Однако все же сообщил ей, что знает в Дезер-д'Ор людей, с которыми можно такое строить. Ее это интересует?
Интересует. Надо будет как-нибудь такое учинить.
– Мне, знаешь ли, приходилось быть близкой с женщинами, – призналась Илена. – И однажды… – Похоже, ей было что рассказать. Но она не вдавалась в подробности. – Колли хотел убить меня, когда я ему рассказала. Ему было трудно это простить.
– Ах ты, чертенок. Ты и занималась-то этим для того, чтобы рассказать ему.
– Ну, ему пришлось потрудиться, вытаскивая из меня подробности. – Она хихикнула. – Я ужас какая плохая.
– Интересно, как ты охарактеризуешь меня, – сказал Айтел.
– Я не стану о тебе говорить, – сказала она. – Никогда. Не смогу. – Он отвел от нее глаза, но вопрос все-таки последовал: – А ты почему станешь обо мне говорить?
– Не стану, конечно, нет, – сказал ей Айтел. – Это же фантастика, – услышал он свои слова, – лучшая женщина в моей жизни. – Он хлопнул ее по ягодицам. – Смешная ты обезьянка. – И у него вырвалось: – А кого ты сейчас любишь?
– Тебя, – сказала она и отвела взгляд. – Нет. Вообще никого не люблю.
– То есть существуешь сама по себе?
– Да.
– Хорошо так существовать.
И почти без паузы он стал рассказывать ей новую историю. Так безмятежно провели они день и только к вечеру заговорили, как она дальше будет жить. Илена по-прежнему настаивала на том, чтобы завтра уехать в киностолицу, Айтел же говорил, что не отпустит ее. После часа препирательств он сказал с великим воодушевлением:
– Давай жить вместе.
К его удивлению, она восприняла это скорее с тревогой, чем с удовольствием.
– Думаю, что не надо, – спокойно произнесла она.
– Почему?
Она попыталась объяснить:
– Я так долго жила с одним и тем же мужчиной…
– Но ведь это не совсем так, – перебил ее Айтел.
– В общем, я теперь больше не связана с Колли, и мне не хочется начинать… во всяком случае пока. Я хочу посмотреть, смогу ли жить самостоятельно.
– Это не настоящая причина.
– Да, – сказала она и посмотрела на него. – Кроме того, у нас с тобой не получится.
– Почему не попробовать?
Илена утратила спокойствие.
– В самом деле, почему не попробовать? Что теряешь?
От досады он чуть не сказал: «Что ты-то теряешь?», но промолчал.
Они договорились о компромиссе. Илена остается в Дезер-д'Ор, и они будут видеться когда захотят – если на то пошло, хоть каждый день.
– Ты сможешь делать что хочешь, – сказала Илена, – и я буду делать что хочу.
– Отлично, – сказал Айтел. – Если тебе нужны деньги…
– Мне хватит на какое-то время того, что есть, – скромно сказала она.
Это оказалось действительно лучше того, что он мог ожидать. Иметь ее и в то же время не быть связанным. «Она мудрая женщина, – подумал он, – понимает, как поступать, чтобы ничего не испортить». Айтел настоял на том, что заплатит за неделю вперед за ее номер, и в тот вечер, проводив Илену до отеля, спал один. Как только она вышла из дома, он понял, что ждал этой минуты. В каждом его романе наступал момент, когда ему хотелось остаться одному, – к счастью, она понимала это.
Айтел заснул с мыслью, что сон на этот раз легко пришел к нему. Но через три часа он проснулся и уже не мог закрыть глаза. Долгое бдение до зари побудило его вспомнить всю свою жизнь, так что под конец он показался сам себе никчемнейшим человеком. Запах тела Илены по-прежнему был с ним – каким-то образом даже проник к нему в горло. Он почувствовал, как до боли напряглись нервы – словно вздернули на дыбу. Принять таблетку было слишком поздно, да в таком состоянии ему пришлось бы проглотить несколько штук. Айтел вылез из постели и стал пить. Но это принесло мало пользы – разве что хуже не стало.
Он обнаружил, что подумывает позвонить Илене и попросить ее приехать. Мысль о том, чтобы быть с ней, была не просто приятна, а казалась необходимостью: он не хотел в одиночестве дожидаться зари. Итак, он взял трубку, набрал номер ее отеля и попросил дежурного позвонить к ней в комнату. Долгие десять секунд она не отвечала; за это время по тому, как сдавило сердце, Айтел понял, каково ему будет, если ее в такой час не окажется в номере. Наконец она ответила. Он не мог быть уверен, но ему показалось, что Илена изображает отупение от сна.
– О, это ты, дорогой, – произнесла она, – что-то случилось?
– Ничего. – Он прочистил горло. – Мне просто захотелось услышать твой голос.
Ее ответ прозвучал необычайно мягко:
– Но, Чарли, в такой час?
Айтел закурил сигарету и произнес небрежным тоном:
– Послушай, ты бы не хотела приехать сюда сейчас, а?
Она ответила не сразу.
– Лапочка, я устала, – прошептала наконец Илена.
– Ну ладно, забудем.
– Ты не рассердился?
– Конечно, нет, – сказал Айтел.
– Я так спать хочу.
– Мне не следовало звонить. Ложись снова в постель.
– Мне не хватало тебя вечером, – сказала Илена. – Но завтра мы славно проведем время.
– Завтра, – повторил он. – Мне тебя тоже не хватало. – Сидел и смотрел на телефон. Почему-то он не мог избавиться от мысли, что у нее в комнате был мужчина.
К своему удивлению, Айтел обнаружил, что ревнует – ревнует Илену. Он столько лет не испытывал ревности, что это чувство показалось ему интересным, – да, собственно, любое чувство интересно. Тем не менее его словно подвергли пыткам. Мороз продрал его по коже при мысли, что Илена стонет от удовольствия, которое доставляет ей другой.
На протяжении ночи Айтел вел один из тех героических боев, когда утром не остается ни одного трупа: десяток раз он протягивал руку к телефону и отдергивал ее. Побуждаемый ревностью, этим радикальным орудием чувств, Айтел прокручивал до конца все истории, которые она, хихикая, рассказывала, так что достаточно ему было вспомнить мужчину, о котором она говорила, и брошенную ею фразу: «Ну и пьяная же я была», чтобы представить себе воображаемым глазом, увеличенным резцом ревности, как она отдавалась, играя, – а он знал, что это так, – как мычала, вскрикивала, мурлыкала, – эти картины оргазма возбуждали и его. А тот мужчина, с которым она была, – можно не сомневаться, он не знал, что она играла и сама занималась изысканием, – будет потом похваляться, рассказывая, что она говорила и что вытворяла. Это было уж слишком для Айтела. Если в прошлом он выслушивал признания своих любовниц и смотрел на это как на закрытую репетицию комедии и забавный спектакль, как на мышиную возню под камнем, то сейчас он мог бы убить каждого из мужчин, которых знала Илена. Они не ценили ее, и в этом было их преступление. Они ценили ее не больше, чем она ценила себя. Подобно всем ревнивым любовникам Айтел считал, что Илена позорно плохо заботится о его собственности. Она была лишь тем, кем он мог ее сделать, и если он ревновал ее к прошлому, это объяснялось тем, что ее прошлое поведение могло быть понятно лишь в свете того, как она вела себя сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Интересует. Надо будет как-нибудь такое учинить.
– Мне, знаешь ли, приходилось быть близкой с женщинами, – призналась Илена. – И однажды… – Похоже, ей было что рассказать. Но она не вдавалась в подробности. – Колли хотел убить меня, когда я ему рассказала. Ему было трудно это простить.
– Ах ты, чертенок. Ты и занималась-то этим для того, чтобы рассказать ему.
– Ну, ему пришлось потрудиться, вытаскивая из меня подробности. – Она хихикнула. – Я ужас какая плохая.
– Интересно, как ты охарактеризуешь меня, – сказал Айтел.
– Я не стану о тебе говорить, – сказала она. – Никогда. Не смогу. – Он отвел от нее глаза, но вопрос все-таки последовал: – А ты почему станешь обо мне говорить?
– Не стану, конечно, нет, – сказал ей Айтел. – Это же фантастика, – услышал он свои слова, – лучшая женщина в моей жизни. – Он хлопнул ее по ягодицам. – Смешная ты обезьянка. – И у него вырвалось: – А кого ты сейчас любишь?
– Тебя, – сказала она и отвела взгляд. – Нет. Вообще никого не люблю.
– То есть существуешь сама по себе?
– Да.
– Хорошо так существовать.
И почти без паузы он стал рассказывать ей новую историю. Так безмятежно провели они день и только к вечеру заговорили, как она дальше будет жить. Илена по-прежнему настаивала на том, чтобы завтра уехать в киностолицу, Айтел же говорил, что не отпустит ее. После часа препирательств он сказал с великим воодушевлением:
– Давай жить вместе.
К его удивлению, она восприняла это скорее с тревогой, чем с удовольствием.
– Думаю, что не надо, – спокойно произнесла она.
– Почему?
Она попыталась объяснить:
– Я так долго жила с одним и тем же мужчиной…
– Но ведь это не совсем так, – перебил ее Айтел.
– В общем, я теперь больше не связана с Колли, и мне не хочется начинать… во всяком случае пока. Я хочу посмотреть, смогу ли жить самостоятельно.
– Это не настоящая причина.
– Да, – сказала она и посмотрела на него. – Кроме того, у нас с тобой не получится.
– Почему не попробовать?
Илена утратила спокойствие.
– В самом деле, почему не попробовать? Что теряешь?
От досады он чуть не сказал: «Что ты-то теряешь?», но промолчал.
Они договорились о компромиссе. Илена остается в Дезер-д'Ор, и они будут видеться когда захотят – если на то пошло, хоть каждый день.
– Ты сможешь делать что хочешь, – сказала Илена, – и я буду делать что хочу.
– Отлично, – сказал Айтел. – Если тебе нужны деньги…
– Мне хватит на какое-то время того, что есть, – скромно сказала она.
Это оказалось действительно лучше того, что он мог ожидать. Иметь ее и в то же время не быть связанным. «Она мудрая женщина, – подумал он, – понимает, как поступать, чтобы ничего не испортить». Айтел настоял на том, что заплатит за неделю вперед за ее номер, и в тот вечер, проводив Илену до отеля, спал один. Как только она вышла из дома, он понял, что ждал этой минуты. В каждом его романе наступал момент, когда ему хотелось остаться одному, – к счастью, она понимала это.
Айтел заснул с мыслью, что сон на этот раз легко пришел к нему. Но через три часа он проснулся и уже не мог закрыть глаза. Долгое бдение до зари побудило его вспомнить всю свою жизнь, так что под конец он показался сам себе никчемнейшим человеком. Запах тела Илены по-прежнему был с ним – каким-то образом даже проник к нему в горло. Он почувствовал, как до боли напряглись нервы – словно вздернули на дыбу. Принять таблетку было слишком поздно, да в таком состоянии ему пришлось бы проглотить несколько штук. Айтел вылез из постели и стал пить. Но это принесло мало пользы – разве что хуже не стало.
Он обнаружил, что подумывает позвонить Илене и попросить ее приехать. Мысль о том, чтобы быть с ней, была не просто приятна, а казалась необходимостью: он не хотел в одиночестве дожидаться зари. Итак, он взял трубку, набрал номер ее отеля и попросил дежурного позвонить к ней в комнату. Долгие десять секунд она не отвечала; за это время по тому, как сдавило сердце, Айтел понял, каково ему будет, если ее в такой час не окажется в номере. Наконец она ответила. Он не мог быть уверен, но ему показалось, что Илена изображает отупение от сна.
– О, это ты, дорогой, – произнесла она, – что-то случилось?
– Ничего. – Он прочистил горло. – Мне просто захотелось услышать твой голос.
Ее ответ прозвучал необычайно мягко:
– Но, Чарли, в такой час?
Айтел закурил сигарету и произнес небрежным тоном:
– Послушай, ты бы не хотела приехать сюда сейчас, а?
Она ответила не сразу.
– Лапочка, я устала, – прошептала наконец Илена.
– Ну ладно, забудем.
– Ты не рассердился?
– Конечно, нет, – сказал Айтел.
– Я так спать хочу.
– Мне не следовало звонить. Ложись снова в постель.
– Мне не хватало тебя вечером, – сказала Илена. – Но завтра мы славно проведем время.
– Завтра, – повторил он. – Мне тебя тоже не хватало. – Сидел и смотрел на телефон. Почему-то он не мог избавиться от мысли, что у нее в комнате был мужчина.
К своему удивлению, Айтел обнаружил, что ревнует – ревнует Илену. Он столько лет не испытывал ревности, что это чувство показалось ему интересным, – да, собственно, любое чувство интересно. Тем не менее его словно подвергли пыткам. Мороз продрал его по коже при мысли, что Илена стонет от удовольствия, которое доставляет ей другой.
На протяжении ночи Айтел вел один из тех героических боев, когда утром не остается ни одного трупа: десяток раз он протягивал руку к телефону и отдергивал ее. Побуждаемый ревностью, этим радикальным орудием чувств, Айтел прокручивал до конца все истории, которые она, хихикая, рассказывала, так что достаточно ему было вспомнить мужчину, о котором она говорила, и брошенную ею фразу: «Ну и пьяная же я была», чтобы представить себе воображаемым глазом, увеличенным резцом ревности, как она отдавалась, играя, – а он знал, что это так, – как мычала, вскрикивала, мурлыкала, – эти картины оргазма возбуждали и его. А тот мужчина, с которым она была, – можно не сомневаться, он не знал, что она играла и сама занималась изысканием, – будет потом похваляться, рассказывая, что она говорила и что вытворяла. Это было уж слишком для Айтела. Если в прошлом он выслушивал признания своих любовниц и смотрел на это как на закрытую репетицию комедии и забавный спектакль, как на мышиную возню под камнем, то сейчас он мог бы убить каждого из мужчин, которых знала Илена. Они не ценили ее, и в этом было их преступление. Они ценили ее не больше, чем она ценила себя. Подобно всем ревнивым любовникам Айтел считал, что Илена позорно плохо заботится о его собственности. Она была лишь тем, кем он мог ее сделать, и если он ревновал ее к прошлому, это объяснялось тем, что ее прошлое поведение могло быть понятно лишь в свете того, как она вела себя сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114