Что же мне надо есть?
А пятью минутами позже она ловким ходом вынудила Пелли заплатить за ужин.
Глава 13
Со временем я познакомился со многими друзьями Лулу. Самой интересной из них была Доротея О'Фэй-Пелли, и мои вечера в «Опохмелке» возобновились. Несколько лет назад, когда Доротея писала для светской хроники, Лулу была ее излюбленной героиней, и они с тех пор дружили. Из всех знакомых Лулу – а их было немало – расслаблялась она при мне только с Доротеей. Когда мы заезжали к Доротее, Лулу часами сидела на подушечке у ее ног и, подперев лицо руками, слушала, что говорили. Поскольку у Лулу было теперь более громкое имя, чем у Доротеи, любого нового человека, должно быть, удивляло то, как она сидит между владелицей бюро по продаже недвижимости и пьяным О'Фэем, но я-то знаю: если бы Лулу попыталась поставить себя на одну доску с Доротеей, они едва ли смогли бы остаться друзьями.
Для меня же обаяние Доротеи померкло, и чем лучше я ее узнавал, тем меньшее она производила на меня впечатление. Я понял, что существовавшие при «дворе» Доротеи правила требовали, чтобы каждый обнажал перед ней свою душу. Наибольшее удовольствие доставляло ей обсуждение чужих проблем, и она всегда давала советы, помогавшие ее друзьям в «Опохмелке». Например, Джей-Джей вздумал похвастаться своими увлечениями.
У него была любовница, которую я никогда не видел. Она вроде бы спасла его – а как уточнил Джей-Джей, он кололся, – так эта девчонка просидела с ним взаперти целую неделю и заставила пройти курс лечения. Сейчас он от этого избавился и больше не вернется к наркотикам, пока она с ним. Эта девчонка – настоящий бриллиант.
– Только вот жениться на ней ты не хочешь, – говорит Доротея.
– Ну что ж, верно: не хочу, – признается Джей-Джей. – Я должен бы на ней жениться: она на меня пять лет потратила, но мои глаза все чего-то выглядывают. Я только и думаю, как бы ее обмануть.
– При таком, как у нее, лице, – фыркает Доротея, – я сама бы ее обманула.
Джей-Джей хохочет вместе с остальными.
– О, я умею их выбирать, право, умею, – говорит он и затем самым серьезным тоном, который так и хочется высмеять, добавляет: – Очень часто, как, например, сейчас, когда я думаю о ней, мне кажется, что я и в самом деле ее люблю, да поможет мне Бог.
Верный слуга Доротеи Пелли покашливает. И помпезно, торжественно произносит:
– Когда человек по-настоящему любит, он хочет жениться. И Доротея издает хриплый смешок.
– А как насчет этой старой галоши, с которой ты всюду таскаешься? – спрашивает она.
– Ты имеешь в виду ту, что выглядит так, будто сосет фигу? – спрашивает Джей-Джей и пожимает плечами. – Я расстался с ней, пока она меня вконец не измотала. – Тут Джей-Джей улыбается. – У меня теперь новая девчонка, – говорит он, – настоящая психопатка. Сладкая малышка с двумя маленькими девочками. Ее зовут Роберта – Бобби. Она разошлась с мужем и хочет стать девицей по вызову. Боже, да скорее я мог бы стать девицей по вызову, чем она.
«Ты мог бы», – подумал я, но нельзя ведь говорить все, что думаешь.
Подобного рода ситуация приводила на память Мэриона Фэя, и все удовольствие для Доротеи было испорчено. Возможно, Джей-Джей и хотел его испортить.
Рано или поздно должен был наступить мой черед. Доротея пришла к выводу, что я подхожу для Лулу, и она поставила себе целью улучшить мою жизнь. Доротея всегда готова была предложить мне работу: она знает журналиста-обозревателя, который может взять меня для сбора материала; она может устроить меня на студию помощником к очень крупному режиссеру; есть бизнесмен, который быстро обучит меня всему, чему надо, – достаточно мне только согласиться. В таких случаях я пытался свернуть разговор на другую тему, говорил дерзости, изображал из себя тупицу. А однажды даже бросил Доротее кость.
– Хорошо, Доротея, – сказал я, – в один из ближайших дней я стану респектабельным.
Ко всеобщему удивлению, Лулу встала на мою защиту. Это был единственный раз, когда она пошла против Доротеи.
– Оставь его в покое, милочка, – сказала она. – Серджиус и сейчас респектабельный. Если же он пойдет работать, станет олухом, как все.
На этом разговор о моей работе на несколько дней прекратился и меня оставили в покое – без поста.
Зато проблемы, стоявшие перед Лулу, обсуждались вовсю. Она обожала давать Доротее сводку того, как продвигается желание Германа Тепписа выдать ее замуж за Тедди Поупа, и это стало предметом шуточек в «Опохмелке». Лулу всякий раз принималась рассуждать, как она станет принимать друзей Тедди.
– Они же будут знать, кто я, – говорила она. – Я хочу сказать, откуда им будет известно, что я не травести?
– А ты не снимай грима, дорогуша, – с кривой усмешкой, пришепетывая, говорил пьяный О'Фэй.
– О Господи, – произносила Лулу, и «двор» разражался смехом.
– Действительно: «о Господи», – сказала в тот вечер Доротея. – Если ты не хочешь выходить замуж за Тедди, предприми что-то. С Германом Тепписом мне не потягаться.
– А почему бы тебе не выйти замуж за Серджиуса? – спросил Пелли, и я понял, что этот вопрос задан по наущению Доротеи.
– Потому что он меня не возьмет, – ответила Лулу и обнажила свои красивые зубы.
Подобные разговоры особенно раздражали Лулу. Последние дни она начала поговаривать о том, что нам следует пожениться, и, думаю, она никогда не находила меня более привлекательным, чем в тот момент, когда я отклонял ее предложение. Самая мысль о женитьбе погружала меня в депрессию. Я видел себя в роли мистера Майерса, этакого портового хлыща, до смерти боящегося жены и посвятившего себя приготовлению напитков для Лулу и ее гостей. Думаю, больше всего угнетало меня то, что я вынужден был думать о своем месте в жизни и о том, чего я хочу от будущего, а к этому я не был готов, отнюдь не был готов. Время от времени – в зависимости от настроения и результатов подсчета моих финансов – я думал, что надо стать кем-то – школьным тренером или психоаналитиком, а несколько раз смутно подумывал о работе в ФБР или – что гораздо легче – о том, чтобы стать ведущим в дискотеке и трепаться о том о сем, что так важно для многих, кто поздно ложится спать. И очень редко, без всякой амбиции, так же весело, как жалуются на печеночный приступ, я вспоминал, что хотел стать писателем, но настоятельного зова не чувствовал, как и при прочих моих попытках самоопределиться, – в эту сторону меня потянуло, возможно, потому, что мне хотелось найти приятную работу.
Но разговор о женитьбе умерщвлял во мне всю радость жизни. Мы с Лулу дошли до такого периода в наших отношениях, когда люди начинают чаще ссориться, и в ссорах появилась горечь. Временами я бывал уверен, что нам надо расстаться, и не без удовлетворения и грусти представлял себе, как снова стану свободен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
А пятью минутами позже она ловким ходом вынудила Пелли заплатить за ужин.
Глава 13
Со временем я познакомился со многими друзьями Лулу. Самой интересной из них была Доротея О'Фэй-Пелли, и мои вечера в «Опохмелке» возобновились. Несколько лет назад, когда Доротея писала для светской хроники, Лулу была ее излюбленной героиней, и они с тех пор дружили. Из всех знакомых Лулу – а их было немало – расслаблялась она при мне только с Доротеей. Когда мы заезжали к Доротее, Лулу часами сидела на подушечке у ее ног и, подперев лицо руками, слушала, что говорили. Поскольку у Лулу было теперь более громкое имя, чем у Доротеи, любого нового человека, должно быть, удивляло то, как она сидит между владелицей бюро по продаже недвижимости и пьяным О'Фэем, но я-то знаю: если бы Лулу попыталась поставить себя на одну доску с Доротеей, они едва ли смогли бы остаться друзьями.
Для меня же обаяние Доротеи померкло, и чем лучше я ее узнавал, тем меньшее она производила на меня впечатление. Я понял, что существовавшие при «дворе» Доротеи правила требовали, чтобы каждый обнажал перед ней свою душу. Наибольшее удовольствие доставляло ей обсуждение чужих проблем, и она всегда давала советы, помогавшие ее друзьям в «Опохмелке». Например, Джей-Джей вздумал похвастаться своими увлечениями.
У него была любовница, которую я никогда не видел. Она вроде бы спасла его – а как уточнил Джей-Джей, он кололся, – так эта девчонка просидела с ним взаперти целую неделю и заставила пройти курс лечения. Сейчас он от этого избавился и больше не вернется к наркотикам, пока она с ним. Эта девчонка – настоящий бриллиант.
– Только вот жениться на ней ты не хочешь, – говорит Доротея.
– Ну что ж, верно: не хочу, – признается Джей-Джей. – Я должен бы на ней жениться: она на меня пять лет потратила, но мои глаза все чего-то выглядывают. Я только и думаю, как бы ее обмануть.
– При таком, как у нее, лице, – фыркает Доротея, – я сама бы ее обманула.
Джей-Джей хохочет вместе с остальными.
– О, я умею их выбирать, право, умею, – говорит он и затем самым серьезным тоном, который так и хочется высмеять, добавляет: – Очень часто, как, например, сейчас, когда я думаю о ней, мне кажется, что я и в самом деле ее люблю, да поможет мне Бог.
Верный слуга Доротеи Пелли покашливает. И помпезно, торжественно произносит:
– Когда человек по-настоящему любит, он хочет жениться. И Доротея издает хриплый смешок.
– А как насчет этой старой галоши, с которой ты всюду таскаешься? – спрашивает она.
– Ты имеешь в виду ту, что выглядит так, будто сосет фигу? – спрашивает Джей-Джей и пожимает плечами. – Я расстался с ней, пока она меня вконец не измотала. – Тут Джей-Джей улыбается. – У меня теперь новая девчонка, – говорит он, – настоящая психопатка. Сладкая малышка с двумя маленькими девочками. Ее зовут Роберта – Бобби. Она разошлась с мужем и хочет стать девицей по вызову. Боже, да скорее я мог бы стать девицей по вызову, чем она.
«Ты мог бы», – подумал я, но нельзя ведь говорить все, что думаешь.
Подобного рода ситуация приводила на память Мэриона Фэя, и все удовольствие для Доротеи было испорчено. Возможно, Джей-Джей и хотел его испортить.
Рано или поздно должен был наступить мой черед. Доротея пришла к выводу, что я подхожу для Лулу, и она поставила себе целью улучшить мою жизнь. Доротея всегда готова была предложить мне работу: она знает журналиста-обозревателя, который может взять меня для сбора материала; она может устроить меня на студию помощником к очень крупному режиссеру; есть бизнесмен, который быстро обучит меня всему, чему надо, – достаточно мне только согласиться. В таких случаях я пытался свернуть разговор на другую тему, говорил дерзости, изображал из себя тупицу. А однажды даже бросил Доротее кость.
– Хорошо, Доротея, – сказал я, – в один из ближайших дней я стану респектабельным.
Ко всеобщему удивлению, Лулу встала на мою защиту. Это был единственный раз, когда она пошла против Доротеи.
– Оставь его в покое, милочка, – сказала она. – Серджиус и сейчас респектабельный. Если же он пойдет работать, станет олухом, как все.
На этом разговор о моей работе на несколько дней прекратился и меня оставили в покое – без поста.
Зато проблемы, стоявшие перед Лулу, обсуждались вовсю. Она обожала давать Доротее сводку того, как продвигается желание Германа Тепписа выдать ее замуж за Тедди Поупа, и это стало предметом шуточек в «Опохмелке». Лулу всякий раз принималась рассуждать, как она станет принимать друзей Тедди.
– Они же будут знать, кто я, – говорила она. – Я хочу сказать, откуда им будет известно, что я не травести?
– А ты не снимай грима, дорогуша, – с кривой усмешкой, пришепетывая, говорил пьяный О'Фэй.
– О Господи, – произносила Лулу, и «двор» разражался смехом.
– Действительно: «о Господи», – сказала в тот вечер Доротея. – Если ты не хочешь выходить замуж за Тедди, предприми что-то. С Германом Тепписом мне не потягаться.
– А почему бы тебе не выйти замуж за Серджиуса? – спросил Пелли, и я понял, что этот вопрос задан по наущению Доротеи.
– Потому что он меня не возьмет, – ответила Лулу и обнажила свои красивые зубы.
Подобные разговоры особенно раздражали Лулу. Последние дни она начала поговаривать о том, что нам следует пожениться, и, думаю, она никогда не находила меня более привлекательным, чем в тот момент, когда я отклонял ее предложение. Самая мысль о женитьбе погружала меня в депрессию. Я видел себя в роли мистера Майерса, этакого портового хлыща, до смерти боящегося жены и посвятившего себя приготовлению напитков для Лулу и ее гостей. Думаю, больше всего угнетало меня то, что я вынужден был думать о своем месте в жизни и о том, чего я хочу от будущего, а к этому я не был готов, отнюдь не был готов. Время от времени – в зависимости от настроения и результатов подсчета моих финансов – я думал, что надо стать кем-то – школьным тренером или психоаналитиком, а несколько раз смутно подумывал о работе в ФБР или – что гораздо легче – о том, чтобы стать ведущим в дискотеке и трепаться о том о сем, что так важно для многих, кто поздно ложится спать. И очень редко, без всякой амбиции, так же весело, как жалуются на печеночный приступ, я вспоминал, что хотел стать писателем, но настоятельного зова не чувствовал, как и при прочих моих попытках самоопределиться, – в эту сторону меня потянуло, возможно, потому, что мне хотелось найти приятную работу.
Но разговор о женитьбе умерщвлял во мне всю радость жизни. Мы с Лулу дошли до такого периода в наших отношениях, когда люди начинают чаще ссориться, и в ссорах появилась горечь. Временами я бывал уверен, что нам надо расстаться, и не без удовлетворения и грусти представлял себе, как снова стану свободен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114