Одну его стену от пола до потолка заняли книжные полки, другую – почетные грамоты и фотографии, свидетельствующие о долгом пребывании на важном государственном посту: на них Воронцов был сфотографирован с главами различных стран, генералами и государственными деятелями, с крупными бизнесменами; на большой групповой фотографии с Брежневым он стоял с краю, а на фотографиях с узким кругом людей – рядом с Горбачевым, Шеварднадзе, Борисом Ельциным и бывшим американским послом Страуссом.
Не задерживаясь, Шевченко прямиком устремился к письменному столу, где лежали аккуратные стопки бумаг. Бегло взглянув на них, он взял портфель, стоящий рядом со столом, и вынул из него служебные документы.
– Кто-то должен опознать труп, гражданка Чуркина. Вы можете сделать это сейчас или же завтра, приехав в наше управление. Полагаю, вы захотите и опознать личные вещи, найденные при нем.
Видно было, как эта изысканно одетая женщина колебалась, даже дрожала, пока принимала решение.
– Да, да. Думаю, лучше прийти завтра, – выдавила она наконец.
– Если я вдруг понадоблюсь вам… – С этими словами Шевченко вручил ей прежнюю визитную карточку с уже непопулярной красной звездой. После чего, взяв с собой портфель, вышел из квартиры к лифту.
Как только дверь за нами закрылась, он вынул из-под шинели плоскую бутылочку, отвинтил пробку и сделал порядочный глоток. Водка была без цвета, без запаха, но все равно я учуял ее, и мне страшно захотелось выпить. Шевченко заметил мой страждущий взгляд.
– Да, вечерок выдался длинный, – заметил он, протягивая мне бутылочку.
– Спасибо, не надо, – ответил я, хотя горло у меня не то что пересохло, а просто горело. – Но вот если бы вы меня подбросили…
– Извините, но я еду к себе на Петровку.
– А мне как раз туда и надо.
Двери лифта открылись, он внимательно посмотрел на меня и вышел в вестибюль. Я догнал его уже на ступеньках парадного подъезда.
– Не торопитесь, Шевченко, вы будете дома гораздо быстрее и сэкономите немало времени, если ответите сейчас на мои вопросы.
– К сожалению, Катков, в Москве есть и другие репортеры, и пока еще я должен держать ответ и перед ними.
– Нет, не должны.
– Вы что, предлагаете, чтобы я беседовал только с вами?
– Я полагаю, что старший следователь с двадцатилетним стажем мог бы потребовать такое право.
– Не двадцатилетним, а двадцатичетырехлетним стажем.
– Тем более. Разумеется, если то, что я слышал, будто у вас руки чешутся стать начальником, просто сплетни…
Он открыл дверь «москвича», бросил портфель в кабину и повернулся ко мне:
– Со своими проблемами я разберусь сам. У меня нет времени в бирюльки играть. До публикации своих заметок, показывайте их мне, чтобы выбросить все, что не нужно знать читателям, все, что может стать помехой для следствия. Согласны?
– Согласен.
– Ну и врун же ты, Катков.
Он сел за руль, со стуком захлопнув за собой дверь, и, мотнув головой, пригласил меня в машину.
Дом на набережной исчез в дымке, нависшей над рекой. В этот поздний час движение на улицах еле теплилось, и вскоре мы уже подъезжали к Главному управлению милиции, знаменитой Петровке, 38, зданию с узкими окнами, похожему на крепость, наискосок от сада «Эрмитаж». Дежурный милиционер у въезда, узнав Шевченко, пропустил нас, и машина без остановки вкатила во двор, вымощенный грубыми каменными брусками и без единого деревца. Возвышающееся здесь шестиэтажное здание было облицовано желтоватыми гранитными плитками.
Кабинет Шевченко находился на четвертом этаже, к нему вел целый лабиринт низеньких унылых коридоров. Кабинет мало чем отличался от этих тоскливых коридоров: серые стены, тусклое освещение, подслеповатые, забрызганные дождем и снегом оконца и шершавый грубый стол, на который Шевченко поставил портфель Воронцова.
– Нет мотива – нет и подозрений, – мрачно изрек он избитый афоризм, выкладывая документы из портфеля.
– У вас на счету преступления воров, содержательниц притонов, вы находили исчезнувших соседей. Словом, действовали профессионально. Похоже, в данном случае можно утверждать, что здесь видна рука мафии. Успешное заказное убийство. Так ведь? – начал я.
– Нет, не так.
– Тогда давайте посмотрим. Жертву убили из пистолета, это во-первых.
– А вы хотели бы, чтобы из ружья?
– Нет, топориком. Думается, теперь это довольно распространенное орудие убийства.
– Да, хотя бы потому, что огнестрельное оружие носить запрещено, да и достать его не так-то просто. Ну, а топорик всегда под рукой.
– Если бы вы не были профессионалом, тогда бы… Звонок телефона не дал мне досказать.
– Шевченко слушает, – утомленным голосом сказал следователь, подняв трубку. Плечи у него обвисли. – Да, я все еще здесь… Извини, как раз я и намеревался. У меня не было случая… Да, я знаю, что уже поздно. Передай им, что увижусь утром. Катя, я же стараюсь изо всех сил. Но трудно… Катя? Катя?
Он вздохнул и медленно повесил трубку.
– Старушка выдала вам по мозгам, а?
– Занимайтесь своим делом, Катков! – свирепо зыркнул он на меня.
– Хорошо. Я хотел сказать, что все факты говорят о заранее спланированном убийстве.
– А я такого не утверждал, и, пожалуйста, не пиши, будто я так говорил. Я сказал лишь, что это хладнокровное убийство. Больше ничего не говорил и не говорю.
– Почему же так?
– Потому что все еще концы с концами не сходятся.
– Имеете в виду, что труп выволокли из машины?
Шевченко согласно кивнул и добавил:
– И куча всякого барахла на сиденье.
– Ну а в чем же тогда проблема?
– Во времени. Он ушел с работы и отправился в какой-то модный универсам, где торгуют всякой импортной всячиной. Был конец рабочего дня, самое напряженное для покупок время. Он должен был выстоять в нескольких очередях, затем долгая дорога в Химки-Ховрино, выпивка, закуска, разговоры всякие с приятелями, потом дорога домой. Так что убить его могли раньше, чем без пятнадцати девять. Я все точно рассчитал. – Он замолк на минутку и взял со стола информационный бланк. – Вот и Вера Федоренко точно зафиксировала время телефонного звонка.
– Я что-то не совсем понимаю, – бесцеремонно перебил я его, полагая, что этот сукин сын никогда не выпустит инициативы из рук. – Поскольку труп находился не в машине, может быть, Воронцов сам выполз из нее?
– С наполовину снесенным черепом?
– Чисто рефлексивно. Как курица с отрубленной головой. Что бы там ни было, я по-прежнему считаю, что кому-то нужно было заткнуть ему рот.
– Обсуждать этот факт не буду, – сказал он и, внимательно читая другой документ, добавил: – До тех пор, пока точно не выясню, с кем он что-то затеял там, в Министерстве внутренних дел.
– Ну что ж, раз вы работаете в этом направлении, то уверен, у вас найдутся свои пути, чтобы прояснить дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Не задерживаясь, Шевченко прямиком устремился к письменному столу, где лежали аккуратные стопки бумаг. Бегло взглянув на них, он взял портфель, стоящий рядом со столом, и вынул из него служебные документы.
– Кто-то должен опознать труп, гражданка Чуркина. Вы можете сделать это сейчас или же завтра, приехав в наше управление. Полагаю, вы захотите и опознать личные вещи, найденные при нем.
Видно было, как эта изысканно одетая женщина колебалась, даже дрожала, пока принимала решение.
– Да, да. Думаю, лучше прийти завтра, – выдавила она наконец.
– Если я вдруг понадоблюсь вам… – С этими словами Шевченко вручил ей прежнюю визитную карточку с уже непопулярной красной звездой. После чего, взяв с собой портфель, вышел из квартиры к лифту.
Как только дверь за нами закрылась, он вынул из-под шинели плоскую бутылочку, отвинтил пробку и сделал порядочный глоток. Водка была без цвета, без запаха, но все равно я учуял ее, и мне страшно захотелось выпить. Шевченко заметил мой страждущий взгляд.
– Да, вечерок выдался длинный, – заметил он, протягивая мне бутылочку.
– Спасибо, не надо, – ответил я, хотя горло у меня не то что пересохло, а просто горело. – Но вот если бы вы меня подбросили…
– Извините, но я еду к себе на Петровку.
– А мне как раз туда и надо.
Двери лифта открылись, он внимательно посмотрел на меня и вышел в вестибюль. Я догнал его уже на ступеньках парадного подъезда.
– Не торопитесь, Шевченко, вы будете дома гораздо быстрее и сэкономите немало времени, если ответите сейчас на мои вопросы.
– К сожалению, Катков, в Москве есть и другие репортеры, и пока еще я должен держать ответ и перед ними.
– Нет, не должны.
– Вы что, предлагаете, чтобы я беседовал только с вами?
– Я полагаю, что старший следователь с двадцатилетним стажем мог бы потребовать такое право.
– Не двадцатилетним, а двадцатичетырехлетним стажем.
– Тем более. Разумеется, если то, что я слышал, будто у вас руки чешутся стать начальником, просто сплетни…
Он открыл дверь «москвича», бросил портфель в кабину и повернулся ко мне:
– Со своими проблемами я разберусь сам. У меня нет времени в бирюльки играть. До публикации своих заметок, показывайте их мне, чтобы выбросить все, что не нужно знать читателям, все, что может стать помехой для следствия. Согласны?
– Согласен.
– Ну и врун же ты, Катков.
Он сел за руль, со стуком захлопнув за собой дверь, и, мотнув головой, пригласил меня в машину.
Дом на набережной исчез в дымке, нависшей над рекой. В этот поздний час движение на улицах еле теплилось, и вскоре мы уже подъезжали к Главному управлению милиции, знаменитой Петровке, 38, зданию с узкими окнами, похожему на крепость, наискосок от сада «Эрмитаж». Дежурный милиционер у въезда, узнав Шевченко, пропустил нас, и машина без остановки вкатила во двор, вымощенный грубыми каменными брусками и без единого деревца. Возвышающееся здесь шестиэтажное здание было облицовано желтоватыми гранитными плитками.
Кабинет Шевченко находился на четвертом этаже, к нему вел целый лабиринт низеньких унылых коридоров. Кабинет мало чем отличался от этих тоскливых коридоров: серые стены, тусклое освещение, подслеповатые, забрызганные дождем и снегом оконца и шершавый грубый стол, на который Шевченко поставил портфель Воронцова.
– Нет мотива – нет и подозрений, – мрачно изрек он избитый афоризм, выкладывая документы из портфеля.
– У вас на счету преступления воров, содержательниц притонов, вы находили исчезнувших соседей. Словом, действовали профессионально. Похоже, в данном случае можно утверждать, что здесь видна рука мафии. Успешное заказное убийство. Так ведь? – начал я.
– Нет, не так.
– Тогда давайте посмотрим. Жертву убили из пистолета, это во-первых.
– А вы хотели бы, чтобы из ружья?
– Нет, топориком. Думается, теперь это довольно распространенное орудие убийства.
– Да, хотя бы потому, что огнестрельное оружие носить запрещено, да и достать его не так-то просто. Ну, а топорик всегда под рукой.
– Если бы вы не были профессионалом, тогда бы… Звонок телефона не дал мне досказать.
– Шевченко слушает, – утомленным голосом сказал следователь, подняв трубку. Плечи у него обвисли. – Да, я все еще здесь… Извини, как раз я и намеревался. У меня не было случая… Да, я знаю, что уже поздно. Передай им, что увижусь утром. Катя, я же стараюсь изо всех сил. Но трудно… Катя? Катя?
Он вздохнул и медленно повесил трубку.
– Старушка выдала вам по мозгам, а?
– Занимайтесь своим делом, Катков! – свирепо зыркнул он на меня.
– Хорошо. Я хотел сказать, что все факты говорят о заранее спланированном убийстве.
– А я такого не утверждал, и, пожалуйста, не пиши, будто я так говорил. Я сказал лишь, что это хладнокровное убийство. Больше ничего не говорил и не говорю.
– Почему же так?
– Потому что все еще концы с концами не сходятся.
– Имеете в виду, что труп выволокли из машины?
Шевченко согласно кивнул и добавил:
– И куча всякого барахла на сиденье.
– Ну а в чем же тогда проблема?
– Во времени. Он ушел с работы и отправился в какой-то модный универсам, где торгуют всякой импортной всячиной. Был конец рабочего дня, самое напряженное для покупок время. Он должен был выстоять в нескольких очередях, затем долгая дорога в Химки-Ховрино, выпивка, закуска, разговоры всякие с приятелями, потом дорога домой. Так что убить его могли раньше, чем без пятнадцати девять. Я все точно рассчитал. – Он замолк на минутку и взял со стола информационный бланк. – Вот и Вера Федоренко точно зафиксировала время телефонного звонка.
– Я что-то не совсем понимаю, – бесцеремонно перебил я его, полагая, что этот сукин сын никогда не выпустит инициативы из рук. – Поскольку труп находился не в машине, может быть, Воронцов сам выполз из нее?
– С наполовину снесенным черепом?
– Чисто рефлексивно. Как курица с отрубленной головой. Что бы там ни было, я по-прежнему считаю, что кому-то нужно было заткнуть ему рот.
– Обсуждать этот факт не буду, – сказал он и, внимательно читая другой документ, добавил: – До тех пор, пока точно не выясню, с кем он что-то затеял там, в Министерстве внутренних дел.
– Ну что ж, раз вы работаете в этом направлении, то уверен, у вас найдутся свои пути, чтобы прояснить дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110