— Да… Да, конечно…
Наконец — последний виток проволоки поддался. Берен высвободил руку из оков — и плюхнулся в грязь рядом с королем.
— Все хорошо, — сказал он. — Теперь все будет хорошо
— Да, — Финрод слабо улыбнулся — и вдруг его скрутило в судороге, он начал заваливаться набок.
— Аран! — горец подхватил короля, прижал к себе, положив его голову себе на плечо — эльфа продолжало крутить, не отпускало.
— Нет, — пробормотал Берен, растирая ему щеки и плечи, — Нет, не надо Ты же победил, Финрод, ты ее одолел, и кровь у тебя не идет больше — что с тобой?
Жизнь короля уходила. Берен чувствовал это — и ничего не мог сделать. Эльф дрожал так сильно, что можно было сказать — метался.
— Оставь, — Финрод стиснул его руку. — Не спасет… Трупный яд… Слишком много даже для меня. Лучше так. Знаешь… мне… уже… почти… не больно…
Берен знал. Последний подарок агонии: потеряв много крови, боль перестаешь чувствовать. Но это наступает только перед самым концом.
— Что мне делать, Ном? Что мне делать, чтобы ты жил?
— Пой.
— Что?
— Пой про мотылька. И возьми меня за руку.
Это было безумием. Но Берен запел — и словно просторнее, теплее, светлее сделалось в подвале Тол-И-Нгаурхот, Тол-Сирион, старинной башни Финрода Фелагунда.
Мотылек мой, мотылек,
Как затейлив твой полет!
Не лети на огонек -
Огонек тебя сожжет
Король сжег себя, — понял Берен. Дело не в ранах, не в потере крови и не в трупном яде — а в тех трех усилиях, в которые он вложил свою жизнь. Разорвал цепи, одолел волчицу и освободил своего друга и вассала, сына своей души Цена не могла быть меньшей — но кто потребовал этой цены?
Мотылек мой, мотылек,
Ты не слушаешь меня -
Как прекрасен и жесток
Золотой цветок огня…
Берен умолк — и Финрод тихо вздохнул. Дрожь прекратилась — но не потому что ему стало лучше. Финрод угасал, как угас Айменел. Король отправлялся за своим оруженосцем.
— Каждый платит сколько может, — проговорил он, сжимая ладонь. — Не больше. И не меньше. Каждый сам выбирает плату.
— А как же я рассчитаюсь с тобой за свою жизнь?
Финрод положил пальцы ему на губы, а потом уронил руку.
— На рассвете… шагну… с края тропы… — прошептал эльф на талиска. Потом перешел на квэнья. — Там, за морем… Не знаю, увидимся ли… в жизни… в смерти… Но я… буду… надеяться… Прощай.
— Прощай, — ответил Берен. — Namarie…
Или последнее слово Финрода было не прощанием, а — именем?
Берен почувствовал, как ослабевает пожатие рук, как леденеют пальцы короля…
Он остался один. Ничто не имело смысла.
«Финрод мертв. Все мертвы. О какую стенку мне теперь расшибиться?…»
В этот миг заклинание утратило свою силу — и сознание Берена захлебнулось в ледяном мраке.
А наверху взошло солнце…
Часть третья
Глава 18. Штурм
Лютиэн вышла на эту поляну, когда ночь перевалила за середину. Луна проливала свое живое серебро одинаково щедро: и на мохнатые, как лисьи хвосты, верхушки сосен, и на темные стволы, ровные, словно струны, и на неподвижные тела, лежащие на ковре из сосновых иголок. Иные были мертвы, иные живы. Мертвых было больше.
В этом месте было много смерти. Лютиэн спросила Арду — и Арда сказала: резня произошла поблизости около суток назад. Ни волки, ни птицы пока не прикоснулись к убитым — лишь один из них был покрыт словно чешуей из вороненой стали, матово поблескивающей и шевелящейся в свете луны. Лютиэн рассердилась и строго приказала муравьям оставить мертвеца, кто бы он ни был.
А был он солдатом Моргота. Черная корона Севера тремя белыми глазами Камней Феанора смотрела с его нараменника.
Хуан заворчал — нашел живых. Двоих эльфов, мужчин, лежащих в глубоком забытьи. У обоих волосы были коротко и неровно острижены, а у одного еще и лоб повязан платком — точно так же, как у Телкарона. Несколько людей — тоже раненых, мужчин гораздо моложе, чем Берен. И еще одного спящего человека — целую и невредимую юную женщину, лет… Лютиэн не могла сказать точно, но девушка уже вошла в брачный возраст, потому что в ее теле были сейчас две fear.
Она лежала в обнимку с юношей явно из народа Берена — темноволосым, высоким и худощавым — но этот юноша не был отцом ее ребенка, и вообще между ними ничего не было: она просто отдавала ему тепло. А тепло ему было нужно, потому что его лихорадило. И причиной лихорадки была отрава, которую нолдор иногда использовали для своих боевых стрел.
Лютиэн прислушалась к земле — земля стонала. Земле не нравилось принимать в себя столько крови. Лютиэн прислушалась тщательнее — но не услышала того, кого искала здесь — и теперь не хотела найти.
— Берен, — она заметалась, закружила по всему лагерю. — Берен, где ты?
Глухо и коротко тявкнул Хуан. Тинувиэль подбежала к собаке.
Юноша, над которым, свесив язык, стоял пес, пришел в себя. Это был тот самый, что спал в обнимку с девушкой.
— Кто здесь? — простонал он, жестом незрячего вытянул руку перед собой и тут же отдернул ее, нащупав холодный нос Хуана и немалые клыки. Потом еще раз вытянул руку и обшарил всю покорно подставленную голову пса.
— Ты точь-в-точь как волкодав, но для волкодава слишком велик, — сказал юноша. — Разве что боги послали тебя с небес против морготовых волков.
— Почти так, — сказала Лютиэн, опускаясь на колени рядом с ним. — Он из стаи Тауроса.
— Ты говоришь как эльф, госпожа, — юноша протянул руку к ней и она позволила ему дотронуться до своего лица. — Да, ты эллет. Что ты делаешь здесь, Высокая? Это место смерти.
— Ты выживешь, я знаю это.
— О, да, — он улыбнулся. — Все, кому суждено было умереть, уже умерли. Если в дождь мы не простынем насмерть, и орки не найдут нас, мы выживем. Разве что Бервин может умереть… И, может быть, Даэйрет выведет нас отсюда…
Лютиэн понимала весь ужас их положения. Эльфийский яд, даже при малейшей царапине, даже эльфа надолго валил с ног. Придя же в себя после двух или трех суток забытья, раненый еще с седмицу был слеп и не мог согреться.
«Легких» ран от таких стрел не было — даже если наконечник прошивал только мякоть руки или ноги, хотя бы дырявил кожу — спасти человека можно было только одним: быстро взрезать рану и отсосать кровь. А дальше все было в воле судьбы. Но какая судьба ждет слепого и слабого после ранения человека всего в одном дне езды от Тол-и-Нгаурхот?
И тем, кто выжил, и тем, кто умер, кто-то оказывал помощь. Здесь был хороший лекарь — где же он сейчас? Почему покинул их? Тоже погиб?
— Что здесь случилось? — спросила она. — Кто вы и почему вас оставили здесь, в таком опасном месте?
— Сначала назови свое имя, госпожа. Я должен знать, с кем говорю.
— Я — Лютиэн, прозванная Тинувиэлью, дочь короля Тингола. Мой спутник — Хуан, пес Келегорма Феаноринга.
— О, боги! — юноша был потрясен. — Тогда узнай же, аранэль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354