Затем отдал одному из мальчишек — и те, передавая сосуд один другому, наполнили чашки своих хозяев. Берен отхлебнул, даже виду не подав, как ему противно.
— Ваиралах, сын, — сказал Бор мальчишке. — Поторопи женщин: мы хотим есть.
Берен догадывался, что настоящего разговора при вождях и их слугах, даже при сыне, не будет.
В шатре не очень хорошо пахло и ковры были не очень чистыми, хотя это явно был лучший шатер и лучшие ковры. Берен знал, что после двух недель езды по заставам он и сам не благоухает, но здесь просто ткань накопила запахи нечистого тела, лошадиного пота, застарелой копоти и бараньего жира. Курения, горевшие на жаровне, не могли этого запаха перешибить.
Сам Бор, если его как следует отмыть, выглядел бы благородно. Узкий у переносицы, широкий в крыльях нос и черные брови расходились красивым углом, лысый череп был хорошей, правильной формы. Странного вида зеленое полукафтанье тоже было красиво на свой лад, и красная рубаха под ним — новая, вышитая, и ожерелья с браслетами имели хоть и непривычный, но и не отталкивающий вид. Если не знать про поганые обычаи этого народа, Бор казался благородным князем.
Говорил он на правильном синдарине, но много делал каких-то странных придыханий.
— Я много слышал о тебе, сын Барахира. А теперь ко всем твоим достоинствам узнал и твою скромность. Я слышал от твоих людей, как ты в одиночку сражался восемь лет. Любой из вестханэлет назвал бы тебя великим. Если бы я совершил такой подвиг, я бы не оспаривал тех, кто так меня называет.
— Мы находим, что рано называть так человека прежде его смерти. Никто не знает, где встретит завтрашний день. Только горделивый говорит: «Вот, я верю в себя, в то, что не запятнаю своего имени и не опозорю своего рода». Когда высокие слова говорятся слишком часто — смысл их вытирается, как бархат на сгибе.
— О тебе говорят еще, что ты — один из хранителей мудрости вашего народа, — сказал Бор, испытующе глядя в глаза Берену. — Похоже, что и это правда.
— Что мне Валар помогли не растерять, то я сохранил, — ответил горец.
Кое-как ему удалось допить свою отраву, но чашку он держал в руке, опасаясь, что появится слуга и наполнит ее снова.
Две женщины принесли еду: котел, наполненный… больше всего это походило на человеческие уши, слепленные из теста и густо залитые маслом. Котел поставили между мужчинами, юноша по имени Ваирлах принес большую чашу для омовения рук и обнес всех по кругу. Берен надеялся если не на вилку, то хотя бы на спичку — тщетно: хлебные уши предстояло брать руками.
Они оказались неожиданно вкусны; внутри они были начинены мясом, и если бы не необходимость погружать пальцы в горячее масло, блюдо доставило бы Берену одно удовольствие. Трапеза прошла в молчании — старейшины и в самом деле были голодны. Разговора не получалось еще и потому, что из вождей только Бор да еще двое-трое владели синдарином достаточно хорошо, чтобы вести непринужденную беседу; таким образом из разговора выпадал или Берен, буде речи пойдут на языке вастаков, или большинство старейшин — и то, и другое, похоже, претило правилам вежества как беорингов, так и этого народа.
После трапезы на три четверти полный котел вынесли на улицу — судя по шуму, который поднялся снаружи, вокруг котла с хлебными ушами началась свалка. Невозмутимость Бора показала, что это обычное дело — видимо, пир вождя был одновременно и пиром неимущих племени. Снова пришел юноша с чашей для мытья рук и полотенцем. Потом позвали женщин с музыкальными инструментами. Три играли, одна пела, две танцевали, постукивая в бубен, звеня браслетами и змеино изгибаясь. Берен боролся с искушением опустить глаза. Горцы назвали бы этот танец бесстыдным, и это странно не вязалось со строгими к женщинам обычаями вастаков. Бедра танцовщиц выделывали неописуемые фигуры, а лица оставались закрыты; вокруг пупка у каждой была нарисована узорная кайма, и голые руки были расписаны тонким черным рисунком. Не оскорбит ли хозяев, если он откажется смотреть танец? А танец, если не брать во внимание его нескромность, был хорош. Закончив его, девицы сели рядом с музыкантками.
Один из вастаков, на голове которого от гребня остался лишь жалкий клок на затылке, показал Берену на танцовщиц и что-то сказал.
— Вахайрэ говорит, что ты можешь взять любую из них на эту ночь. Он много слышал о тебе и так восхищается тобой, что готов даже подарить тебе одну.
— Передай почтенному мою благодарность, Бор, — сказал Берен, стараясь не меняться ни в голосе, ни в лице. — Скажи, что я обручен с благородной девой и не могу принять его щедрого дара.
Пожилой вастак выслушал ответ и снова что-то прогундел.
— Он говорит, что они рабыни без рода. К рабыням благоразумные девы не ревнуют.
— Скажи ему, что у нас иные обычаи.
Услышав ответ, пожилой вастак покачал головой и разразился довольно длинной речью.
— Он говорит, что вы, беоринги, подражаете своим богам. — Теперь по кивку отца переводил юный Ваирлах. — Еще он говорит, что и боги здесь неправильные. В прежние времена бог брал дев нашего народа, и от них рождались исполины. Здешние боги ведут себя иначе.
— Эльфы не боги, если он говорит об эльфах, — вырвалось у Берена.
— Он знает. Но он знает со слов эльфов и беорингов, что ваши боги не поступали так, как наш бог. Ваши живут за морем и не появляются здесь, а наш приходил в дом, который мы выстроили для него.
У Берена тревожно стукнуло сердце. Он уже знал одного «бога», который приходил в построенный ему дом.
— Если он сам подражал своему богу, который брал девиц, почему же он возмущен тем, что я подражаю нашим богам?
Выслушав ответ Вахайрэ, юноша снова перевел:
— Бог берет себе благородную деву и рождает от нее героя с высокой судьбой. Воин берет рабыню ради удовольствия. Благородные жены созданы, чтобы рождать воинам детей. Низкие жены созданы, чтобы доставлять усладу и рождать рабов. Поэтому, беря их, мы не подражаем нашему богу. Мы не возвышаем детей, рожденных от низких женщин. Люди не должны вести себя как боги, ибо у них иной удел. Так он говорит, — добавил юноша, словно боясь, что Берен посчитает это его мнением.
— И вновь повтори ему, что у нас иной обычай, и что мы находим низким нарушать клятвы, данные своим невестам. Если же я вновь услышу это предложение, мне будет трудно счесть, что это не попытка оскорбить меня.
Юноша перевел — как показалось Берену, с затаенным удовольствием. Пожилой вастак слегка надулся.
Бор хлопнул в ладоши и музыкантки снова заиграли. На этот раз был не танец, а песня — состоящая, казалось, из одних монотонных рулад, сплошное «Лэй-лэ-эй-элэ-йэ-э-элэ-э»; но какая-то дикая и прекрасная тоска звучала в ней. Мелодия была чуждой и строй непривычным, и Берену она показалась завораживающей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354
— Ваиралах, сын, — сказал Бор мальчишке. — Поторопи женщин: мы хотим есть.
Берен догадывался, что настоящего разговора при вождях и их слугах, даже при сыне, не будет.
В шатре не очень хорошо пахло и ковры были не очень чистыми, хотя это явно был лучший шатер и лучшие ковры. Берен знал, что после двух недель езды по заставам он и сам не благоухает, но здесь просто ткань накопила запахи нечистого тела, лошадиного пота, застарелой копоти и бараньего жира. Курения, горевшие на жаровне, не могли этого запаха перешибить.
Сам Бор, если его как следует отмыть, выглядел бы благородно. Узкий у переносицы, широкий в крыльях нос и черные брови расходились красивым углом, лысый череп был хорошей, правильной формы. Странного вида зеленое полукафтанье тоже было красиво на свой лад, и красная рубаха под ним — новая, вышитая, и ожерелья с браслетами имели хоть и непривычный, но и не отталкивающий вид. Если не знать про поганые обычаи этого народа, Бор казался благородным князем.
Говорил он на правильном синдарине, но много делал каких-то странных придыханий.
— Я много слышал о тебе, сын Барахира. А теперь ко всем твоим достоинствам узнал и твою скромность. Я слышал от твоих людей, как ты в одиночку сражался восемь лет. Любой из вестханэлет назвал бы тебя великим. Если бы я совершил такой подвиг, я бы не оспаривал тех, кто так меня называет.
— Мы находим, что рано называть так человека прежде его смерти. Никто не знает, где встретит завтрашний день. Только горделивый говорит: «Вот, я верю в себя, в то, что не запятнаю своего имени и не опозорю своего рода». Когда высокие слова говорятся слишком часто — смысл их вытирается, как бархат на сгибе.
— О тебе говорят еще, что ты — один из хранителей мудрости вашего народа, — сказал Бор, испытующе глядя в глаза Берену. — Похоже, что и это правда.
— Что мне Валар помогли не растерять, то я сохранил, — ответил горец.
Кое-как ему удалось допить свою отраву, но чашку он держал в руке, опасаясь, что появится слуга и наполнит ее снова.
Две женщины принесли еду: котел, наполненный… больше всего это походило на человеческие уши, слепленные из теста и густо залитые маслом. Котел поставили между мужчинами, юноша по имени Ваирлах принес большую чашу для омовения рук и обнес всех по кругу. Берен надеялся если не на вилку, то хотя бы на спичку — тщетно: хлебные уши предстояло брать руками.
Они оказались неожиданно вкусны; внутри они были начинены мясом, и если бы не необходимость погружать пальцы в горячее масло, блюдо доставило бы Берену одно удовольствие. Трапеза прошла в молчании — старейшины и в самом деле были голодны. Разговора не получалось еще и потому, что из вождей только Бор да еще двое-трое владели синдарином достаточно хорошо, чтобы вести непринужденную беседу; таким образом из разговора выпадал или Берен, буде речи пойдут на языке вастаков, или большинство старейшин — и то, и другое, похоже, претило правилам вежества как беорингов, так и этого народа.
После трапезы на три четверти полный котел вынесли на улицу — судя по шуму, который поднялся снаружи, вокруг котла с хлебными ушами началась свалка. Невозмутимость Бора показала, что это обычное дело — видимо, пир вождя был одновременно и пиром неимущих племени. Снова пришел юноша с чашей для мытья рук и полотенцем. Потом позвали женщин с музыкальными инструментами. Три играли, одна пела, две танцевали, постукивая в бубен, звеня браслетами и змеино изгибаясь. Берен боролся с искушением опустить глаза. Горцы назвали бы этот танец бесстыдным, и это странно не вязалось со строгими к женщинам обычаями вастаков. Бедра танцовщиц выделывали неописуемые фигуры, а лица оставались закрыты; вокруг пупка у каждой была нарисована узорная кайма, и голые руки были расписаны тонким черным рисунком. Не оскорбит ли хозяев, если он откажется смотреть танец? А танец, если не брать во внимание его нескромность, был хорош. Закончив его, девицы сели рядом с музыкантками.
Один из вастаков, на голове которого от гребня остался лишь жалкий клок на затылке, показал Берену на танцовщиц и что-то сказал.
— Вахайрэ говорит, что ты можешь взять любую из них на эту ночь. Он много слышал о тебе и так восхищается тобой, что готов даже подарить тебе одну.
— Передай почтенному мою благодарность, Бор, — сказал Берен, стараясь не меняться ни в голосе, ни в лице. — Скажи, что я обручен с благородной девой и не могу принять его щедрого дара.
Пожилой вастак выслушал ответ и снова что-то прогундел.
— Он говорит, что они рабыни без рода. К рабыням благоразумные девы не ревнуют.
— Скажи ему, что у нас иные обычаи.
Услышав ответ, пожилой вастак покачал головой и разразился довольно длинной речью.
— Он говорит, что вы, беоринги, подражаете своим богам. — Теперь по кивку отца переводил юный Ваирлах. — Еще он говорит, что и боги здесь неправильные. В прежние времена бог брал дев нашего народа, и от них рождались исполины. Здешние боги ведут себя иначе.
— Эльфы не боги, если он говорит об эльфах, — вырвалось у Берена.
— Он знает. Но он знает со слов эльфов и беорингов, что ваши боги не поступали так, как наш бог. Ваши живут за морем и не появляются здесь, а наш приходил в дом, который мы выстроили для него.
У Берена тревожно стукнуло сердце. Он уже знал одного «бога», который приходил в построенный ему дом.
— Если он сам подражал своему богу, который брал девиц, почему же он возмущен тем, что я подражаю нашим богам?
Выслушав ответ Вахайрэ, юноша снова перевел:
— Бог берет себе благородную деву и рождает от нее героя с высокой судьбой. Воин берет рабыню ради удовольствия. Благородные жены созданы, чтобы рождать воинам детей. Низкие жены созданы, чтобы доставлять усладу и рождать рабов. Поэтому, беря их, мы не подражаем нашему богу. Мы не возвышаем детей, рожденных от низких женщин. Люди не должны вести себя как боги, ибо у них иной удел. Так он говорит, — добавил юноша, словно боясь, что Берен посчитает это его мнением.
— И вновь повтори ему, что у нас иной обычай, и что мы находим низким нарушать клятвы, данные своим невестам. Если же я вновь услышу это предложение, мне будет трудно счесть, что это не попытка оскорбить меня.
Юноша перевел — как показалось Берену, с затаенным удовольствием. Пожилой вастак слегка надулся.
Бор хлопнул в ладоши и музыкантки снова заиграли. На этот раз был не танец, а песня — состоящая, казалось, из одних монотонных рулад, сплошное «Лэй-лэ-эй-элэ-йэ-э-элэ-э»; но какая-то дикая и прекрасная тоска звучала в ней. Мелодия была чуждой и строй непривычным, и Берену она показалась завораживающей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354