Он укажет путь к спасению.
И те, кто поклонялся старым богам и не признавал нового бога, принесли беор предку Балана и последовали за ним. По пути к ним пристали еще два народа: золотоволосые коневоды и мрачноватые, слегка раскосые лесовики. Но горцы, принесшие беор, все же шли первыми. В их рядах был ропот, потому что путь пролегал через опасные земли — и через прекрасные земли. И там, и там они теряли людей. В опасных землях люди гибли в схватках с орками, с дикими людьми и троллями, один раз, по ошибке — даже с гномами. В прекрасных землях люди откалывались и оседали.
Земли за Синими Горами были прекрасны, и большинство из народа беора сказало: хватит! Здесь — чудесные места, много хороших пастбищ и земли под пашню — зачем делать еще один мучительный переход через горы? Скольких они опять недосчитаются в этих снегах?
И Балан — тогда еще молодой — сказал, что пересечет эти горы, как было предсказано — даже если ему придется идти туда одному.
Ему не пришлось — тысяча человек вызвалась разделить поход. Гномы, встреченные по пути на север, показали перевал. И когда перевал был пройден — в золотых лучах солнца людям открылся Белерианд. Они спустились в долину и развели костры, принесли жертвы хлебом и вином, пели и танцевали, радуясь исполнению пророчества и концу долгого пути…
Кто-то натянул на простой ясеневый лук еще девять тетив — и получилась арфа. Она лежала на возвышении, покрытом чьим-то плащом, словно положенная нарочно. Финрод взял ее, еще не зная, что так оно и есть.
От чего вы спасались? — спрашивал он потом, но ни Балан, ни другие не отвечали.
Еще один падший народ искал пути к спасению, глядя на Финрода с надеждой. А он — не знал этого пути. Он пытался отыскать следы в их прошлом — но они скрывали свое прошлое.
И вот к нему пришел человек. Мужчина, которого он помнил ребенком и юношей. Влюбленный без памяти в его родственницу. Он был для Финрода подобием Феанаро среди людей. Но Феанаро не мог изменить свой образ мыслей и действий — в этом и заключается то, что названо роком нолдор. Эльфы меняются слишком медленно. Люди свободны от рока в силу того, что способны меняться быстро. В глубине души Финрод завидовал этой способности — зная, что зависть — недостойное чувство, но не имея сил изжить ее до конца.
Через Берена и Сильмарилл могло прийти спасение — как через Феанаро и Сильмарилл пришла погибель. Вот, чего искал в нем Финрод. Вот, чего желал.
— Я не знаю, — прошептал Берен, оборвав быстрый, но утомительный обмен мыслями. — Я не знаю, Ном, сумею ли я. Но я буду пытаться, пока не добьюсь своего или не расшибусь. Слушай… Ты открылся мне в таком…
— В чем стыдился признаться самому себе? Да. Откровенность за откровенность. Временами я завидую тебе, Берен. Завидую всем людям. Когда я злюсь на вас, меня одолевают мысли, подобные мыслям многих других эльдар: что вы — народ, испорченный бесповоротно, низкий, грубый, неблагодарный… И тогда я вспоминаю об одной простой вещи: если бы на меня обрушилось все зло, которое пришлось вынести вам — я бы не выстоял. Скорее всего, я бы погиб, или хуже того — обратился ко злу. Не смотри на меня так удивленно: мера зла, которую эльф может допустить в свое сердце и при этом остаться собой — намного меньше вашей. Вы легче поддаетесь искушениям — но вам легче дается и раскаяние.
— Ном, — вздохнул человек. — Но ведь тебя и не одолевают такие искушения, которые в другой раз приходят к людям. Я двадцать раз раскаялся в том, что желал тебя убить — а ведь тебе мысль убить кого-то, кто лучше, и в голову бы не пришла!
— Не пришла бы… Но почему ты решил, что это хорошо?
У Берена даже рот открылся от изумления, а Финрод продолжал:
— Если бы нолдор, когда они забавлялись с мечами, пришло в сердце искушение ударить противника по-настоящему, в кровь — они устрашились бы этого искушения и стали иначе относиться к своей забаве. Они испытали бы это искушение раз, другой, и третий — и научились бы ему противостоять. Но они испытали его лишь единожды — и сломались… Искушение — не грех, это испытание. Чтобы не поддаться искушению, нужно вовремя отдать себе в нем отчет. Чтобы преодолеть Падение, нужно осознать его в себе. Столько раз, сколько потребуется. Так, как ты сделал сегодня. Ты ведь не представляешь себе, насколько великую победу над Морготом ты сейчас одержал. Ты поразил его сильнее, чем Финголфин. Ибо он изранил его тело, а ты — обрубил один из корней, которые, проникая в наши души, питают его силу. Мы кормим Моргота, Берен. И только когда мы перестанем это делать — он будет повержен.
Берен сорвал травинку, раскусил нежный стебелек, добывая каплю кисло-сладкого сока.
— Это умение, осанвэ… Оно пребудет со мной всегда? И без Палантира?
— Теперь — да.
— Я буду слышать чужие мысли?
— Если попытаешься проникнуть в открытое сознание или если кто-то попытается войти в твое. Но учти: проникать в более слабый разум, подавляя его, — бесчестно. Какой бы нужной и благородной тебе ни казалась конечная цель этого деяния. И есть еще одна важная вещь, которую ты должен знать, Берен. Она может тебе пригодиться. Твое sama не цельно.
— Соловушка говорила что-то в этом роде, но я так и не понял. Что это значит? Я безумец?
— Нет, вовсе нет… оно не производит впечатления чего-то разрушенного, оно не цельно скорее как композитный лук или наборной меч, понимаешь? Больше похоже на станок, чем на статую.
— И что же из того?
— Пока еще не знаю. Если бы нам больше времени… И еще одно. Прежде я и все остальные эльдар полагали, что, забывая, вы забываете навсегда. Что в силу искажения в вашем разуме появляются какие-то изъяны, наподобие пятен ржавчины, разъедающих железо. Твой рассказ о дориатском исцелении заставил меня отбросить эту мысль, а сегодня я узнал, что вы, как и эльдар, помните все. От первого и до последнего дня жизни. Но ваша память не похожа на развернутый гобелен — она напоминает гобелен скатанный; нет — даже не гобелен, а моток нитей, где слой просвечивает сквозь слой. Отчетливо видны только верхние, чем ближе к середине — тем больше они скрыты, вы как бы наматываете на катушку памяти все новые и новые витки бытия. Теперь я понимаю смысл вашего слова «за-быть». Вы действительно за-бываете.
На минуту Финрод перестал быть королем — перед Береном был неутомимый исследователь, сжигаемый жаждой познания и радующийся новым знаниям как дитя — новой игрушке.
— Нолдо, — Берен, обескураженный, смотрел своему королю в лицо. — Вы никогда не успокоитесь, да? Пока не проникнете умом до самых корней мира, пока не пронзите небесной тверди? Откуда вы такие взялись?
Финрод тихо рассмеялся.
— Откуда мы такие взялись? Мы были такими всегда, Берен.
Он лег на спину, закинув руки за голову, и глаза его поймали отблеск звезд и луны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354
И те, кто поклонялся старым богам и не признавал нового бога, принесли беор предку Балана и последовали за ним. По пути к ним пристали еще два народа: золотоволосые коневоды и мрачноватые, слегка раскосые лесовики. Но горцы, принесшие беор, все же шли первыми. В их рядах был ропот, потому что путь пролегал через опасные земли — и через прекрасные земли. И там, и там они теряли людей. В опасных землях люди гибли в схватках с орками, с дикими людьми и троллями, один раз, по ошибке — даже с гномами. В прекрасных землях люди откалывались и оседали.
Земли за Синими Горами были прекрасны, и большинство из народа беора сказало: хватит! Здесь — чудесные места, много хороших пастбищ и земли под пашню — зачем делать еще один мучительный переход через горы? Скольких они опять недосчитаются в этих снегах?
И Балан — тогда еще молодой — сказал, что пересечет эти горы, как было предсказано — даже если ему придется идти туда одному.
Ему не пришлось — тысяча человек вызвалась разделить поход. Гномы, встреченные по пути на север, показали перевал. И когда перевал был пройден — в золотых лучах солнца людям открылся Белерианд. Они спустились в долину и развели костры, принесли жертвы хлебом и вином, пели и танцевали, радуясь исполнению пророчества и концу долгого пути…
Кто-то натянул на простой ясеневый лук еще девять тетив — и получилась арфа. Она лежала на возвышении, покрытом чьим-то плащом, словно положенная нарочно. Финрод взял ее, еще не зная, что так оно и есть.
От чего вы спасались? — спрашивал он потом, но ни Балан, ни другие не отвечали.
Еще один падший народ искал пути к спасению, глядя на Финрода с надеждой. А он — не знал этого пути. Он пытался отыскать следы в их прошлом — но они скрывали свое прошлое.
И вот к нему пришел человек. Мужчина, которого он помнил ребенком и юношей. Влюбленный без памяти в его родственницу. Он был для Финрода подобием Феанаро среди людей. Но Феанаро не мог изменить свой образ мыслей и действий — в этом и заключается то, что названо роком нолдор. Эльфы меняются слишком медленно. Люди свободны от рока в силу того, что способны меняться быстро. В глубине души Финрод завидовал этой способности — зная, что зависть — недостойное чувство, но не имея сил изжить ее до конца.
Через Берена и Сильмарилл могло прийти спасение — как через Феанаро и Сильмарилл пришла погибель. Вот, чего искал в нем Финрод. Вот, чего желал.
— Я не знаю, — прошептал Берен, оборвав быстрый, но утомительный обмен мыслями. — Я не знаю, Ном, сумею ли я. Но я буду пытаться, пока не добьюсь своего или не расшибусь. Слушай… Ты открылся мне в таком…
— В чем стыдился признаться самому себе? Да. Откровенность за откровенность. Временами я завидую тебе, Берен. Завидую всем людям. Когда я злюсь на вас, меня одолевают мысли, подобные мыслям многих других эльдар: что вы — народ, испорченный бесповоротно, низкий, грубый, неблагодарный… И тогда я вспоминаю об одной простой вещи: если бы на меня обрушилось все зло, которое пришлось вынести вам — я бы не выстоял. Скорее всего, я бы погиб, или хуже того — обратился ко злу. Не смотри на меня так удивленно: мера зла, которую эльф может допустить в свое сердце и при этом остаться собой — намного меньше вашей. Вы легче поддаетесь искушениям — но вам легче дается и раскаяние.
— Ном, — вздохнул человек. — Но ведь тебя и не одолевают такие искушения, которые в другой раз приходят к людям. Я двадцать раз раскаялся в том, что желал тебя убить — а ведь тебе мысль убить кого-то, кто лучше, и в голову бы не пришла!
— Не пришла бы… Но почему ты решил, что это хорошо?
У Берена даже рот открылся от изумления, а Финрод продолжал:
— Если бы нолдор, когда они забавлялись с мечами, пришло в сердце искушение ударить противника по-настоящему, в кровь — они устрашились бы этого искушения и стали иначе относиться к своей забаве. Они испытали бы это искушение раз, другой, и третий — и научились бы ему противостоять. Но они испытали его лишь единожды — и сломались… Искушение — не грех, это испытание. Чтобы не поддаться искушению, нужно вовремя отдать себе в нем отчет. Чтобы преодолеть Падение, нужно осознать его в себе. Столько раз, сколько потребуется. Так, как ты сделал сегодня. Ты ведь не представляешь себе, насколько великую победу над Морготом ты сейчас одержал. Ты поразил его сильнее, чем Финголфин. Ибо он изранил его тело, а ты — обрубил один из корней, которые, проникая в наши души, питают его силу. Мы кормим Моргота, Берен. И только когда мы перестанем это делать — он будет повержен.
Берен сорвал травинку, раскусил нежный стебелек, добывая каплю кисло-сладкого сока.
— Это умение, осанвэ… Оно пребудет со мной всегда? И без Палантира?
— Теперь — да.
— Я буду слышать чужие мысли?
— Если попытаешься проникнуть в открытое сознание или если кто-то попытается войти в твое. Но учти: проникать в более слабый разум, подавляя его, — бесчестно. Какой бы нужной и благородной тебе ни казалась конечная цель этого деяния. И есть еще одна важная вещь, которую ты должен знать, Берен. Она может тебе пригодиться. Твое sama не цельно.
— Соловушка говорила что-то в этом роде, но я так и не понял. Что это значит? Я безумец?
— Нет, вовсе нет… оно не производит впечатления чего-то разрушенного, оно не цельно скорее как композитный лук или наборной меч, понимаешь? Больше похоже на станок, чем на статую.
— И что же из того?
— Пока еще не знаю. Если бы нам больше времени… И еще одно. Прежде я и все остальные эльдар полагали, что, забывая, вы забываете навсегда. Что в силу искажения в вашем разуме появляются какие-то изъяны, наподобие пятен ржавчины, разъедающих железо. Твой рассказ о дориатском исцелении заставил меня отбросить эту мысль, а сегодня я узнал, что вы, как и эльдар, помните все. От первого и до последнего дня жизни. Но ваша память не похожа на развернутый гобелен — она напоминает гобелен скатанный; нет — даже не гобелен, а моток нитей, где слой просвечивает сквозь слой. Отчетливо видны только верхние, чем ближе к середине — тем больше они скрыты, вы как бы наматываете на катушку памяти все новые и новые витки бытия. Теперь я понимаю смысл вашего слова «за-быть». Вы действительно за-бываете.
На минуту Финрод перестал быть королем — перед Береном был неутомимый исследователь, сжигаемый жаждой познания и радующийся новым знаниям как дитя — новой игрушке.
— Нолдо, — Берен, обескураженный, смотрел своему королю в лицо. — Вы никогда не успокоитесь, да? Пока не проникнете умом до самых корней мира, пока не пронзите небесной тверди? Откуда вы такие взялись?
Финрод тихо рассмеялся.
— Откуда мы такие взялись? Мы были такими всегда, Берен.
Он лег на спину, закинув руки за голову, и глаза его поймали отблеск звезд и луны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354