– Не встревай, – рявкнул на меня Айтел.
– Даже мальчик готов к ней пойти, – сказал Муншин. – Скажи мне, Чарли, у тебя совсем вырезали сердце? Ни капельки не оставили? Или ты стал слишком стар, чтобы справиться с настоящей женщиной?
Айтел развалился в кресле, раскинув ноги, и уставился в потолок.
– О'кей, Колли, – медленно произнес он, – О'кей. Всякое одолжение требует встречного. Напьюсь с твоей девчонкой.
– Ты просто золото, Чарли, – прохрипел Муншин.
– А что, если произойдет сам знаешь что? – проронил Айтел.
– Ты что, садист? – спросил Муншин. – Я даже не думаю о таких вещах.
– А о чем ты думаешь?
– Что тебе понравится Илена и ты ей понравишься. Ей будет приятно, что человек твоей репутации и такой внушительной внешности любуется ею.
– О Господи, – вздохнул Айтел.
Зазвонил телефон.
Муншин хотел сказать что-то еще, словно боялся, что Айтел может передумать, но телефон звонил, и это отвлекало. По прихоти телефонистки он умолкнет, наступит тишина, потом он снова зазвонит.
– Да ответь же, – раздраженно бросил Айтел.
Муншин прижал трубку щекой. Он готовил нам новый коктейль, но услышанное заставило его прекратить всякую деятельность. До нас донеслись рыдания, а потом смех женщины – страх волнами катился по комнате. В ее голосе был такой ужас и такая боль, что, потрясенный, я уставился в пол. Затем она вскрикнула, так громко в своем одиночестве – слышать это было невыносимо.
– Откуда ты звонишь, Илена? – резко произнес Муншин в трубку.
Кульминационная точка была пройдена. Теперь слышались тихие всхлипывания.
– Я сейчас приеду, – сказал Муншин. – А ты никуда не двигайся. Никуда не двигайся, поняла, Илена? – Не успев положить трубку на рычаг, он уже натягивал брюки, застегивал пуговицы на рубашке.
Кровь отлила от лица Айтела.
– Колли, – сделав над собой усилие, сказал он и приподнялся, – ты хочешь, чтобы я с тобой поехал?
– Она у себя в номере, – сказал Муншин уже с порога. – Я позвоню тебе позже.
Айтел кивнул и снова сел. После того как Муншин ушел, мы какое-то время молчали. Через несколько минут Айтел поднялся и стал готовить нам коктейль.
– Какой кошмар, – пробормотал он.
– Как можно быть близким с женщиной, которая так… – сказал я. – Пренеприятная история.
Айтел поднял на меня глаза.
– Немножко сострадания, Серджиус, – сказал он. – Ты думаешь, мы выбираем себе подруг? – И насупясь, отхлебнул из стакана. – Интересно, узнаю ли я когда-нибудь ответ на этот вопрос? – произнес он еле слышно.
Время шло, мы продолжали поглощать напитки Карлайла Муншина. День медленно подходил к концу. Сидеть здесь было бесцельно, как бесцельно было и уходить. За стенами дома нас ждало лишь солнце пустыни.
– Настроение у меня – швах, – произнес Айтел с широкой улыбкой, опустошив с полдюжины стаканов. У меня было такое впечатление, что лицо у него окаменело; он медленно, с удовольствием разглаживал на лысине волосы. – Интересно, как там Колли? – заметил он после небольшой паузы.
Словно в ответ раздался стук в дверь. Я пошел открывать, и пожилой мужчина, отстранив меня, прошел в гостиную.
– А где Карлайл? – спросил он, ни к кому не обращаясь. Я шел за ним.
– А-а, мистер Теппис, – сказал Айтел, поднимаясь с кресла.
Теппис мрачно на него посмотрел. Он был высокий, плотный, седой, с красным лицом и даже в белом летнем костюме с вручную расписанным галстуком выглядел далеко не привлекательным. Загорелое лицо было некрасиво: под маленькими глазками – мешки, приплюснутый нос и подбородок, утопленный в складках шеи. Он был очень похож на лягушку-быка. А голос у него оказался писклявым и хриплым.
– Ну ладно, – сказал он, – ты-то что тут делаешь?
– Знаешь, а ты задал хороший вопрос, – сказал Айтел.
– Колли что-то задумал, – объявил Теппис. – Не знаю, зачем ты ему понадобился. Я, например, не хочу даже дышать одним воздухом с подрывным элементом. Ты хоть знаешь, во что ты мне обошелся со своими «Облаками»?
– Ты забываешь, сколько денег я принес тебе… Герман.
– Ха, теперь он вспомнил, что у меня есть имя, – сказал Теппис. – Они бросают меня и уходят в широкий мир. Айтел, я предостерегал Лулу насчет тебя. Женился на отличной молодой американской актрисе, слишком хорошей для тебя девчонке, и вымазал ее имя в навозе, грязи и мерзости. Мне стало бы стыдно, если б кто-то увидел, что я разговариваю с тобой.
– A тебе и должно быть стыдно, – сказал Айтел. – Лулу была отличной американской девчонкой, а ты позволил мне превратить ее в обычную шлюху. – Голос его звучал ровно, но я чувствовал, что ему нелегко говорить с Тепписом.
– У тебя грязный язык, – сказал Герман Теппис, – и ничего больше.
– Не говори так со мной. Я больше у тебя не работаю.
Теппис закачался с пятки на носок и обратно, словно набирая силу.
– Мне стыдно, что я делал деньги на твоих картинах. Пять лет назад я пригласил тебя к себе в кабинет и предупредил «Айтел, – сказал я, – всякий, кто пытается облить грязью нашу страну, кончает в свинарнике». Вот что я тогда тебе сказал, но разве ты меня послушал? – Он помахал пальцем. – Знаешь, что говорят на студии? Говорят, что ты собираешься вернуться на экран. Как же – вернешься. Да ты и дня не проработаешь без помощи студии. Я так всем и заявил.
– Пошли, Серджиус, – сказал Айтел.
– Эй ты, стой! – обратился ко мне Теппис. – Как тебя зовут?
Я назвался, придав своей фамилии ирландское звучание.
– Серджиус О'Шонесси? Что за имя для молодого человека с такими правильными чертами лица? Тебе надо это изменить. Джон Ярд. Вот какое тебе нужно имя. – Он внимательно оглядел меня с головы до ног, будто покупал штуку материи. – Ты, собственно, кто? – спросил Теппис. – Чем занимаешься? Надеюсь, не лоботряс.
Если ему хотелось разозлить меня, то он вполне преуспел.
– Я служил в авиации, – сказал я ему.
Глаза у Тепписа загорелись.
– Летчик?
Стоявший уже в дверях Айтел решил позабавиться.
– Ты хочешь сказать, что никогда не слышал об этом мальчике, Г.Т.?
Теппис насторожился.
– Не могу же я за всем уследить, – сказал он.
– Серджиус – герой, – создавая легенду, сказал Айтел. – Он в один день сбил четыре самолета.
Мне не удалось в это вмешаться, так как Теппис заулыбался с таким видом, словно ему сообщили очень ценную информацию:
– Твоя мать и твой отец, должно быть, чрезвычайно гордятся тобой, – сказал он.
– Вот этого мне не дано знать. Я вырос в сиротском доме. – Голос у меня, по всей вероятности, задрожал, и по тому, как изменилось лицо Айтела, я понял, что он знает: я говорю правду. А мне стало противно, что я настолько легко раскрываюсь. Но со мной всегда так. Годами держишь в себе какой-нибудь секрет, а потом выплескиваешь его как кофе из чашки. Но, возможно, Теппис побудил меня все выплеснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114