Когда она вспоминала свое видение, у нее начинало пылать все тело, а по ночам ей снилось, что она лежит в объятиях возлюбленного, который иногда оказывался Мерлином, иногда Гаем, а порой это был какой-то незнакомец, и глаза его светились царским величием. «У меня тело девственницы, – вдруг подумала Эйлан, – но в душе я уже не невинна. Великая Богиня, скажи, как мне жить с этой сладостной болью?»
– Эйлан, сегодня ты помогаешь Лианнон готовиться к вечерней церемонии? – Голос Миллин вывел девушку из задумчивости. Эйлан покачала головой. – Тогда, может, пойдешь с нами посмотреть на праздник? Тебе это не повредит. Подышишь свежим воздухом.
Как выяснилось, говоря «с нами», Миллин имела в виду себя и Сенару, которая была счастлива, что ее взяли на прогулку. Стояло ослепительно яркое бодрящее утро; живая изгородь сияла белыми цветами боярышника, словно солнце светило прямо из его ветвей. Всюду толпился народ. За месяцы, проведенные в уединении, Эйлан отвыкла от шума и суеты, и теперь все ее тело сотрясала дрожь. Надо же, как скоро тишина и поной стали для нее жизненной необходимостью, а может, она так сильно изменилась после обряда посвящения в жрицы? Эйлан всегда чувствовала себя неуютно в толпе, но сейчас ей казалось, будто с нее содрали кожу.
А Сенара была в отличном настроении. Она шла между девушками, с восторгом разглядывая все, что встречалось на пути: прилавок с круглыми головками сыра, стол, на котором переливались украшения из стекла, и цветы, целое море цветов.
Последний раз Эйлан видела такое скопление народа год назад, когда она вновь повстречалась с Гаем на празднике костров. Люди распихивали друг друга локтями, хохотали, ели, пили. Казалось, что на площади собрались все жители Британии и даже все население близлежащих островов, что здесь есть представители всех ремесел и искусств, какие только существуют на свете, от пекарей до канатоходцев.
– А Лианнон придет сюда сегодня днем? – поинтересовалась Сенара.
Миллин кивнула.
– И Арданос будет сопровождать ее. Она должна появиться перед народом, прибывшим на праздник. Это одна из ее обязанностей. – Помолчав, Миллин добавила: – Но для нее это не очень приятная обязанность. Между нами, мне кажется, она очень утомлена. И с каждым годом усталости в ней накапливается все больше и больше. Я каждый раз думаю, доживет ли она до следующего праздника. – Заметив, что Эйлан побледнела, она спросила девушку: – Тебя это пугает? Но ведь смерть – это один из этапов жизни, так же как и рождение. Ты жрица и должна это понимать.
Люди теснили девушек со всех сторон, и поэтому Эйлан почти не расслышала слов Миллин. Они увидели мужчину с танцующим медведем. Вокруг них собралась толпа. Сенара крикнула, что хочет посмотреть, как танцует медведь, и девушки стали протискиваться вперед. При виде синих платьев люди расступались, и вскоре они уже пробрались в кольцо зрителей, наблюдавших за представлением. Медведь, тяжело переваливаясь, ходил по кругу на задних лапах. Очевидно, это все, чему его удалось научить, предположила Эйлан. Пасть зверя была туго стянута веревкой; он показался девушке несчастнейшим существом на свете.
– Бедняжка, – вымолвила она. Миллин вздохнула.
– Иногда Лианнон напоминает мне такого вот медведя, – отозвалась она. – Всегда на всеобщем обозрении, всегда повторяет чужие слова.
Эйлан чуть не задохнулась от возмущения, услышав такое кощунство. Как можно сравнивать Верховную Жрицу с дрессированным животным?
– И кто же водит ее за поводок? – хихикнула Сенара. – Миллин, нехорошо так говорить.
– Почему же? Говорить правду всегда считалось добродетелью, – упрямо настаивала Миллин, и Эйлан вспомнила Кейлин. Друид, явившийся ей в ночь испытаний, утверждал, что жрица независима, но Арданос не склонен уважать независимость Верховной Жрицы. – Я говорю правду, какой она мне представляется, и, когда я вижу, что Лианнон слабеет на глазах, мне хочется знать…
Миллин не успела докончить свою мысль, так как в этот момент медведь опустился на четвереньки и двинулся прямо на них. Сенара с визгом отпрыгнула в сторону, но толпа напирала на юных жриц со всех сторон. Эйлан отпрянула назад, наступив какой-то женщине на подол платья. Послышался треск рвущейся материи.
– Под ноги смотреть надо, – проворчала женщина. Вдруг медведь опять ринулся вперед, вырвав поводок из рук хозяина. Кто-то испуганно закричал. Вся толпа подалась назад, увлекая за собою Эйлан. Девушке с трудом удалось удержаться на ногах; Миллин и Сенара затерялись во всеобщей давке.
Впервые за многие годы Эйлан оказалась одна среди незнакомых людей. Она уже привыкла к тому, что за стенами святилища ее постоянно сопровождала одна из женщин. Теперь она поняла, почему жрицам в миру полагалось ходить группами. Дело было не только в том, что этого требовали приличия. Присутствие сестер из Лесной обители ограждало ее от назойливости посторонних. При виде группы жриц люди испытывали благоговейный страх. Сейчас, потеряв своих спутниц, Эйлан была в смятении. Чужеродные чувства и мысли, словно гонимые ураганным ветром, захлестнули все ее существо. Девушка крепче уперлась ногами в землю, как бы пытаясь почерпнуть из нее силы, чтобы защитить себя, но, видя вокруг лишь незнакомые лица, никак не могла избавиться от робости и замешательства. Как же Лианнон может ходить среди праздничной толпы, если она к этому времени уже почти отрешилась от реального мира, чтобы принять в себя могущество богов? Люди напирали на Эйлан, давили со всех сторон. В этом бушующем водовороте человеческих тел даже местность вокруг казалась ей незнакомой. Она не могла сообразить, в какой стороне находится аллея, ведущая в Лесную обитель, не видела, где возвышается могильный курган, с которого Верховная Жрица вещает волю Оракула.
Один раз девушка заметила в толпе синее одеяние, которое издалека приняла за платье жрицы, однако, подойдя ближе, Эйлан увидела совершенно незнакомую женщину. В другой раз взгляд ее остановился на группе жриц, но их было четверо. Она не сразу сообразила, что, возможно, ее спутницы встретили на площади других женщин Лесной обители и теперь они все вместе ищут ее, а когда поняла это, жрицы уже затерялись в толпе. Эйлан бродила по ярмарке между прилавками и будками, и ей казалось, что она снова попала в потусторонний мир. «Какая нелепость. Меня учили, что самое главное – это не поддаваться настроениям других людей, ограждать себя от чужих тревог и волнений! Мне следует просто спросить у кого-нибудь дорогу», – снова и снова твердила себе девушка, но из боязни, что ее засмеют, не решалась обратиться к незнакомым людям. Что же это за жрица, которая не может найти дорогу к собственному жилищу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
– Эйлан, сегодня ты помогаешь Лианнон готовиться к вечерней церемонии? – Голос Миллин вывел девушку из задумчивости. Эйлан покачала головой. – Тогда, может, пойдешь с нами посмотреть на праздник? Тебе это не повредит. Подышишь свежим воздухом.
Как выяснилось, говоря «с нами», Миллин имела в виду себя и Сенару, которая была счастлива, что ее взяли на прогулку. Стояло ослепительно яркое бодрящее утро; живая изгородь сияла белыми цветами боярышника, словно солнце светило прямо из его ветвей. Всюду толпился народ. За месяцы, проведенные в уединении, Эйлан отвыкла от шума и суеты, и теперь все ее тело сотрясала дрожь. Надо же, как скоро тишина и поной стали для нее жизненной необходимостью, а может, она так сильно изменилась после обряда посвящения в жрицы? Эйлан всегда чувствовала себя неуютно в толпе, но сейчас ей казалось, будто с нее содрали кожу.
А Сенара была в отличном настроении. Она шла между девушками, с восторгом разглядывая все, что встречалось на пути: прилавок с круглыми головками сыра, стол, на котором переливались украшения из стекла, и цветы, целое море цветов.
Последний раз Эйлан видела такое скопление народа год назад, когда она вновь повстречалась с Гаем на празднике костров. Люди распихивали друг друга локтями, хохотали, ели, пили. Казалось, что на площади собрались все жители Британии и даже все население близлежащих островов, что здесь есть представители всех ремесел и искусств, какие только существуют на свете, от пекарей до канатоходцев.
– А Лианнон придет сюда сегодня днем? – поинтересовалась Сенара.
Миллин кивнула.
– И Арданос будет сопровождать ее. Она должна появиться перед народом, прибывшим на праздник. Это одна из ее обязанностей. – Помолчав, Миллин добавила: – Но для нее это не очень приятная обязанность. Между нами, мне кажется, она очень утомлена. И с каждым годом усталости в ней накапливается все больше и больше. Я каждый раз думаю, доживет ли она до следующего праздника. – Заметив, что Эйлан побледнела, она спросила девушку: – Тебя это пугает? Но ведь смерть – это один из этапов жизни, так же как и рождение. Ты жрица и должна это понимать.
Люди теснили девушек со всех сторон, и поэтому Эйлан почти не расслышала слов Миллин. Они увидели мужчину с танцующим медведем. Вокруг них собралась толпа. Сенара крикнула, что хочет посмотреть, как танцует медведь, и девушки стали протискиваться вперед. При виде синих платьев люди расступались, и вскоре они уже пробрались в кольцо зрителей, наблюдавших за представлением. Медведь, тяжело переваливаясь, ходил по кругу на задних лапах. Очевидно, это все, чему его удалось научить, предположила Эйлан. Пасть зверя была туго стянута веревкой; он показался девушке несчастнейшим существом на свете.
– Бедняжка, – вымолвила она. Миллин вздохнула.
– Иногда Лианнон напоминает мне такого вот медведя, – отозвалась она. – Всегда на всеобщем обозрении, всегда повторяет чужие слова.
Эйлан чуть не задохнулась от возмущения, услышав такое кощунство. Как можно сравнивать Верховную Жрицу с дрессированным животным?
– И кто же водит ее за поводок? – хихикнула Сенара. – Миллин, нехорошо так говорить.
– Почему же? Говорить правду всегда считалось добродетелью, – упрямо настаивала Миллин, и Эйлан вспомнила Кейлин. Друид, явившийся ей в ночь испытаний, утверждал, что жрица независима, но Арданос не склонен уважать независимость Верховной Жрицы. – Я говорю правду, какой она мне представляется, и, когда я вижу, что Лианнон слабеет на глазах, мне хочется знать…
Миллин не успела докончить свою мысль, так как в этот момент медведь опустился на четвереньки и двинулся прямо на них. Сенара с визгом отпрыгнула в сторону, но толпа напирала на юных жриц со всех сторон. Эйлан отпрянула назад, наступив какой-то женщине на подол платья. Послышался треск рвущейся материи.
– Под ноги смотреть надо, – проворчала женщина. Вдруг медведь опять ринулся вперед, вырвав поводок из рук хозяина. Кто-то испуганно закричал. Вся толпа подалась назад, увлекая за собою Эйлан. Девушке с трудом удалось удержаться на ногах; Миллин и Сенара затерялись во всеобщей давке.
Впервые за многие годы Эйлан оказалась одна среди незнакомых людей. Она уже привыкла к тому, что за стенами святилища ее постоянно сопровождала одна из женщин. Теперь она поняла, почему жрицам в миру полагалось ходить группами. Дело было не только в том, что этого требовали приличия. Присутствие сестер из Лесной обители ограждало ее от назойливости посторонних. При виде группы жриц люди испытывали благоговейный страх. Сейчас, потеряв своих спутниц, Эйлан была в смятении. Чужеродные чувства и мысли, словно гонимые ураганным ветром, захлестнули все ее существо. Девушка крепче уперлась ногами в землю, как бы пытаясь почерпнуть из нее силы, чтобы защитить себя, но, видя вокруг лишь незнакомые лица, никак не могла избавиться от робости и замешательства. Как же Лианнон может ходить среди праздничной толпы, если она к этому времени уже почти отрешилась от реального мира, чтобы принять в себя могущество богов? Люди напирали на Эйлан, давили со всех сторон. В этом бушующем водовороте человеческих тел даже местность вокруг казалась ей незнакомой. Она не могла сообразить, в какой стороне находится аллея, ведущая в Лесную обитель, не видела, где возвышается могильный курган, с которого Верховная Жрица вещает волю Оракула.
Один раз девушка заметила в толпе синее одеяние, которое издалека приняла за платье жрицы, однако, подойдя ближе, Эйлан увидела совершенно незнакомую женщину. В другой раз взгляд ее остановился на группе жриц, но их было четверо. Она не сразу сообразила, что, возможно, ее спутницы встретили на площади других женщин Лесной обители и теперь они все вместе ищут ее, а когда поняла это, жрицы уже затерялись в толпе. Эйлан бродила по ярмарке между прилавками и будками, и ей казалось, что она снова попала в потусторонний мир. «Какая нелепость. Меня учили, что самое главное – это не поддаваться настроениям других людей, ограждать себя от чужих тревог и волнений! Мне следует просто спросить у кого-нибудь дорогу», – снова и снова твердила себе девушка, но из боязни, что ее засмеют, не решалась обратиться к незнакомым людям. Что же это за жрица, которая не может найти дорогу к собственному жилищу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158