Я стал плохо спать. И никто не учитывал, что при этом я снимал картину. Студия поручила мне снять мюзикл «Гей, облака». Ничего хуже нельзя было для меня придумать. Я терпеть не могу музыкальные комедии.
С этой картиной все шло наперекосяк. Продюсер вмешивался во время съемок, на площадку приходили руководители студии и уходили, не сказав ни слова. Возникали задержки, которых можно было избежать, и такие, которых избежать было нельзя: заболела звезда, цветная пленка выявила ошибки в освещении, Айтел разругался с оператором, пострадал рабочий, решили произвести изменения в сценарии, график съемок отставал на несколько дней, вместо того, чтобы отснять дорогостоящую массовку в одно утро, съемки продолжались до следующего утра – словом, сплошные неудачи, и Айтел понимал, что виноват он. Каждый вечер он посыпал солью свои раны, сидя в проекционной и просматривая снятый на прошлой неделе материал. Чем больше он работал, тем хуже получалось. Темп был либо слишком медленным, либо слишком быстрым, комедийные ситуации не вызывали смеха, атмосфера была слишком благостная, а постановка, в которой была занята целая армия танцующих девиц и калейдоскоп декораций, производила впечатление поля битвы после войны между хореографом и Айтелом. В этом совсем затерялся «штрих Айтела» – лишь то тут, то там попадалась сцена с продуманной композицией, сложными полутонами и ощущением атмосферы. В течение трех недель шли такие съемки, пока однажды утром, когда картина была и наполовину не отснята, всё пошло кувырком, и вся группа – продюсер, режиссер, актеры, операторы и массовка, хореограф и кордебалет – сгрудилась в павильоне озвучивания. Айтел, не совладав с собой, ушел с площадки и со студии. «Сьюприм пикчерс» тут же разорвала с ним контракт, а на следующее утро поручила другому режиссеру неблагодарную миссию закончить «Гей, облака». Айтела на студии не было, и он не узнал об этом. Когда в то утро Айтел ушел со студии, он начал действовать по собственному сценарию, который, опережая намеченный график или запаздывая, разворачивался несколько дней.
Глава 6
Айтел поехал прямо в свой четырнадцатикомнатный дом и велел дворецкому никому не открывать дверь. Его секретарша уехала отдыхать, поэтому он позвонил в службу автоответчика и сказал, что его не будет в городе в ближайшие два дня. Затем засел в своем кабинете и стал пить. Всю вторую половину дня звонил телефон и единственным показателем того, сколько он выпил, было то, что телефонный звонок казался ему очень смешным.
Приходится признать, что он не мог допьяна напиться. Слишком отрезвляющим было сознание, что через сорок восемь часов ему надлежит предстать перед комиссией. «Я теперь свободен, – говорил себе Айтел, – я могу делать что хочу», и однако же он не мог думать ни о чем, кроме урона, который нанес картине «Гей, облака», уйдя с площадки. Его контракт с «Сьюприм пикчерс» разорван – в этом он не сомневался. Однако, если он будет сотрудничать с комиссией, то, по всей вероятности, найдет работу на другой студии. То, что он вспылил и ушел с площадки, обойдется ему в несколько сот тысяч долларов, которые придется выплачивать в течение ближайших пяти лет. «В любом случае эта сумма ушла бы на налоги», – поймал он себя на мысли.
Вечером, накануне того дня, когда Айтел должен был давать показания, он все еще не встречался со своим адвокатом, а лишь сказал по телефону, что заедет к нему в контору за полчаса до начала слушания. Затем Айтел набрал номер своего автоответчика и прослушал перечень звонивших. За тридцать шесть часов, прошедших с того момента, как он уехал со студии, ему позвонили более ста человек, и через какое-то время ему надоело их слушать.
– Просто перечислите мне фамилии звонивших, – попросил он телефонистку и, еще слушая ее, уже забыл, кто звонил. Однако услышав имя Мэриона Фэя, Айтел прервал девушку. – Что хотел Фэй? – спросил он.
– Он ничего не сказал. Только оставил номер телефона.
– Хорошо. Спасибо. Дайте мне этот номер, а остальное доскажете потом, милочка.
Фэй приехал через час после звонка Айтела.
– Пытаешься привыкнуть жить один? – сказал он, входя.
– Возможно, так оно и есть.
Мэрион сел и осторожно постучал сигаретой по своему платиновому портсигару.
– Я вчера видел Доротею, – сказал он. – Она держит пари, что ты заговоришь.
– Я не знал, что на меня ставят, – сказал Айтел.
Фэй передернул плечами.
– Люди ставят на все.
– Интересно, почему?
– Только так и можно узнать истину.
– Хорошо, – сказал Айтел, – а на что ставишь ты, Мэрион?
Фэй взглянул на него.
– Я поставил триста долларов, что Доротея не права.
– Может, тебе стоит заключить двойное пари, чтоб обезопасить себя?
– Я лучше проиграю.
Айтел придвинулся ближе к спинке кресла.
– Я слышал немало всякого про то, чем ты занимаешься в Дезерд'Ор.
– Все это правда.
– Мне это не нравится.
– Мы поговорим об этом в другое время. Я только хотел сказать тебе…
– Так что же ты хотел мне сказать?
Мэрион не вполне владел своим голосом.
– Я хотел сказать, что, если проиграю, нашим отношениям конец. – Такой финал показывал, какой он еще юнец.
– Мэрион! – воскликнул Айтел, не придумав сказать ничего другого.
– Я это серьезно, – повторил Фэй.
– Я видел тебя трижды за последние три года. Не такая уж у нас большая дружба, так что можно ее и лишиться.
– Прекрати, – сказал Фэй. Голос у него дрожал.
Айтел обозлился. Несколько лет назад Мэрион не стал бы говорить с ним так.
– Я хотел поговорить о тебе, – сказал Айтел.
– Послушай, Чарли, – пробормотал Фэй, – я ведь тебя знаю. Ты же не станешь называть имена.
– Может быть, и стану.
– Ради чего? Чтобы тебе позволили сделать еще немного дерьма?
– А ради чего же еще? – сказал Айтел.
– Почему бы не попытаться найти ответ на этот вопрос? Ты же ломал себе над этим голову последние пятнадцать лет.
– Возможно, я себя обманывал.
– Великое ждет тебя будущее, правда? До самой смерти изготовлять пойло.
Айтел не был уверен, как бы он поступил, если бы Фэй не заехал к нему, но на другое утро, после очень плохо проведенной ночи, он вошел в кабинет своего адвоката, одарил его широкой улыбкой и небрежно произнес:
– Я не буду называть имена, – таким тоном словно это было с самого начала решено. – Постарайтесь только, чтобы я не попал в тюрьму, вот и все.
– Вы уверены, что по дороге не измените своего мнения? – спросил адвокат.
– Не на этот раз.
В последующие недели Айтел не раз будет возвращаться мыслью к этому часу перед заседанием комиссии, так как он хорошо его запомнил. Он поступил, как, возможно, надеялся поступить: был спокоен, контролировал свой голос и в течение двух часов, питаемый волнением, уходил от вопросов, давал отточенные ответы и горел желанием отрезать путь к отступлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
С этой картиной все шло наперекосяк. Продюсер вмешивался во время съемок, на площадку приходили руководители студии и уходили, не сказав ни слова. Возникали задержки, которых можно было избежать, и такие, которых избежать было нельзя: заболела звезда, цветная пленка выявила ошибки в освещении, Айтел разругался с оператором, пострадал рабочий, решили произвести изменения в сценарии, график съемок отставал на несколько дней, вместо того, чтобы отснять дорогостоящую массовку в одно утро, съемки продолжались до следующего утра – словом, сплошные неудачи, и Айтел понимал, что виноват он. Каждый вечер он посыпал солью свои раны, сидя в проекционной и просматривая снятый на прошлой неделе материал. Чем больше он работал, тем хуже получалось. Темп был либо слишком медленным, либо слишком быстрым, комедийные ситуации не вызывали смеха, атмосфера была слишком благостная, а постановка, в которой была занята целая армия танцующих девиц и калейдоскоп декораций, производила впечатление поля битвы после войны между хореографом и Айтелом. В этом совсем затерялся «штрих Айтела» – лишь то тут, то там попадалась сцена с продуманной композицией, сложными полутонами и ощущением атмосферы. В течение трех недель шли такие съемки, пока однажды утром, когда картина была и наполовину не отснята, всё пошло кувырком, и вся группа – продюсер, режиссер, актеры, операторы и массовка, хореограф и кордебалет – сгрудилась в павильоне озвучивания. Айтел, не совладав с собой, ушел с площадки и со студии. «Сьюприм пикчерс» тут же разорвала с ним контракт, а на следующее утро поручила другому режиссеру неблагодарную миссию закончить «Гей, облака». Айтела на студии не было, и он не узнал об этом. Когда в то утро Айтел ушел со студии, он начал действовать по собственному сценарию, который, опережая намеченный график или запаздывая, разворачивался несколько дней.
Глава 6
Айтел поехал прямо в свой четырнадцатикомнатный дом и велел дворецкому никому не открывать дверь. Его секретарша уехала отдыхать, поэтому он позвонил в службу автоответчика и сказал, что его не будет в городе в ближайшие два дня. Затем засел в своем кабинете и стал пить. Всю вторую половину дня звонил телефон и единственным показателем того, сколько он выпил, было то, что телефонный звонок казался ему очень смешным.
Приходится признать, что он не мог допьяна напиться. Слишком отрезвляющим было сознание, что через сорок восемь часов ему надлежит предстать перед комиссией. «Я теперь свободен, – говорил себе Айтел, – я могу делать что хочу», и однако же он не мог думать ни о чем, кроме урона, который нанес картине «Гей, облака», уйдя с площадки. Его контракт с «Сьюприм пикчерс» разорван – в этом он не сомневался. Однако, если он будет сотрудничать с комиссией, то, по всей вероятности, найдет работу на другой студии. То, что он вспылил и ушел с площадки, обойдется ему в несколько сот тысяч долларов, которые придется выплачивать в течение ближайших пяти лет. «В любом случае эта сумма ушла бы на налоги», – поймал он себя на мысли.
Вечером, накануне того дня, когда Айтел должен был давать показания, он все еще не встречался со своим адвокатом, а лишь сказал по телефону, что заедет к нему в контору за полчаса до начала слушания. Затем Айтел набрал номер своего автоответчика и прослушал перечень звонивших. За тридцать шесть часов, прошедших с того момента, как он уехал со студии, ему позвонили более ста человек, и через какое-то время ему надоело их слушать.
– Просто перечислите мне фамилии звонивших, – попросил он телефонистку и, еще слушая ее, уже забыл, кто звонил. Однако услышав имя Мэриона Фэя, Айтел прервал девушку. – Что хотел Фэй? – спросил он.
– Он ничего не сказал. Только оставил номер телефона.
– Хорошо. Спасибо. Дайте мне этот номер, а остальное доскажете потом, милочка.
Фэй приехал через час после звонка Айтела.
– Пытаешься привыкнуть жить один? – сказал он, входя.
– Возможно, так оно и есть.
Мэрион сел и осторожно постучал сигаретой по своему платиновому портсигару.
– Я вчера видел Доротею, – сказал он. – Она держит пари, что ты заговоришь.
– Я не знал, что на меня ставят, – сказал Айтел.
Фэй передернул плечами.
– Люди ставят на все.
– Интересно, почему?
– Только так и можно узнать истину.
– Хорошо, – сказал Айтел, – а на что ставишь ты, Мэрион?
Фэй взглянул на него.
– Я поставил триста долларов, что Доротея не права.
– Может, тебе стоит заключить двойное пари, чтоб обезопасить себя?
– Я лучше проиграю.
Айтел придвинулся ближе к спинке кресла.
– Я слышал немало всякого про то, чем ты занимаешься в Дезерд'Ор.
– Все это правда.
– Мне это не нравится.
– Мы поговорим об этом в другое время. Я только хотел сказать тебе…
– Так что же ты хотел мне сказать?
Мэрион не вполне владел своим голосом.
– Я хотел сказать, что, если проиграю, нашим отношениям конец. – Такой финал показывал, какой он еще юнец.
– Мэрион! – воскликнул Айтел, не придумав сказать ничего другого.
– Я это серьезно, – повторил Фэй.
– Я видел тебя трижды за последние три года. Не такая уж у нас большая дружба, так что можно ее и лишиться.
– Прекрати, – сказал Фэй. Голос у него дрожал.
Айтел обозлился. Несколько лет назад Мэрион не стал бы говорить с ним так.
– Я хотел поговорить о тебе, – сказал Айтел.
– Послушай, Чарли, – пробормотал Фэй, – я ведь тебя знаю. Ты же не станешь называть имена.
– Может быть, и стану.
– Ради чего? Чтобы тебе позволили сделать еще немного дерьма?
– А ради чего же еще? – сказал Айтел.
– Почему бы не попытаться найти ответ на этот вопрос? Ты же ломал себе над этим голову последние пятнадцать лет.
– Возможно, я себя обманывал.
– Великое ждет тебя будущее, правда? До самой смерти изготовлять пойло.
Айтел не был уверен, как бы он поступил, если бы Фэй не заехал к нему, но на другое утро, после очень плохо проведенной ночи, он вошел в кабинет своего адвоката, одарил его широкой улыбкой и небрежно произнес:
– Я не буду называть имена, – таким тоном словно это было с самого начала решено. – Постарайтесь только, чтобы я не попал в тюрьму, вот и все.
– Вы уверены, что по дороге не измените своего мнения? – спросил адвокат.
– Не на этот раз.
В последующие недели Айтел не раз будет возвращаться мыслью к этому часу перед заседанием комиссии, так как он хорошо его запомнил. Он поступил, как, возможно, надеялся поступить: был спокоен, контролировал свой голос и в течение двух часов, питаемый волнением, уходил от вопросов, давал отточенные ответы и горел желанием отрезать путь к отступлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114