И всегда солнце его убивает. Охотник никак не может добиться успеха и при этом не учится на ошибках.
– Но он все еще здесь, хотя остальные звезды уже скрылись, – заметила Хизи. – Сопротивляясь, он живет дольше, чем те, что отступили.
– Остальные звезды умнее, – ответил Предсказатель Дождя; Хизи показалось, что в его голосе прозвучало еле заметное неодобрение. Может быть, она просто стала мнительной?
– Но не храбрее, – упрямо возразила Хизи. – И он не убегает от опасности.
– Я не умею играть в слова, – вмешался Тзэм, оборачиваясь, но недостаточно для того, чтобы Хизи смогла увидеть его лицо. Это были первые слова, которые он произнес после своих рыданий накануне. – Ты же сама решила, что нам следует уехать из деревни.
– Я никогда не решаю, как поступить, Тзэм, – ответила ему Хизи. – Что-то всегда случается, но не потому, что я так решила.
– Ты не звезда, принцесса, и если тебя утром задуют, как свечу, ты не загоришься снова. Я мало что знаю о духах, которых здешний народ называет богами, – тут тебе известно больше, как всегда. Но по тому, что я слышал, мне кажется, что они неподходящий образец для подражания.
– Хорошо сказано, – согласился Братец Конь, – хотя должен признаться, что в молодые годы я носил изображение Охотника на щите. Многие молодые менги до сих пор так делают. Охотник отчаянный бог, но молодежь высоко ценит безрассудство.
– А что ценят старики? – спросил Предсказатель Дождя.
– Молодых девушек, – ответил Братец Конь. – Если бы теперь у меня был щит, я нарисовал бы на нем красотку.
Нгангата, ехавший слегка впереди Предсказателя Дождя, обернулся. Его лицо было странного розового цвета в лучах восходящего солнца.
– Перкар похож на Охотника, – мрачно сказал он. – Во всем. И вы видите, до чего это довело.
Ветер усилился, чистый и холодный, и на мгновение вымел из рассудка Хизи загромоздившие его обломки мыслей. Ей пришлось почти кричать, чтобы Братец Конь услышал ее:
– Да, насчет Перкара. Ты сказал, мы поговорим о том, что с ним делать.
– Потом, когда отдохнем немного.
– Стоит поторопиться с привалом и отдыхом. Когда я вернулась… перед тем как проснуться в твоем екте, я снова видела то чудовище, которое пожирает жизнь Перкара. Мне кажется, оно побеждает. Если, как ты говоришь, у меня и правда есть сейчас сила, чтобы помочь Перкару, то через несколько дней я уже могу не справиться.
– Может, и так, – согласился старый менг. – Но сначала расскажи мне обо всем. Как ты прошла сквозь барабан, что случилось потом. На это времени нам хватит.
Хизи кивнула и принялась рассказывать, стараясь ничего не пропустить, хотя даже свежему ветру не удавалось больше сделать ее ум ясным, а собственный монотонный голос начал усыплять. Рассказ Хизи превратился в путаницу подробностей, и она стала опасаться, что понять что-нибудь окажется невозможным. Небо продолжало светлеть, шар солнца поднялся над горизонтом. Следуя указаниям Братца Коня, путники повернулись спиной к светилу и двинулись почти точно на запад. Вскоре они достигли круглой, как плошка, долины, только с юга и с севера ограниченной далекими холмами. Еще дальше, как лиловые тучи, виднелись горы. Небо стало синим и безоблачным, с земли исчезли последние следы снега.
Порыв ветра унес последние слова Хизи в бесконечный простор, и Братец Конь долго молча покачивался в седле, обдумывая услышанное. Хизи не торопила его, оглядываясь вокруг.
Тзэм ехал на лошади, вдвое более приземистой и крепкой, чем ее собственный скакун, но даже для такого коня казался велик; впрочем, выносливое животное несло его, не жалуясь на тяжесть. Тзэм оставался мрачным и ни разу за все время рассказа Хизи о путешествии на гору не оглянулся. Это было даже хорошо: Хизи опасалась того, что могла прочесть на его лице. Нгангата скакал, намного опередив остальных, как всегда, выполняя роль разведчика, и рядом с ним трусил Хин. Лошадь, тянувшую волокушу с бесчувственным телом Перкара, вел Ю-Хан. Нгангата настоял на том, чтобы они взяли с собой и Свирепого Тигра, коня, которого Перкар привел в деревню из своей поездки. После того как Хизи закончила свой рассказ, Предсказатель Дождя отстал от остальных; даже на его орлиных чертах лежала печать усталости. Он вел в поводу двух запасных коней; на них были навьючены шатры и запас продовольствия.
Семь человек и девять лошадей.
«На этой равнине мы кажемся муравьями, – подумала Хизи. – Песчинкой в глазу неба».
Наконец Братец Конь нарушил молчание:
– С тобой случилось необычное происшествие. Необычное, хочу я сказать, даже для гаана.
– Мне так и показалось, – признала Хизи. – Но я ничего не знаю об этих вещах.
– Тебя захватила сила жертвоприношения. Мы всегда заботимся о том, чтобы бог-конь сразу попал к себе домой и не заблудился. Поэтому мы поем песню, которая покажет дорогу духу.
– Было такое чувство, словно меня несет поток, – сказала Хизи.
Старик кивнул:
– Я никогда так не летал. Немногие гааны рискуют по доброй воле попадать на гору. Подобное путешествие слишком опасно.
– Тогда, может быть, – взорвался Тзэм, так резко поворачиваясь в седле, что голова его бедного коня дернулась в сторону, – тебе следовало предупредить Хизи, прежде чем дать ей такое опасное средство? Или, может быть, ты надеялся, что с ней случится то, что случилось?
– Я не подумал как следует, – признался Братец Конь, обращаясь скорее к Хизи, чем к Тзэму. – Не подумал. Я никак не предполагал, что ты откроешь озеро без моей помощи… без моего настояния. Мне казалось, что ты этого не хочешь.
– Какими бы силами она ни обладала, – сказал Тзэм, – Хизи еще очень молода и поддается порывам.
– Тзэм…
– Принцесса, я служу тебе много лет. До самого последнего времени мне приходилось защищать тебя не столько от врагов, сколько от тебя самой. У тебя разум ученого – я знаю, что ты гораздо умнее меня, – но иногда тебе не хватает здравого смысла.
Хизи уже открыла рот для сердитого ответа, но слова замерли у нее на языке: Тзэм был, конечно, прав. Иногда она так погружалась в свои мысли, что не замечала, куда идет. А иногда она, казалось, действовала, вообще не думая, и потом бывала вынуждена часами придумывать оправдания тому, что сделала. Впрочем, такие нравоучения Тзэм читал ей всегда. На самом деле он просто не понимал, что с ней творится.
Вместо того чтобы резко ему ответить, Хизи только устало кивнула.
– Во всяком случае, отдохнув, – сказал Братец Конь, – ты должна справиться со всем, что нужно, чтобы помочь Перкару.
Когда Хизи проснулась, у нее не попадал зуб на зуб, хотя она и была закутана в одеяло. Угли костра тоже давали тепло, но оно тут же растворялось в холодном воздухе. Хизи не могла вспомнить, как они разбивали лагерь: должно быть, она уснула в седле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
– Но он все еще здесь, хотя остальные звезды уже скрылись, – заметила Хизи. – Сопротивляясь, он живет дольше, чем те, что отступили.
– Остальные звезды умнее, – ответил Предсказатель Дождя; Хизи показалось, что в его голосе прозвучало еле заметное неодобрение. Может быть, она просто стала мнительной?
– Но не храбрее, – упрямо возразила Хизи. – И он не убегает от опасности.
– Я не умею играть в слова, – вмешался Тзэм, оборачиваясь, но недостаточно для того, чтобы Хизи смогла увидеть его лицо. Это были первые слова, которые он произнес после своих рыданий накануне. – Ты же сама решила, что нам следует уехать из деревни.
– Я никогда не решаю, как поступить, Тзэм, – ответила ему Хизи. – Что-то всегда случается, но не потому, что я так решила.
– Ты не звезда, принцесса, и если тебя утром задуют, как свечу, ты не загоришься снова. Я мало что знаю о духах, которых здешний народ называет богами, – тут тебе известно больше, как всегда. Но по тому, что я слышал, мне кажется, что они неподходящий образец для подражания.
– Хорошо сказано, – согласился Братец Конь, – хотя должен признаться, что в молодые годы я носил изображение Охотника на щите. Многие молодые менги до сих пор так делают. Охотник отчаянный бог, но молодежь высоко ценит безрассудство.
– А что ценят старики? – спросил Предсказатель Дождя.
– Молодых девушек, – ответил Братец Конь. – Если бы теперь у меня был щит, я нарисовал бы на нем красотку.
Нгангата, ехавший слегка впереди Предсказателя Дождя, обернулся. Его лицо было странного розового цвета в лучах восходящего солнца.
– Перкар похож на Охотника, – мрачно сказал он. – Во всем. И вы видите, до чего это довело.
Ветер усилился, чистый и холодный, и на мгновение вымел из рассудка Хизи загромоздившие его обломки мыслей. Ей пришлось почти кричать, чтобы Братец Конь услышал ее:
– Да, насчет Перкара. Ты сказал, мы поговорим о том, что с ним делать.
– Потом, когда отдохнем немного.
– Стоит поторопиться с привалом и отдыхом. Когда я вернулась… перед тем как проснуться в твоем екте, я снова видела то чудовище, которое пожирает жизнь Перкара. Мне кажется, оно побеждает. Если, как ты говоришь, у меня и правда есть сейчас сила, чтобы помочь Перкару, то через несколько дней я уже могу не справиться.
– Может, и так, – согласился старый менг. – Но сначала расскажи мне обо всем. Как ты прошла сквозь барабан, что случилось потом. На это времени нам хватит.
Хизи кивнула и принялась рассказывать, стараясь ничего не пропустить, хотя даже свежему ветру не удавалось больше сделать ее ум ясным, а собственный монотонный голос начал усыплять. Рассказ Хизи превратился в путаницу подробностей, и она стала опасаться, что понять что-нибудь окажется невозможным. Небо продолжало светлеть, шар солнца поднялся над горизонтом. Следуя указаниям Братца Коня, путники повернулись спиной к светилу и двинулись почти точно на запад. Вскоре они достигли круглой, как плошка, долины, только с юга и с севера ограниченной далекими холмами. Еще дальше, как лиловые тучи, виднелись горы. Небо стало синим и безоблачным, с земли исчезли последние следы снега.
Порыв ветра унес последние слова Хизи в бесконечный простор, и Братец Конь долго молча покачивался в седле, обдумывая услышанное. Хизи не торопила его, оглядываясь вокруг.
Тзэм ехал на лошади, вдвое более приземистой и крепкой, чем ее собственный скакун, но даже для такого коня казался велик; впрочем, выносливое животное несло его, не жалуясь на тяжесть. Тзэм оставался мрачным и ни разу за все время рассказа Хизи о путешествии на гору не оглянулся. Это было даже хорошо: Хизи опасалась того, что могла прочесть на его лице. Нгангата скакал, намного опередив остальных, как всегда, выполняя роль разведчика, и рядом с ним трусил Хин. Лошадь, тянувшую волокушу с бесчувственным телом Перкара, вел Ю-Хан. Нгангата настоял на том, чтобы они взяли с собой и Свирепого Тигра, коня, которого Перкар привел в деревню из своей поездки. После того как Хизи закончила свой рассказ, Предсказатель Дождя отстал от остальных; даже на его орлиных чертах лежала печать усталости. Он вел в поводу двух запасных коней; на них были навьючены шатры и запас продовольствия.
Семь человек и девять лошадей.
«На этой равнине мы кажемся муравьями, – подумала Хизи. – Песчинкой в глазу неба».
Наконец Братец Конь нарушил молчание:
– С тобой случилось необычное происшествие. Необычное, хочу я сказать, даже для гаана.
– Мне так и показалось, – признала Хизи. – Но я ничего не знаю об этих вещах.
– Тебя захватила сила жертвоприношения. Мы всегда заботимся о том, чтобы бог-конь сразу попал к себе домой и не заблудился. Поэтому мы поем песню, которая покажет дорогу духу.
– Было такое чувство, словно меня несет поток, – сказала Хизи.
Старик кивнул:
– Я никогда так не летал. Немногие гааны рискуют по доброй воле попадать на гору. Подобное путешествие слишком опасно.
– Тогда, может быть, – взорвался Тзэм, так резко поворачиваясь в седле, что голова его бедного коня дернулась в сторону, – тебе следовало предупредить Хизи, прежде чем дать ей такое опасное средство? Или, может быть, ты надеялся, что с ней случится то, что случилось?
– Я не подумал как следует, – признался Братец Конь, обращаясь скорее к Хизи, чем к Тзэму. – Не подумал. Я никак не предполагал, что ты откроешь озеро без моей помощи… без моего настояния. Мне казалось, что ты этого не хочешь.
– Какими бы силами она ни обладала, – сказал Тзэм, – Хизи еще очень молода и поддается порывам.
– Тзэм…
– Принцесса, я служу тебе много лет. До самого последнего времени мне приходилось защищать тебя не столько от врагов, сколько от тебя самой. У тебя разум ученого – я знаю, что ты гораздо умнее меня, – но иногда тебе не хватает здравого смысла.
Хизи уже открыла рот для сердитого ответа, но слова замерли у нее на языке: Тзэм был, конечно, прав. Иногда она так погружалась в свои мысли, что не замечала, куда идет. А иногда она, казалось, действовала, вообще не думая, и потом бывала вынуждена часами придумывать оправдания тому, что сделала. Впрочем, такие нравоучения Тзэм читал ей всегда. На самом деле он просто не понимал, что с ней творится.
Вместо того чтобы резко ему ответить, Хизи только устало кивнула.
– Во всяком случае, отдохнув, – сказал Братец Конь, – ты должна справиться со всем, что нужно, чтобы помочь Перкару.
Когда Хизи проснулась, у нее не попадал зуб на зуб, хотя она и была закутана в одеяло. Угли костра тоже давали тепло, но оно тут же растворялось в холодном воздухе. Хизи не могла вспомнить, как они разбивали лагерь: должно быть, она уснула в седле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152