Тысяч на тридцать?
– Долларов? – уточнил я.
– Да, на них можно вволю попутешествовать. – Юрий, задумавшись, разгладил пальцами усы. – А не вляпаешься еще в одну беду, если станешь их продавать?
– На черном рынке-то? Да их там с руками оторвут.
– Уверен, что оторвут, – ответил он как-то неодобрительно.
– Что ты хочешь сказать?
– Да ничего особенного.
– Давай, давай, договаривай. Я же знаю тебя. Ты видишь здесь что-то предосудительное.
– Да, вижу. Мысль продать ордена на черном рынке коробит меня. На тебя такое не похоже. Они ведь принадлежат Чуркиной. Я думал, что ты…
– А я и не спорю. Они, разумеется, принадлежат ей и только ей.
– Тогда ты просто обязан вернуть их.
– Я и верну, разве я говорил, что не верну? Я сказал лишь, что они могли бы стать для меня билетом на поездку.
Когда я подошел к квартире Чуркиной, на коврике перед дверью лежала газета. На звонок никто не вышел, я вернулся в вестибюль и устроился там в одном из больших кожаных кресел, стоявших по углам. Забавно – теперь они казались мне меньше, чем тридцать лег назад, но пахли все так же. Этот старинный запах будил воспоминания о давно минувших днях; горькие воспоминания – как уводили в тюрьму отца, как плакала и билась в истерике мать, как нас выставили из обжитой квартиры и мы скитались по родственникам, как обрушились на нас гонения.
Весь во власти прошлого, я не сразу заметил, что тяжелая парадная дверь распахнулась и в вестибюль влетели дети. Я встрепенулся. Вслед за ребятишками появилась Таня Чуркина с элегантным, бледно-голубым пластиковым пакетом в руках. Увидев меня, она вспыхнула, глаза у нее загорелись, и мне не нужно было объяснять, что она прочитала очерк в «Правде».
– У меня неплохие новости для вас, Таня. – Я вскочил, надеясь приглушить ее негодование, пока оно не выплеснулось наружу.
– Вымогательство?! Так мой отец, выходит, шантажист?! – с возмущением воскликнула она, проходя мимо меня, не задерживаясь и торопя детей к лифту. – Это ваши неплохие новости?!
– Да не писал я тот очерк. – Она будто приросла к месту и повернулась ко мне. – Там и словечка моего нет.
– Но вы ведь зачинатель всей этой грязи, – возразила она, резко нажимая кнопку вызова лифта. – Вам же предложили добыть папины ордена. Вы…
– И я их достал, – выпалил я.
Она дернулась и недоверчиво глянула на меня.
– Они у меня с собой, – пояснил я, приподнимая чемоданчик.
– Ой, как же это чудесно! – Глаза у нее радостно вспыхнули.
Спустился лифт, громыхая дверьми, принял нас четверых. В квартире Татьяна тут же отправила детей в их комнату, взяла у меня пакет и присела за обеденный стол. Секунду-другую колебалась, потом высыпала ордена и медали на белую полированную поверхность. Тускло замерцало золото наград и разноцветье орденских лент. Татьяна взяла в руки один из орденов, разгладила ленточку и осторожно положила назад. Затем взяла еще один орден и его положила рядом, затем еще один…
– Припомните, не упоминал ли ваш отец фамилию Рабиноу?
Она отрицательно мотнула головой, сосредоточенно раскладывая ордена и медали в том порядке, в каком их прикрепляют к одежде.
– Как же насчет Рабиноу?
– Нет, не припоминаю. – Она быстро взглянула на меня, в глазах ее блеснула озабоченность.
– А в чем дело?
– Похоже, отец ваш был тесно связан с ним, а его подозревают в мошенничестве, в том, что он входит в мафиозную группировку и является тайным осведомителем спецслужб.
Она нетерпеливо вздохнула и прямо спросила:
– Что вам нужно, Катков? Деньги?
– Нет, Таня. Мне нужна правда.
– Мне тоже. Но я не верю, что когда-либо найду ее.
– Все зависит от того, где искать.
– И вы знаете где? – живо спросила она.
– Да, знаю. В США.
– В Америке? – переспросила она даже с каким-то испугом.
Я молча кивнул.
– Ну что ж, теперь можно выезжать за рубеж без особых проблем. Почему бы вам не поехать туда?
– Да я думал, но прежде хотел кое о чем договориться с вами. Должен предупредить: это будет грязная работа и она может поднять со дна еще больше грязи. Может статься, что, разыскивая доказательства невиновности вашего отца, я наткнусь на факты, свидетельствующие о его принадлежности к коррумпированным аппаратчикам.
Она решительно кивнула.
– Мне все равно. Я должна знать правду. Что еще?
– У меня за душой даже ломаного гроша нет. Чуркина внимательно посмотрела на меня, потом на награды, затем опять на меня, взгляд у нее был понимающий и доброжелательный.
– Не знаю, есть ли в Москве более честный человек, чем Катков.
– Спасибо за комплимент. И зовите меня по имени. Ну пожалуйста.
– Вот что, Николай, – сказала она, улыбаясь совсем по-дружески. – Прикиньте, сколько потребуется денег?
20
На следующее утро я отправился за визой в американское посольство. Но все это оказалось не таким простым. Я вернулся домой к Юрию не солоно хлебавши. Как он и предвидел, чтобы дозвониться до агента Скотто в Вашингтон, потребовался целый день.
– Так вы хотите встретиться еще разок? – сказала она со своим характерным нью-йоркским акцентом. – Вам требуется мое приглашение, чтобы приехать?
– Да, в посольстве требуют, чтобы кто-то в США поручился за меня. Боюсь, без приглашения визы мне не получить.
– А как насчет вашего брата в Бруклине? – пошутила она.
– Даже если бы он и существовал, я ведь еду не к нему, а к вам, миссис Скотто.
– Что за нужда заставляет вас лететь на свидание со мной?
– Есть у меня кое-какая информация.
– Не шутите? Какая это информация?
– А та самая, которую вы ищете.
– Не дразните меня, черт побери, выкладывайте, что нашли.
– Документы Владимира Ильича Воронцова.
– Боже! А что в них? Небось, всякая ерунда насчет той сделки с нефтепроводом?
– Не торопитесь. Если я выложу все сейчас, то мне и лететь к вам незачем.
– А вы не хитрите? Понапридумывали, чтобы СБФинП оплатил вашу поездку?
– Все будет оплачено и без вашей конторы. Хитрю, чтобы заработать себе на жизнь. Я передаю вам все документы, а вы, как только узнаете что по своей линии, дадите мне знать. Договорились?
– На сделки я не иду, господин Катков, особенно с журналистами. У них, похоже, всегда проблемы, когда надо определяться, чью сторону занимать.
– Из вас вышла бы неплохая коммунистка, миссис Скотто. Они считают, что средства информации на то и существуют, чтобы при всех случаях поддерживать государство, запудривая мозга народу.
– Может, стоит записаться в компартию?
– Боюсь, что они теперь запрещены, но что касается меня лично, я хотел бы встать на вашу сторону.
– Слишком многого хотите.
– Уверен, вы заговорите по-другому, когда увидите документы. Что вы решаете? Посылаете приглашение?
Она сердито вздохнула.
– Я направлю его диппочтой в наше посольство. С кем из иммиграционных чиновников вы разговаривали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Долларов? – уточнил я.
– Да, на них можно вволю попутешествовать. – Юрий, задумавшись, разгладил пальцами усы. – А не вляпаешься еще в одну беду, если станешь их продавать?
– На черном рынке-то? Да их там с руками оторвут.
– Уверен, что оторвут, – ответил он как-то неодобрительно.
– Что ты хочешь сказать?
– Да ничего особенного.
– Давай, давай, договаривай. Я же знаю тебя. Ты видишь здесь что-то предосудительное.
– Да, вижу. Мысль продать ордена на черном рынке коробит меня. На тебя такое не похоже. Они ведь принадлежат Чуркиной. Я думал, что ты…
– А я и не спорю. Они, разумеется, принадлежат ей и только ей.
– Тогда ты просто обязан вернуть их.
– Я и верну, разве я говорил, что не верну? Я сказал лишь, что они могли бы стать для меня билетом на поездку.
Когда я подошел к квартире Чуркиной, на коврике перед дверью лежала газета. На звонок никто не вышел, я вернулся в вестибюль и устроился там в одном из больших кожаных кресел, стоявших по углам. Забавно – теперь они казались мне меньше, чем тридцать лег назад, но пахли все так же. Этот старинный запах будил воспоминания о давно минувших днях; горькие воспоминания – как уводили в тюрьму отца, как плакала и билась в истерике мать, как нас выставили из обжитой квартиры и мы скитались по родственникам, как обрушились на нас гонения.
Весь во власти прошлого, я не сразу заметил, что тяжелая парадная дверь распахнулась и в вестибюль влетели дети. Я встрепенулся. Вслед за ребятишками появилась Таня Чуркина с элегантным, бледно-голубым пластиковым пакетом в руках. Увидев меня, она вспыхнула, глаза у нее загорелись, и мне не нужно было объяснять, что она прочитала очерк в «Правде».
– У меня неплохие новости для вас, Таня. – Я вскочил, надеясь приглушить ее негодование, пока оно не выплеснулось наружу.
– Вымогательство?! Так мой отец, выходит, шантажист?! – с возмущением воскликнула она, проходя мимо меня, не задерживаясь и торопя детей к лифту. – Это ваши неплохие новости?!
– Да не писал я тот очерк. – Она будто приросла к месту и повернулась ко мне. – Там и словечка моего нет.
– Но вы ведь зачинатель всей этой грязи, – возразила она, резко нажимая кнопку вызова лифта. – Вам же предложили добыть папины ордена. Вы…
– И я их достал, – выпалил я.
Она дернулась и недоверчиво глянула на меня.
– Они у меня с собой, – пояснил я, приподнимая чемоданчик.
– Ой, как же это чудесно! – Глаза у нее радостно вспыхнули.
Спустился лифт, громыхая дверьми, принял нас четверых. В квартире Татьяна тут же отправила детей в их комнату, взяла у меня пакет и присела за обеденный стол. Секунду-другую колебалась, потом высыпала ордена и медали на белую полированную поверхность. Тускло замерцало золото наград и разноцветье орденских лент. Татьяна взяла в руки один из орденов, разгладила ленточку и осторожно положила назад. Затем взяла еще один орден и его положила рядом, затем еще один…
– Припомните, не упоминал ли ваш отец фамилию Рабиноу?
Она отрицательно мотнула головой, сосредоточенно раскладывая ордена и медали в том порядке, в каком их прикрепляют к одежде.
– Как же насчет Рабиноу?
– Нет, не припоминаю. – Она быстро взглянула на меня, в глазах ее блеснула озабоченность.
– А в чем дело?
– Похоже, отец ваш был тесно связан с ним, а его подозревают в мошенничестве, в том, что он входит в мафиозную группировку и является тайным осведомителем спецслужб.
Она нетерпеливо вздохнула и прямо спросила:
– Что вам нужно, Катков? Деньги?
– Нет, Таня. Мне нужна правда.
– Мне тоже. Но я не верю, что когда-либо найду ее.
– Все зависит от того, где искать.
– И вы знаете где? – живо спросила она.
– Да, знаю. В США.
– В Америке? – переспросила она даже с каким-то испугом.
Я молча кивнул.
– Ну что ж, теперь можно выезжать за рубеж без особых проблем. Почему бы вам не поехать туда?
– Да я думал, но прежде хотел кое о чем договориться с вами. Должен предупредить: это будет грязная работа и она может поднять со дна еще больше грязи. Может статься, что, разыскивая доказательства невиновности вашего отца, я наткнусь на факты, свидетельствующие о его принадлежности к коррумпированным аппаратчикам.
Она решительно кивнула.
– Мне все равно. Я должна знать правду. Что еще?
– У меня за душой даже ломаного гроша нет. Чуркина внимательно посмотрела на меня, потом на награды, затем опять на меня, взгляд у нее был понимающий и доброжелательный.
– Не знаю, есть ли в Москве более честный человек, чем Катков.
– Спасибо за комплимент. И зовите меня по имени. Ну пожалуйста.
– Вот что, Николай, – сказала она, улыбаясь совсем по-дружески. – Прикиньте, сколько потребуется денег?
20
На следующее утро я отправился за визой в американское посольство. Но все это оказалось не таким простым. Я вернулся домой к Юрию не солоно хлебавши. Как он и предвидел, чтобы дозвониться до агента Скотто в Вашингтон, потребовался целый день.
– Так вы хотите встретиться еще разок? – сказала она со своим характерным нью-йоркским акцентом. – Вам требуется мое приглашение, чтобы приехать?
– Да, в посольстве требуют, чтобы кто-то в США поручился за меня. Боюсь, без приглашения визы мне не получить.
– А как насчет вашего брата в Бруклине? – пошутила она.
– Даже если бы он и существовал, я ведь еду не к нему, а к вам, миссис Скотто.
– Что за нужда заставляет вас лететь на свидание со мной?
– Есть у меня кое-какая информация.
– Не шутите? Какая это информация?
– А та самая, которую вы ищете.
– Не дразните меня, черт побери, выкладывайте, что нашли.
– Документы Владимира Ильича Воронцова.
– Боже! А что в них? Небось, всякая ерунда насчет той сделки с нефтепроводом?
– Не торопитесь. Если я выложу все сейчас, то мне и лететь к вам незачем.
– А вы не хитрите? Понапридумывали, чтобы СБФинП оплатил вашу поездку?
– Все будет оплачено и без вашей конторы. Хитрю, чтобы заработать себе на жизнь. Я передаю вам все документы, а вы, как только узнаете что по своей линии, дадите мне знать. Договорились?
– На сделки я не иду, господин Катков, особенно с журналистами. У них, похоже, всегда проблемы, когда надо определяться, чью сторону занимать.
– Из вас вышла бы неплохая коммунистка, миссис Скотто. Они считают, что средства информации на то и существуют, чтобы при всех случаях поддерживать государство, запудривая мозга народу.
– Может, стоит записаться в компартию?
– Боюсь, что они теперь запрещены, но что касается меня лично, я хотел бы встать на вашу сторону.
– Слишком многого хотите.
– Уверен, вы заговорите по-другому, когда увидите документы. Что вы решаете? Посылаете приглашение?
Она сердито вздохнула.
– Я направлю его диппочтой в наше посольство. С кем из иммиграционных чиновников вы разговаривали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110