Клин, прорвавший ряды, был смят.
Часть лучников, стоящих на стенах, перенесла огонь во двор, часть наступающих бросилась к лестницам и побежала на стены. Орудийные команды взялись за топоры, и кто-то уже хрипел под сапогами своих же товарищей, а кто-то падал со стены, и его крик обрывался мощным глухим ударом…
Гортхауэр видел, как в самой гуще драки орудует гномьей секирой Хурин. Отступившие было воины снова сплотились вокруг вождя — и хадоринги опять начали теснить Волчью Стражу и рыцарей Аст-Ахэ.
Загрохотали цепи, опуская язык моста — хадоринги захватили надвратную башню.
Пора, решил Гортхауэр. Почувствовав его волю, в дальних помещениях Сэльо поднял решетку волчарни. Воля Саурона вела серую лавину по проходам и дворам — и когда волчья стая выплеснулась из вторых ворот, воины Дор Ломина дрогнули еще раз…
Пора… В кипении боя это осталось не замеченным почти никем, никто не смог сказать потом, куда девался майя, только что стоявший в самом вихре событий — высокий, в черных доспехах, с черной дланью на шлеме… Шлем нашли и доспех нашли — но не было тела…
Саурон обернулся волком, когда двор накрыла волчья волна — и эта волна вынесла его вперед, на мост: не опущенный мост замка, по которому наступали все новые и новые отряды, а плавучий, почти свободный от людей. Огромный волк легко проскочил мостки и выбежал на берег, опрокинул ударом плеча стрелка, успел увернуться от второго болта и, прыгнув на высокого воина в черном шлеме со звездой, свалил того с берега в воду. Расчет был точен: всем хватало забот помимо того, чтобы преследовать гаура. Сотни волков, вырвавшись на свободу, задали работы и стрелкам, и копейщикам…
Молнией промчавшись через боевые порядки хадорингов, он исчез в прибрежных камышах. Нужно было переправиться на другой берег — и бежать волком через Анфауглит…
Смертные говорят — нет худа без добра. Что ж, сегодня вечером можно будет вспомнить хотя бы одно приятное ощущение: силу и мощь волчьего тела. «Волк-Одиночество» — он сам приложил руку и сердце к этой квэнте, и она вышла хорошей, много людей были покорены ее мрачным очарованием. И ради этого чувства нельзя было писать того, о чем написать более всего хотелось: быть волком приятно… До ужаса приятно…
Он побежал к лесу…
…А из леса навстречу ему выскочил громадный, жемчужно-серый волкодав из своры Оромэ…
Гортхауэр ни на миг не замедлил бега — не сделал этого и пес. Им обоим не нужен был животный ритуал — они знали друг друга. Хуан помнил, и Саурон знал, что ему суждена смерть от клыков самого большого и страшного из волков Моргота…
«Самый большой и страшный — это я!» — мыслью крикнул Гортхауэр. Пес услышал — но не ответил.
Они сшиблись и сцепились так, что полетела шерсть. Гортхауэр мог одолеть и разорвать любого из волков своей стаи, но здесь он столкнулся с куда более сильным противником. Несколько раз ему как будто бы удавалось вцепиться псу в горло или загривок, но белая шерсть забивала ему рот так, что прокусить шкуру он уже не успевал: пес выворачивался, оставляя у него в зубах клочья меха, и сам ранил его клыками. Гортхауэр ужаснулся — пес одолевает… Нужно было не искать этой встречи, бежать от нее — поздно! Хуан вцепился волку зубами в горло и не отпускал…
Гортхауэр рванулся несколько раз, полоснул когтями собачий бок — и убедился, что когти Хуана не короче и не мягче его собственных. Вконец озлившись, он решил прибегнуть к волшебству и принял свой привычный облик — теперь оказалось, что пес одним движением может перекусить ему шею. Гортхауэр прохрипел заклятие — оно… Оно ушло в ничто, как стрела в воду: было — и нет. Над его волей была чья-то другая воля; над его силой — чья-то другая сила… Хуан крепче сжал челюсти — и полузадушенный Гортхауэр мог только еле-еле тянуть воздух сквозь зубы.
Она возникла в поле его туманящегося зрения — небесный лик в обрамлении коротких черных волос, точно отражение в волшебном зеркале… «Мелиан?!!» — на миг сердце остановилось. Нет, нет. Не Мелиан… Тинувиэль, ее дочь…
— Если не хочешь, чтобы твой обнаженный дух был заперт в самую жалкую из оболочек и приполз к Морготу слизняком на брюхе — отдай сейчас же мне власть над Островом! — в пламени своего гнева она была почти майя, и Гортхауэр не усомнился ни на миг: едва псина убьет его, как колдунья уловит его дух в свои сети и упрячет в ближайшую жабу. Не смертельно, но… неприятно. Он прислушался к тому, что творилось на Острове — ведь связь не разрывалась, он по-прежнему был частью — там.
…Передний двор был устлан трупами орков и волков. Люди отступили дальше, теперь бой шел в крытом переходе от казарм к дворцовым помещениям. Хадоринги ломили, на помощь им пришли эльфы Каримбэ-Голой Руки. Да, отдать власть сейчас — это будет очень кстати… Потому что девчонка власть над Островом не удержит, и в последний миг перед падением ощутит, как это будет — стены Минас-Тирит рухнут, погребая и хитлумцев, и эльфов, и орков, и рыцарей Аст-Ахэ, и останки ее любовника…
— Бери, — сказал он, перебрасывая на нее ту связь, которая сплела воедино его волю и замок Аст-Алхор: от первого воина до последнего кирпича. Девчонка вскрикнула, рухнула на колени — но власть над замком удержала…
Дешевый зубоскал Берен, будь он жив, сказал бы, что у Гортхауэра сегодня неудачный день.
Хуан разжал челюсти. Задыхаясь и кашляя, зажимая руками шею, майя поднялся на колени. Со стороны, — прошмыгнула дурацкая непрошеная мысль, — они похожи на двух молящихся…
— Иди, — просипел он (голосовые связки проклятый пес тоже попортил). — Иди, похорони его кости! Если разберешь, какие из обглоданных костей — его!
Глядя прямо перед собой, она молча поднялась и побежала вниз, к реке. Хуан, коротко рыкнув на истекающего кровью майя, скачками понесся за ней и вскоре обогнал, заступил путь, подставил спину… Гортхауэр сплюнул, от вкуса крови его тошнило. Последнее усилие, — сказал он себе, избирая форму, в которой ему, ослабленному, предстояло теперь застрять надолго — форму летучей мыши.
Роняя кровь, он пронзил влажный утренний ветер визгом — и понесся вверх на черных кожистых крыльях…
* * *
Как это тяжело — и помыслить она не могла, пока не взяла это на свои плечи. Сердце замка, его средоточие — теперь была она, и у нее внутри происходило сражение, и что-то раздирало ее, распирало — так цыпленок ломает скорлупу… Быть этим, терпеть это — было ужасно, но еще ужаснее было — перестать быть этим: только ее воля удерживала стены замка от немедленного разрушения. То, что Саурон один из сильнейших майяр, проделывал играючи, давалось ей великим трудом.
Если бы не Хуан — неизвестно, смогла бы она или нет добраться до берега и переправиться на Остров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354
Часть лучников, стоящих на стенах, перенесла огонь во двор, часть наступающих бросилась к лестницам и побежала на стены. Орудийные команды взялись за топоры, и кто-то уже хрипел под сапогами своих же товарищей, а кто-то падал со стены, и его крик обрывался мощным глухим ударом…
Гортхауэр видел, как в самой гуще драки орудует гномьей секирой Хурин. Отступившие было воины снова сплотились вокруг вождя — и хадоринги опять начали теснить Волчью Стражу и рыцарей Аст-Ахэ.
Загрохотали цепи, опуская язык моста — хадоринги захватили надвратную башню.
Пора, решил Гортхауэр. Почувствовав его волю, в дальних помещениях Сэльо поднял решетку волчарни. Воля Саурона вела серую лавину по проходам и дворам — и когда волчья стая выплеснулась из вторых ворот, воины Дор Ломина дрогнули еще раз…
Пора… В кипении боя это осталось не замеченным почти никем, никто не смог сказать потом, куда девался майя, только что стоявший в самом вихре событий — высокий, в черных доспехах, с черной дланью на шлеме… Шлем нашли и доспех нашли — но не было тела…
Саурон обернулся волком, когда двор накрыла волчья волна — и эта волна вынесла его вперед, на мост: не опущенный мост замка, по которому наступали все новые и новые отряды, а плавучий, почти свободный от людей. Огромный волк легко проскочил мостки и выбежал на берег, опрокинул ударом плеча стрелка, успел увернуться от второго болта и, прыгнув на высокого воина в черном шлеме со звездой, свалил того с берега в воду. Расчет был точен: всем хватало забот помимо того, чтобы преследовать гаура. Сотни волков, вырвавшись на свободу, задали работы и стрелкам, и копейщикам…
Молнией промчавшись через боевые порядки хадорингов, он исчез в прибрежных камышах. Нужно было переправиться на другой берег — и бежать волком через Анфауглит…
Смертные говорят — нет худа без добра. Что ж, сегодня вечером можно будет вспомнить хотя бы одно приятное ощущение: силу и мощь волчьего тела. «Волк-Одиночество» — он сам приложил руку и сердце к этой квэнте, и она вышла хорошей, много людей были покорены ее мрачным очарованием. И ради этого чувства нельзя было писать того, о чем написать более всего хотелось: быть волком приятно… До ужаса приятно…
Он побежал к лесу…
…А из леса навстречу ему выскочил громадный, жемчужно-серый волкодав из своры Оромэ…
Гортхауэр ни на миг не замедлил бега — не сделал этого и пес. Им обоим не нужен был животный ритуал — они знали друг друга. Хуан помнил, и Саурон знал, что ему суждена смерть от клыков самого большого и страшного из волков Моргота…
«Самый большой и страшный — это я!» — мыслью крикнул Гортхауэр. Пес услышал — но не ответил.
Они сшиблись и сцепились так, что полетела шерсть. Гортхауэр мог одолеть и разорвать любого из волков своей стаи, но здесь он столкнулся с куда более сильным противником. Несколько раз ему как будто бы удавалось вцепиться псу в горло или загривок, но белая шерсть забивала ему рот так, что прокусить шкуру он уже не успевал: пес выворачивался, оставляя у него в зубах клочья меха, и сам ранил его клыками. Гортхауэр ужаснулся — пес одолевает… Нужно было не искать этой встречи, бежать от нее — поздно! Хуан вцепился волку зубами в горло и не отпускал…
Гортхауэр рванулся несколько раз, полоснул когтями собачий бок — и убедился, что когти Хуана не короче и не мягче его собственных. Вконец озлившись, он решил прибегнуть к волшебству и принял свой привычный облик — теперь оказалось, что пес одним движением может перекусить ему шею. Гортхауэр прохрипел заклятие — оно… Оно ушло в ничто, как стрела в воду: было — и нет. Над его волей была чья-то другая воля; над его силой — чья-то другая сила… Хуан крепче сжал челюсти — и полузадушенный Гортхауэр мог только еле-еле тянуть воздух сквозь зубы.
Она возникла в поле его туманящегося зрения — небесный лик в обрамлении коротких черных волос, точно отражение в волшебном зеркале… «Мелиан?!!» — на миг сердце остановилось. Нет, нет. Не Мелиан… Тинувиэль, ее дочь…
— Если не хочешь, чтобы твой обнаженный дух был заперт в самую жалкую из оболочек и приполз к Морготу слизняком на брюхе — отдай сейчас же мне власть над Островом! — в пламени своего гнева она была почти майя, и Гортхауэр не усомнился ни на миг: едва псина убьет его, как колдунья уловит его дух в свои сети и упрячет в ближайшую жабу. Не смертельно, но… неприятно. Он прислушался к тому, что творилось на Острове — ведь связь не разрывалась, он по-прежнему был частью — там.
…Передний двор был устлан трупами орков и волков. Люди отступили дальше, теперь бой шел в крытом переходе от казарм к дворцовым помещениям. Хадоринги ломили, на помощь им пришли эльфы Каримбэ-Голой Руки. Да, отдать власть сейчас — это будет очень кстати… Потому что девчонка власть над Островом не удержит, и в последний миг перед падением ощутит, как это будет — стены Минас-Тирит рухнут, погребая и хитлумцев, и эльфов, и орков, и рыцарей Аст-Ахэ, и останки ее любовника…
— Бери, — сказал он, перебрасывая на нее ту связь, которая сплела воедино его волю и замок Аст-Алхор: от первого воина до последнего кирпича. Девчонка вскрикнула, рухнула на колени — но власть над замком удержала…
Дешевый зубоскал Берен, будь он жив, сказал бы, что у Гортхауэра сегодня неудачный день.
Хуан разжал челюсти. Задыхаясь и кашляя, зажимая руками шею, майя поднялся на колени. Со стороны, — прошмыгнула дурацкая непрошеная мысль, — они похожи на двух молящихся…
— Иди, — просипел он (голосовые связки проклятый пес тоже попортил). — Иди, похорони его кости! Если разберешь, какие из обглоданных костей — его!
Глядя прямо перед собой, она молча поднялась и побежала вниз, к реке. Хуан, коротко рыкнув на истекающего кровью майя, скачками понесся за ней и вскоре обогнал, заступил путь, подставил спину… Гортхауэр сплюнул, от вкуса крови его тошнило. Последнее усилие, — сказал он себе, избирая форму, в которой ему, ослабленному, предстояло теперь застрять надолго — форму летучей мыши.
Роняя кровь, он пронзил влажный утренний ветер визгом — и понесся вверх на черных кожистых крыльях…
* * *
Как это тяжело — и помыслить она не могла, пока не взяла это на свои плечи. Сердце замка, его средоточие — теперь была она, и у нее внутри происходило сражение, и что-то раздирало ее, распирало — так цыпленок ломает скорлупу… Быть этим, терпеть это — было ужасно, но еще ужаснее было — перестать быть этим: только ее воля удерживала стены замка от немедленного разрушения. То, что Саурон один из сильнейших майяр, проделывал играючи, давалось ей великим трудом.
Если бы не Хуан — неизвестно, смогла бы она или нет добраться до берега и переправиться на Остров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354