Я не скорблю о смерти Арданоса, и ты не должна печалиться о нем, Эйлан. Слишком уж он любил, чтобы все беспрекословно подчинялись его воле.
– Верно, – искренне согласилась Эйлан, но кровь застыла в ее жилах, когда она сопоставила слова Синрика с тем, что услышала от Гая.
– Хорошо, что ты честно признаешь это, – заметил Синрик. – Я вот думаю, сестра, каковы пределы твоей честности?
– Я, по крайней мере, знаю, чего хочу, – осторожно проговорила Эйлан.
– Вот как? И чего же ты хочешь, Эйлан?
– Жить в мире! – «Чтобы сын мой вырос и стал мужчиной», – мрачно продолжила она про себя. Но сказать это Синрику Эйлан не могла. Арданос погубил ее счастье, да и Синрика с Дидой разлучил, но, во всяком случае, в западной части страны вот уже десять лет народы живут в мире.
Синрик поморщился.
– Мир… женщинам ничего больше и не нужно, – фыркнул он. – Ты говоришь словами Мацеллия. Порой мне казалось, что и старик Арданос был проводником его воли. Но Арданоса больше нет. И теперь у нас появилась возможность прогнать римлян с нашей земли. Бригитта знает, что от нее требуется. Она ждет своего часа.
– Я думала, Бригитта устала от войн, – промолвила Эйлан.
– Вернее сказать, она вдоволь насмотрелась на справедливость и правосудие римлян, – зло отозвался Синрик. – В последнее время появились какие-то непонятные слухи. Если римляне и вправду начнут воевать между собой, не исключено, что нам удастся избавиться от того, что они называют справедливостью. И тогда дом каждого римлянина постигнет та же участь, что и усадьбу Бендейджида!
– Разве ты забыл, – оборвала его Эйлан, – что не римляне, а варвары из Гибернии и северные дикари сровняли с землей дом моего отца и убили мою мать? А римляне отомстили им за это.
– Кто, кроме нас самих, может защитить наши дома? – спросил Синрик. – Мы сами решаем, кого наказывать, а кого пощадить. Неужели мы должны быть покорными, как прирученные псы, и позволять римлянам диктовать нам, с нем воевать и где? – Обветренная кожа британца покрылась гневным румянцем.
– Как бы то ни было, – упрямо настаивала Эйлан, – мир – это добро.
– Так ты собираешься повторять предательские речи Арданоса? А может, ты говоришь словами Мацеллия или его симпатичного сынули? – с издевкой произнес Синрик.
Великан-телохранитель беспокойно переминался с ноги на ногу за спиной у британца. Эйлан, мучимая тревожными предчувствиями, почти не обратила на это внимания.
– Мацеллий, по крайней мере, действует из добрых побуждений, во благо обоих народов.
– А я, по-твоему, против этого?! – гневно вскричал Синрик, сверкая глазами.
– Я ничего такого не говорила.
– Но подразумевала, – бросил он в ответ. – Мне известно, что отпрыск Мацеллия был здесь. Что он тебе сказал? С такой Верховной Жрицей, как ты, похоже, все желания римлян будут исполняться и без их вмешательства. Но мы больше не намерены выслушивать вероломные речи. Архидруидом назначен Бендейджид – это я и пришел сообщить тебе. И перед следующей праздничной церемонией ты получишь совершенно другие указания!
Дида с пылающим лицом переводила взгляд с Верховной Жрицы на Синрика. Эйлан заставляла себя сохранять хладнокровие, понимая, что Синрик просто пытается как можно больнее задеть ее.
– Верно, Арданос говорил мне, какие пророчества я должна давать, и истолковывал ответы Оракула. Но когда я в трансе, моими устами говорит Великая Богиня. Я не властна над предсказаниями, Синрик, – спокойно возразила Эйлан.
– Значит, по-твоему, Великая Богиня желает, чтобы свершалось такое предательство?
– А почему Она должна быть против этого? – закричала Эйлан. – Она – мать. – «Как и я», – проглотила она готовые вырваться слова и сердито добавила: – Ты не имеешь права так разговаривать со мной!
– Я – орудие мести Великой Богини, – вспылил Синрик, – и я говорю то, что считаю нужным… и наказываю виновных…
И прежде чем Эйлан успела понять, что он собирается сделать, Синрик ударил ее по щеке. Она вскрикнула.
– Как ты смеешь? – завизжала потрясенная Дида.
– Катубодва свидетельница, мне дано право поступать так со всеми прихвостнями Рима!
На Синрика надвинулась угрожающая тень. Все еще сверкая глазами, он начал оборачиваться, и в это время на него обрушилась дубинка Хау. Из размозженного черепа фонтаном брызнули кровь и мозги. Дида взвизгнула.
Какое-то мгновение Синрик покачивался на ногах; на том, что осталось от его лица, застыло удивленное выражение. Наконец безжизненное тело британца рухнуло на пол.
Дрожащей рукой Эйлан взяла Синрика за кисть, уже понимая, что не нащупает пульс, потому что из раны в голове кровь вытекала лишь слабым ручейком. Затем взглянула на своего телохранителя. При виде крови лицо Хау начало приобретать зеленоватый оттенок.
– Хау, зачем ты это сделал? Зачем?
– Госпожа… Он ударил тебя!
Эйлан понурила голову. Будь ее обидчиком сам Арданос, Хау убил бы и его. Он подчинялся единственному закону – Верховная Жрица неприкосновенна. Однако смерть Синрика нужно было скрыть. Последователей у него не очень много, но они в отчаянном положении. Если приверженцы Синрика решат отомстить за своего предводителя, этот выстроенный ею хрупкий мир рассыплется в прах и, значит, все ее усилия во имя единства и согласия в своем народе были напрасны. Мертвый Синрик может оказаться гораздо опаснее живого.
Дида, зарыдав, отвернулась. А у Эйлан не было сил плакать.
– Иди, Хау, – устало выдавила она из себя. – Сообщи о случившемся Миллин и попроси, чтобы она послала кого-нибудь с этим известием к новому архидруиду. – «К моему отцу…» – тупо подумала Эйлан, однако сейчас у нее не было времени размышлять о возможных последствиях происшедшего. – Но больше ни с кем не разговаривай, – наказала она, – и, как только передашь это сообщение, забудь о том, что произошло.
Эйлан поднялась со стула, внезапно почувствовав себя дряхлой старухой.
– Дида, пойдем в сад. Ты уже ничем ему не поможешь. – Желая утешить рыдающую женщину, Эйлан подошла к Диде, но та отшатнулась от нее.
– Так вот как ты награждаешь тех, кто предан нашему народу? Тогда уж прикажи своему дрессированному медведю убить и меня.
Эйлан вздрогнула.
– Я попыталась спасти его. Я охотно пожертвовала бы даже своей жизнью…
– Ну да, как же, сказать это легче всего… – набросилась на нее Дида. – Но ты способна только отбирать у людей жизнь. Ты впитывала мудрость Кейлин, а выжав из нее все соки, отправила из обители. У меня ты украла доброе имя и стала жить себе припеваючи, чистенькая и незапятнанная, как новорожденное дитя. А теперь ты убила человека, единственного, кого я любила! Твоему римлянину повезло, что он вовремя избавился от тебя! Эйлан – святая! Владычица благородная и могущественная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
– Верно, – искренне согласилась Эйлан, но кровь застыла в ее жилах, когда она сопоставила слова Синрика с тем, что услышала от Гая.
– Хорошо, что ты честно признаешь это, – заметил Синрик. – Я вот думаю, сестра, каковы пределы твоей честности?
– Я, по крайней мере, знаю, чего хочу, – осторожно проговорила Эйлан.
– Вот как? И чего же ты хочешь, Эйлан?
– Жить в мире! – «Чтобы сын мой вырос и стал мужчиной», – мрачно продолжила она про себя. Но сказать это Синрику Эйлан не могла. Арданос погубил ее счастье, да и Синрика с Дидой разлучил, но, во всяком случае, в западной части страны вот уже десять лет народы живут в мире.
Синрик поморщился.
– Мир… женщинам ничего больше и не нужно, – фыркнул он. – Ты говоришь словами Мацеллия. Порой мне казалось, что и старик Арданос был проводником его воли. Но Арданоса больше нет. И теперь у нас появилась возможность прогнать римлян с нашей земли. Бригитта знает, что от нее требуется. Она ждет своего часа.
– Я думала, Бригитта устала от войн, – промолвила Эйлан.
– Вернее сказать, она вдоволь насмотрелась на справедливость и правосудие римлян, – зло отозвался Синрик. – В последнее время появились какие-то непонятные слухи. Если римляне и вправду начнут воевать между собой, не исключено, что нам удастся избавиться от того, что они называют справедливостью. И тогда дом каждого римлянина постигнет та же участь, что и усадьбу Бендейджида!
– Разве ты забыл, – оборвала его Эйлан, – что не римляне, а варвары из Гибернии и северные дикари сровняли с землей дом моего отца и убили мою мать? А римляне отомстили им за это.
– Кто, кроме нас самих, может защитить наши дома? – спросил Синрик. – Мы сами решаем, кого наказывать, а кого пощадить. Неужели мы должны быть покорными, как прирученные псы, и позволять римлянам диктовать нам, с нем воевать и где? – Обветренная кожа британца покрылась гневным румянцем.
– Как бы то ни было, – упрямо настаивала Эйлан, – мир – это добро.
– Так ты собираешься повторять предательские речи Арданоса? А может, ты говоришь словами Мацеллия или его симпатичного сынули? – с издевкой произнес Синрик.
Великан-телохранитель беспокойно переминался с ноги на ногу за спиной у британца. Эйлан, мучимая тревожными предчувствиями, почти не обратила на это внимания.
– Мацеллий, по крайней мере, действует из добрых побуждений, во благо обоих народов.
– А я, по-твоему, против этого?! – гневно вскричал Синрик, сверкая глазами.
– Я ничего такого не говорила.
– Но подразумевала, – бросил он в ответ. – Мне известно, что отпрыск Мацеллия был здесь. Что он тебе сказал? С такой Верховной Жрицей, как ты, похоже, все желания римлян будут исполняться и без их вмешательства. Но мы больше не намерены выслушивать вероломные речи. Архидруидом назначен Бендейджид – это я и пришел сообщить тебе. И перед следующей праздничной церемонией ты получишь совершенно другие указания!
Дида с пылающим лицом переводила взгляд с Верховной Жрицы на Синрика. Эйлан заставляла себя сохранять хладнокровие, понимая, что Синрик просто пытается как можно больнее задеть ее.
– Верно, Арданос говорил мне, какие пророчества я должна давать, и истолковывал ответы Оракула. Но когда я в трансе, моими устами говорит Великая Богиня. Я не властна над предсказаниями, Синрик, – спокойно возразила Эйлан.
– Значит, по-твоему, Великая Богиня желает, чтобы свершалось такое предательство?
– А почему Она должна быть против этого? – закричала Эйлан. – Она – мать. – «Как и я», – проглотила она готовые вырваться слова и сердито добавила: – Ты не имеешь права так разговаривать со мной!
– Я – орудие мести Великой Богини, – вспылил Синрик, – и я говорю то, что считаю нужным… и наказываю виновных…
И прежде чем Эйлан успела понять, что он собирается сделать, Синрик ударил ее по щеке. Она вскрикнула.
– Как ты смеешь? – завизжала потрясенная Дида.
– Катубодва свидетельница, мне дано право поступать так со всеми прихвостнями Рима!
На Синрика надвинулась угрожающая тень. Все еще сверкая глазами, он начал оборачиваться, и в это время на него обрушилась дубинка Хау. Из размозженного черепа фонтаном брызнули кровь и мозги. Дида взвизгнула.
Какое-то мгновение Синрик покачивался на ногах; на том, что осталось от его лица, застыло удивленное выражение. Наконец безжизненное тело британца рухнуло на пол.
Дрожащей рукой Эйлан взяла Синрика за кисть, уже понимая, что не нащупает пульс, потому что из раны в голове кровь вытекала лишь слабым ручейком. Затем взглянула на своего телохранителя. При виде крови лицо Хау начало приобретать зеленоватый оттенок.
– Хау, зачем ты это сделал? Зачем?
– Госпожа… Он ударил тебя!
Эйлан понурила голову. Будь ее обидчиком сам Арданос, Хау убил бы и его. Он подчинялся единственному закону – Верховная Жрица неприкосновенна. Однако смерть Синрика нужно было скрыть. Последователей у него не очень много, но они в отчаянном положении. Если приверженцы Синрика решат отомстить за своего предводителя, этот выстроенный ею хрупкий мир рассыплется в прах и, значит, все ее усилия во имя единства и согласия в своем народе были напрасны. Мертвый Синрик может оказаться гораздо опаснее живого.
Дида, зарыдав, отвернулась. А у Эйлан не было сил плакать.
– Иди, Хау, – устало выдавила она из себя. – Сообщи о случившемся Миллин и попроси, чтобы она послала кого-нибудь с этим известием к новому архидруиду. – «К моему отцу…» – тупо подумала Эйлан, однако сейчас у нее не было времени размышлять о возможных последствиях происшедшего. – Но больше ни с кем не разговаривай, – наказала она, – и, как только передашь это сообщение, забудь о том, что произошло.
Эйлан поднялась со стула, внезапно почувствовав себя дряхлой старухой.
– Дида, пойдем в сад. Ты уже ничем ему не поможешь. – Желая утешить рыдающую женщину, Эйлан подошла к Диде, но та отшатнулась от нее.
– Так вот как ты награждаешь тех, кто предан нашему народу? Тогда уж прикажи своему дрессированному медведю убить и меня.
Эйлан вздрогнула.
– Я попыталась спасти его. Я охотно пожертвовала бы даже своей жизнью…
– Ну да, как же, сказать это легче всего… – набросилась на нее Дида. – Но ты способна только отбирать у людей жизнь. Ты впитывала мудрость Кейлин, а выжав из нее все соки, отправила из обители. У меня ты украла доброе имя и стала жить себе припеваючи, чистенькая и незапятнанная, как новорожденное дитя. А теперь ты убила человека, единственного, кого я любила! Твоему римлянину повезло, что он вовремя избавился от тебя! Эйлан – святая! Владычица благородная и могущественная!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158