторожно опустилась на него, очарованная благоуханием лотоса.
Главный глашатай принялся перечислять ее титулы: божество диадем, возлюбленная богинь, юная годами, Гор, живущий вечно, Маат, которая живет вечно. И титулы ее матери, которые она получила в Гелиополе, прозвучали все до единого. Он кончил и уже хотел было, откланявшись, отойти в сторону, но тут Хатшепсут подняла сверкающую руку. Настала недоуменная тишина.
– Все эти титулы принадлежат мне по праву божественного рождения, – сказала она чистым, холодным голосом. – Но я хочу изменить имя. Хатшепсут, главная среди благородных женщин, годится для царевны, но я стала царицей. Отныне я буду зваться Хатшепсет, первой среди возлюбленных женщин.
Сенмут не сдержал улыбки, когда она, как предписывал обычай, пустилась в обход святилища, медленно шагая и держа спину неестественно прямо под грузом двойной короны и мантии, которая подметала золотой пол. Как это похоже на его дерзкую маленькую царевну, которая никак не устанет доказывать свое превосходство перед богами и людьми!
Он выскользнул из зала и пошел искать Бению, который решил пойти порыбачить, пока на реке никого нет. У Сенмута было такое чувство, будто сегодня наступает конец его свободе, и хотя перспектива новой работы поднимала ему настроение, он с сожалением оглядывался на свою почти миновавшую юность и три подаренных ею мига – дары, более ценные, чем золото.
Пир продолжался всю ночь. Люди города пили и танцевали на улицах, бродили из дома в дом до самого восхода. Во дворце толпа гостей перелилась из залов в сады. Там на каждом дереве висели лампы, а на траве лежали мягкие подушки и стояли стулья, чтобы все могли порадоваться весеннему теплу. Хатшепсут, Тутмос и приглашенная знать занимали возвышение, которое почти утонуло в цветах, а Сенмут оказался за одним столом с молодыми людьми, Менхом, Хапусенебом, Юсер-Амоном, Джехути и другими; все они пили и требовали песен, аплодировали, громко кричали и беспрерывно ели. Покончив с трапезой, Сенмут откинулся на подушки и стал наблюдать за происходящим вокруг, а его осторожное второе «я» радовалось, глядя на выходки сотен гостей. Он почти задремал, когда Хапусенеб подвинул свой стул поближе к нему.
От него сильно пахло благовониями, восковой конус у него на голове уже растаял, покрыв маслянистым глянцем широкую грудь, но он не был пьян. Спокойные серые глаза с дружеским одобрением глядели в глаза Сенмута.
– Я слышал, ты получил новую должность, Сенмут, – сказал он.
Сенмут коротко кивнул. Он по-прежнему чувствовал себя неловко в обществе этого уравновешенного, самодостаточного юноши, поэтому встрепенулся и насторожился, ожидая следующих слов.
– Нам с тобой надо научиться работать вместе, – тихо продолжал Хапусенеб, – ибо я тоже преданно служу царице и жизнь моя принадлежит ей. Дни моего отца сочтены, – сказал он.
Сенмут бросил быстрый взгляд на высокий стол, где худощавый аристократ как раз опрокидывал очередной кубок.
– Скоро его жезл визиря Севера перейдет ко мне, а это значит, что мне придется много путешествовать на службе у фараона, и я не всегда буду здесь, когда во мне возникнет нужда.
«Этот человек знает что-то, чего не знаю я», – встревожено подумал Сенмут и поставил на стол только что взятый кубок. Хапусенеб по-прежнему с улыбкой глядел на него, но Сенмут знал, что в этот миг ему выносят оценку.
– Молодой Тутмос вступил в переписку с Мененой, тем самым, которого отстранил от должности фараон. Что это значит, мне не ведомо. Время покажет. Но тебе, к которому благоволит царица, я передаю в полное распоряжение мой дом, моих слуг и моих шпионов, на случай, чтобы в час нужды, когда меня не будет, ты мог действовать так, как поступил бы я сам.
Он посмотрел на весело смеявшуюся Хатшепсут в двойном венце, и его взгляд вернулся к Сенмуту.
– Покуда фараон жив, она в безопасности. Надо ли говорить больше?
Сенмут поспешно тряхнул головой, задаваясь про себя вопросом, чего стоило молодому аристократу такое признание.
Не дожидаясь ответа, Хапусенеб передвинул свой стул и заговорил с Юсер-Амоном, а Сенмут вернулся к вину. Его охватило неприятное предчувствие того, что жизнь его скоро станет намного сложнее и каждый шаг нужно будет делать с оглядкой. Внезапно молодой человек почувствовал усталость, и ему захотелось оказаться в своей постели, чтобы рядом был теплый бок Та-кха'ет, и он вышел из зала, не дожидаясь конца пира.
Хатшепсут видела, как он уходил, но тут специально приглашенные для этой оказии кефтийские танцовщицы завели свою песню, и она не пошла за ним.
Так Хатшепсут стала царицей. Тутмос предвкушал, как будет доживать свои дни, вспоминая о прошлом и ведя шашечные бои в тени садовых деревьев в компании старого товарища, пен-Нехеба. А еще он предвкушал, как поставит последние надписи для потомства на тех прекрасных творениях, которые были сооружены в его царствие как памятники ему. У него не было большого желания надолго задерживаться в Египте. Он устал, его тело, исполосованное шрамами старых битв, износилось под бременем власти. Он хотел только одного – поскорее мирно воссоединиться с богом. Если, вспоминая старшую дочь, он и мучился угрызениями совести, то не показывал этого, да и оставшийся в живых сын его не очень беспокоил. Он говорил себе, что сделал все возможное для будущего страны, оставив на престоле свою самую одаренную дочь, а на долю Тутмоса-младшего остались наслаждения.
Несколько месяцев подряд Хатшепсут с раннего утра отправлялась вместе с отцом в храм Амона, а оттуда – в комнату для аудиенций, где выслушивала донесения, диктовала указы губернаторам, улаживала разногласия. Коронация точно выпустила на свободу дремавшие в ней до тех пор силы, и она набрасывалась на работу с демонической страстью, не давая отдыха ни себе, ни слугам, излучая власть, словно сияние.
Отец Хапусенеба умер на охоте; Хапусенеб сразу же присягнул на верность в качестве визиря Севера и отправился с ревизией в подвластные ему провинции. Сенмут понемногу привыкал к новым обязанностям в храме, разрываясь между ним и строительной площадкой в долине, где уже трудились сотни рабов. Бения на чем свет стоит ругал испепеляющую жару, а дыра в скале становилась все шире. Там вырастало первое святилище.
Хатшепсут посетила церемонию натяжения шнура. Она сама держала выкрашенные белой краской веревки, пока строители мерили шагами размеры ее будущего храма и закладывали первый камень. В первый сумасшедший год своего правления не позабыла девушка и обещания, данного ею Хатор и другим богам, мимо чьих опустевших, разрушенных святилищ она проплывала во время своего путешествия вверх по реке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145