Бульвар с двухсторонним движением выходил на площадь Революции, где, должно быть, находилось министерство финансов или государственное казначейство, потому что военный фургон с деньгами и правительственная автомашина, свернув на подъездную дорогу, поехали к видневшемуся в сумерках зданию. Трейлер и оба лимузина с проспекта Независимости погнали дальше на юг по этой пустой и прямой, как стрела, автостраде. Спустя полчаса колонна проехала мимо указателя с надписью: «МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ИМЕНИ ХОСЕ МАРТИ».
С обеих сторон главной подъездной дороги, параллельно автостраде, стоял высокий сетчатый забор. Все три машины спокойно миновали въездные ворота, приблизились к зданию пассажирского вокзала, а там повернули на ярко освещенную дорогу, ведущую к сторожевой будке, у которой стояли два часовых – один вертел в руках автоматическую винтовку, у другого висел на поясе пистолет в кобуре. Я притормозил за автобусной остановкой под навесом. Видимо, часовые имели приказ – машины не досматривать, вопросов не задавать, пропускать без задержки, потому что шлагбаум поднялся сразу же, едва машины подъехали к пропускному пункту. И сразу же, без остановок, проследовали на территорию аэропорта.
На меня этот приказ не распространялся, но наблюдать за ними я мог и через проволочное ограждение, поэтому продолжал ехать вдоль забора, одним глазом следя за дорогой, а другим – за трейлером и сопровождающими его машинами. Но вот они исчезли за цепью ангаров, всяких навесов, сараев и зданий ремонтных мастерских. Их не было. Проклятье! Что делается за ангарами, отсюда не увидишь. Я уж готов было выскочить из машины и карабкаться на проволочный забор, как увидел наконец между зданиями огни автомобильных фар. Все автомашины катили по бетонированной предангарной стоянке, в конце которой виднелись два самолета.
Один из них – реактивный «Гольфстрим» Рабиноу. Другой – грузовой турбовинтовой российский «Анто-нов-22».
Я налетался на таких, когда писал очерки про войну в Афганистане. Огромный, неповоротливый, сильно прижатый к земле лайнер имеет очень широкий фюзеляж, в его тридцатиметровый грузовой отсек легко входит пара ракет типа «скад» на мобильных грузовых платформах, взвод боевых танков, их экипажи, разного вида оборудование. Останется там место и для безбилетного журналиста вроде меня или даже для двух таких.
Тягач с восемнадцатиколесным трейлером развернулся и задним бортом стал подавать к хвосту грузового самолета. Он у самолета высоко задран, и из грузового отсека опустили гидравлический грузовой трап, похожий на подъемный мост. Аэродромная команда споро руководила заездом трейлера. Тягач безостановочно подавал задом сорокафутовый контейнер по пологому трапу внутрь отсека, пока он не исчез в огромном фюзеляже турбовинтового лайнера.
Оба лимузина остановились около легкого «Гольфстрима». Из одной машины вышли Баркин, Рей-Бан, Рабиноу и его телохранитель, из другого – Годунов, Юрий и остальные сопровождающие. Все поднялись в реактивный самолет Рабиноу, принадлежащий его корпорации. Экипаж без промедления задраил люки, запустил двигатели и порулил на взлетную полосу. За ним последовал «Антонов». Контейнер № 95824 отправился в полет, держа курс на Россию.
Никуда не сворачивая и нигде не задерживаясь, я прямиком помчался в аэровокзал. Солнце уже поднялось над горизонтом, бросая яркие лучи на Окрестные парки и рощицы. Выскочив из машины, я побежал к кассе Аэрофлота и заказал билет на единственный в тот день рейс на Москву. Затем прошел в зал, где стояли телефонные будки для международных переговоров. Прослушивают ли их кубинские секретные службы? Сколько ни размышлять на эту тему, выбора не было, и я решил воспользоваться случаем и позвонить Скотто в штаб-квартиру СБФинП в Арлингтоне.
Сотрудница на том конце провода признала меня по голосу и сказала, что Скотто на службу еще не приходила: у них только семь утра. Но она оставила свой домашний телефон и наказала в любое время суток переключить туда вызов в случае моего звонка.
Телефон звякнул раз пять-шесть, прежде чем я услышал, что сняли трубку:
– Да? Да, хэлло! – ответил сонный, безусловно, мужской голос.
– Говорят из офиса СБФинП. На проводе Катков, ему нужна агент Скотто.
– Понимаю, понимаю. Я сейчас же переключу телефон, хорошо? – торопливо заговорил мужчина мягким голосом со знакомым мне акцентом. – Гэбби! Гэбби! Возьми трубку, это тебя. Твой парень звонит, Катков.
– Говорите, – сказала сотрудница, переключая телефон.
Послышалось какое-то бормотание, шуршание простыней и одеяла. И вот наконец-то прорезалось:
– Катков? – начала неуверенно, видимо, спросонок Скотто, затем голос ее окреп, в нем зазвучал характерный нью-йоркский акцент и послышалась какая-то озабоченность. – Катков! Катков, с вами все в порядке?
– Да-да. Чувствую себя в норме. Скотто, извините за столь ранний звонок, но…
– Ничего-ничего. Не кладите трубку. Я возьму другой телефон. – Она пошла к другому аппарату. Я слышал шорохи и слабый гул на линии и вспомнил то утро в Майами, когда она пришла ко мне в номер с кремом для загара. – Ну вот, прежде всего приветик. – Голос звучал в трубке более четко, отрывая меня от воспоминаний. – Это Марта говорил. Когда я вернулась из Флориды, он был уже здесь. – Она вроде смущенно хмыкнула. – Что-то происходит между нами, пока не разберусь, но ломать ничего не собираюсь. Посмотрю, что будет дальше.
– Приятно, конечно, слышать, но боюсь, что должен поломать это ради вас.
– Контейнер поехал, верно?
– Как мы и говорили. Предварительно его перетрясли, потом погрузили в большой-пребольшой грузовой самолет.
– Кто? Кто погрузил?
Я знал, что она это спросит, но так и не решил, рассказать ли про Юрия или промолчать. Если бы кто-то сказал, что у меня рак в последней стадии, что бы я тогда переживал? Шок, неверие, ужас, покорное смирение. И вместо того чтобы сказать напрямую, я начал хитрить и лавировать.
– Катков? Катков, как слышите?
– Да. Извините, какие-то помехи. Слышу не очень четко.
– Так кто же там был?
– Был… этот… Баркин, Рабиноу, кое-кто из кубинцев, видимо, из их органов, несколько омерзительных мордоворотов из наркокартелей и преступных группировок и мой друг-приятель Годунов.
– Годунов? Не шутите? В таком случае, по-моему, он и есть внутренний пособник, как считаете?
– Он и есть, – ответил я и порадовался, что она не видит мои глаза.
– Продолжайте в том же духе, Катков. Хорошо все проделано. Очень даже хорошо. Это значит, что на Шевченко можно положиться.
– Конечно, кому-то нужно и доверять. Но вот единственный рейс отсюда только в конце дня. Я никак не смогу попасть в Москву вовремя. А вы?
– Не знаю. Был раньше один рейс из аэропорта Даллеса в девять, я им летела на семинар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
С обеих сторон главной подъездной дороги, параллельно автостраде, стоял высокий сетчатый забор. Все три машины спокойно миновали въездные ворота, приблизились к зданию пассажирского вокзала, а там повернули на ярко освещенную дорогу, ведущую к сторожевой будке, у которой стояли два часовых – один вертел в руках автоматическую винтовку, у другого висел на поясе пистолет в кобуре. Я притормозил за автобусной остановкой под навесом. Видимо, часовые имели приказ – машины не досматривать, вопросов не задавать, пропускать без задержки, потому что шлагбаум поднялся сразу же, едва машины подъехали к пропускному пункту. И сразу же, без остановок, проследовали на территорию аэропорта.
На меня этот приказ не распространялся, но наблюдать за ними я мог и через проволочное ограждение, поэтому продолжал ехать вдоль забора, одним глазом следя за дорогой, а другим – за трейлером и сопровождающими его машинами. Но вот они исчезли за цепью ангаров, всяких навесов, сараев и зданий ремонтных мастерских. Их не было. Проклятье! Что делается за ангарами, отсюда не увидишь. Я уж готов было выскочить из машины и карабкаться на проволочный забор, как увидел наконец между зданиями огни автомобильных фар. Все автомашины катили по бетонированной предангарной стоянке, в конце которой виднелись два самолета.
Один из них – реактивный «Гольфстрим» Рабиноу. Другой – грузовой турбовинтовой российский «Анто-нов-22».
Я налетался на таких, когда писал очерки про войну в Афганистане. Огромный, неповоротливый, сильно прижатый к земле лайнер имеет очень широкий фюзеляж, в его тридцатиметровый грузовой отсек легко входит пара ракет типа «скад» на мобильных грузовых платформах, взвод боевых танков, их экипажи, разного вида оборудование. Останется там место и для безбилетного журналиста вроде меня или даже для двух таких.
Тягач с восемнадцатиколесным трейлером развернулся и задним бортом стал подавать к хвосту грузового самолета. Он у самолета высоко задран, и из грузового отсека опустили гидравлический грузовой трап, похожий на подъемный мост. Аэродромная команда споро руководила заездом трейлера. Тягач безостановочно подавал задом сорокафутовый контейнер по пологому трапу внутрь отсека, пока он не исчез в огромном фюзеляже турбовинтового лайнера.
Оба лимузина остановились около легкого «Гольфстрима». Из одной машины вышли Баркин, Рей-Бан, Рабиноу и его телохранитель, из другого – Годунов, Юрий и остальные сопровождающие. Все поднялись в реактивный самолет Рабиноу, принадлежащий его корпорации. Экипаж без промедления задраил люки, запустил двигатели и порулил на взлетную полосу. За ним последовал «Антонов». Контейнер № 95824 отправился в полет, держа курс на Россию.
Никуда не сворачивая и нигде не задерживаясь, я прямиком помчался в аэровокзал. Солнце уже поднялось над горизонтом, бросая яркие лучи на Окрестные парки и рощицы. Выскочив из машины, я побежал к кассе Аэрофлота и заказал билет на единственный в тот день рейс на Москву. Затем прошел в зал, где стояли телефонные будки для международных переговоров. Прослушивают ли их кубинские секретные службы? Сколько ни размышлять на эту тему, выбора не было, и я решил воспользоваться случаем и позвонить Скотто в штаб-квартиру СБФинП в Арлингтоне.
Сотрудница на том конце провода признала меня по голосу и сказала, что Скотто на службу еще не приходила: у них только семь утра. Но она оставила свой домашний телефон и наказала в любое время суток переключить туда вызов в случае моего звонка.
Телефон звякнул раз пять-шесть, прежде чем я услышал, что сняли трубку:
– Да? Да, хэлло! – ответил сонный, безусловно, мужской голос.
– Говорят из офиса СБФинП. На проводе Катков, ему нужна агент Скотто.
– Понимаю, понимаю. Я сейчас же переключу телефон, хорошо? – торопливо заговорил мужчина мягким голосом со знакомым мне акцентом. – Гэбби! Гэбби! Возьми трубку, это тебя. Твой парень звонит, Катков.
– Говорите, – сказала сотрудница, переключая телефон.
Послышалось какое-то бормотание, шуршание простыней и одеяла. И вот наконец-то прорезалось:
– Катков? – начала неуверенно, видимо, спросонок Скотто, затем голос ее окреп, в нем зазвучал характерный нью-йоркский акцент и послышалась какая-то озабоченность. – Катков! Катков, с вами все в порядке?
– Да-да. Чувствую себя в норме. Скотто, извините за столь ранний звонок, но…
– Ничего-ничего. Не кладите трубку. Я возьму другой телефон. – Она пошла к другому аппарату. Я слышал шорохи и слабый гул на линии и вспомнил то утро в Майами, когда она пришла ко мне в номер с кремом для загара. – Ну вот, прежде всего приветик. – Голос звучал в трубке более четко, отрывая меня от воспоминаний. – Это Марта говорил. Когда я вернулась из Флориды, он был уже здесь. – Она вроде смущенно хмыкнула. – Что-то происходит между нами, пока не разберусь, но ломать ничего не собираюсь. Посмотрю, что будет дальше.
– Приятно, конечно, слышать, но боюсь, что должен поломать это ради вас.
– Контейнер поехал, верно?
– Как мы и говорили. Предварительно его перетрясли, потом погрузили в большой-пребольшой грузовой самолет.
– Кто? Кто погрузил?
Я знал, что она это спросит, но так и не решил, рассказать ли про Юрия или промолчать. Если бы кто-то сказал, что у меня рак в последней стадии, что бы я тогда переживал? Шок, неверие, ужас, покорное смирение. И вместо того чтобы сказать напрямую, я начал хитрить и лавировать.
– Катков? Катков, как слышите?
– Да. Извините, какие-то помехи. Слышу не очень четко.
– Так кто же там был?
– Был… этот… Баркин, Рабиноу, кое-кто из кубинцев, видимо, из их органов, несколько омерзительных мордоворотов из наркокартелей и преступных группировок и мой друг-приятель Годунов.
– Годунов? Не шутите? В таком случае, по-моему, он и есть внутренний пособник, как считаете?
– Он и есть, – ответил я и порадовался, что она не видит мои глаза.
– Продолжайте в том же духе, Катков. Хорошо все проделано. Очень даже хорошо. Это значит, что на Шевченко можно положиться.
– Конечно, кому-то нужно и доверять. Но вот единственный рейс отсюда только в конце дня. Я никак не смогу попасть в Москву вовремя. А вы?
– Не знаю. Был раньше один рейс из аэропорта Даллеса в девять, я им летела на семинар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110