За каждым поворотом дороги, за каждым чахлым кустом ему чудилась фигура его невесты, оставшейся в далеком Дасен Элюре. Лизаэр видел ее заплаканные глаза, ее руки, с мольбой протянутые к нему. Он вспоминал счастливые дни на Южном острове, когда с моря дул ветерок, игравший ее медно-рыжими волосами. В ушах принца и сейчас звенел ее смех, заставляя сердце сжиматься от муки. Никакая преданность благородным целям не могла ослабить в Лизаэре тоску по дому, вновь обострившуюся в этих унылых и безжизненных местах. Гордость не позволяла ему говорить о своих страданиях, и, если бы не слова Безумного Пророка, он и не догадался бы, что его подавленное состояние может быть вызвано какими-то внешними причинами.
В полдень путники остановились, чтобы наскоро перекусить возле источника, вода которого с шумом била из расщелины в молочно-белой кварцевой скале, образуя небольшой пруд. Место это выглядело серым пятном на белом фоне. По берегам пруд окаймляли сухие заросли шиповника.
Аритон, посланный к пруду пополнить запасы воды, вернулся бледный и встревоженный.
— Вы же могли меня предупредить, — обрушился он на Асандира.
Голос его звучал резко; чувствовалось, что ему не до учтивости.
Асандир молча принял у него из рук мокрые бурдюки и уложил их в повозку. Потом обратил холодный взгляд на Лизаэра, изумленно наблюдавшего за этой сценой.
— Во времена восстания сюда приволокли кентавра и жестоко издевались над ним. Там, где на землю пролилась его кровь, мох не растет до сих пор. В память о его гибели солнечные дети сложили песнь скорби, она и сегодня звучит в порывах ветра, и каждый, кто обладает достаточной восприимчивостью, ее слышит.
Не удержавшись, Лизаэр принялся упрекать Асандира, вложив в эти оскорбления все накопившееся отчаяние... Сильный удар локтем под ребра заставил его вскрикнуть и согнуться. Локоть, бесцеремонно обошедшийся с наследным принцем Тайсана, принадлежал Дакару, вставшему между магом и Илессидом. В бороде у пророка, только что занимавшегося кормлением лошадей, застряла овсяная мякина.
— За что? — спросил разъяренный Лизаэр.
— За твой глупый язык, принц. Держи его за зубами.
Когда Асандир вернулся к своим делам, Дакар заговорщически подмигнул принцу.
— Ни один маг не может проехать мимо этого места, не испытав душевных мук. А если он остановится и побудет здесь хотя бы несколько минут...
— Что? Этот маг способен что-то переживать? — сердито спросил Лизаэр.
Его глаза следили за руками Асандира. Обычно ловкие и точные, сейчас руки его нервно и суетливо теребили веревки, которые скрепляли промасленный холст, укрывавший от непогоды съестные припасы.
Дакар вытащил приставшую к рукаву колючку. Вид у него был задумчивый.
— Сейчас мой всемогущий учитель едва сдерживается, чтобы не заплакать навзрыд.
— Так я тебе и поверил.
Над землей совсем низко проплыли клубы тумана, размыв очертания лошадей, людей и повозки. Лизаэр мотнул головой, словно это помогало прогнать туман.
— Вот что, друг мой, — уже мягче продолжал Безумный Пророк. — Я живу рядом с Асандиром не один век и знаю, как действует на него это место. Скажу тебе больше и даже могу побиться об заклад: он намеренно устроил здесь привал, чтобы воспользоваться силой этого места как оружием. Если считаешь, что я вру, посмотри на своего брата.
Лизаэр не стал возражать, а взглянул на Аритона.
Лицо брата оставалось смертельно бледным. Нахмурив брови, Аритон усаживался на мышастую кобылу, при этом он двигался так, словно был ранен и потерял много крови. На щеках его блестели дорожки от слез.
Смутившись, словно его поймали за подслушиванием, Лизаэр вновь повернулся к Дакару.
— А почему ты ничего не ощущаешь? И я тоже?
Безумный Пророк встряхнул гривой немытых и нечесаных волос. От холода у него покраснел кончик носа. В глазах Дакара сверкала ярость, но голос звучал спокойно и сдержанно.
— А тебе этого хочется?
Вопрос ударил Лизаэра наотмашь, вынудив принца заглянуть в самые глубины своей личности и подвергнуть себя беспощадному суду. Лизаэр обнаружил, что смятение, которое он испытывал со времени изгнания, было порождено нежеланием признать тяжелую правду. Никакими словами о благородной цели он уже не мог скрыть от самого себя, что все его решительные заявления, сделанные Трайту в хранилище Альтейнской башни, строились на гордости и тщеславии. Он отверг тяжелый путь учения и вместо этого поклялся изменить и исправить жизнь королевства... ради своей личной славы. Лизаэр спешно глотнул воздух, как будто хотел избавиться от гадкого привкуса сделанного им открытия. Оставалось лишь надеяться, что все это никак не отразилось у него на лице. Однако Дакар как-то странно смотрел на него.
— Ты действительно ничего не чувствуешь? — Безумный Пророк резко стряхнул с плаща остатки соломы. — Позволь тебе не поверить. Могу сказать, что это место потрясло тебя ничуть не меньше, чем остальных.
Лизаэр, не дрогнув, обернулся назад. Пусть это проклятое и населенное духами место действует на других. Он будет честен и не станет лукавить.
— Я чувствую, что мое сердце осталось в Королевской Гавани, с моей возлюбленной, моей семьей и моим народом. Если это и слабость, то, по крайней мере, вполне понятная человеческая слабость. Все трудности и противоречия жизни на Этере не затрагивают меня впрямую, но я сделаю все возможное, чтобы помочь в их разрешении.
Твердые намерения принца настолько расходились с будущим, предсказанным нитями судьбы, что Дакар поспешно отвел глаза. Желая скрыть мрачные предчувствия, он вскарабкался на козлы повозки и стал развязывать спутанные поводья.
— Я бы не отказался сейчас от кувшина темного эля у пылающего очага.
— Не ты один, — откликнулся Лизаэр, седлая гнедого. Может, отзвуки паравианской трагедии действительно стучались в его сердце, а может, его доконало умопомрачительное однообразие здешнего пейзажа. Лизаэр не был уверен ни в том, ни в другом, но чувствовал, как холод пробирает его до костей.
Асандир сказал, что весь остаток дня они будут ехать без остановок. Моросил холодный дождь. Дорога, словно изорванная лента, тянулась между холмами и долинами Даон Рамона, иногда на ней попадались каменные указатели, покрытые мхом и пятнами лишайников. Здесь не было деревьев; только заросли папоротника и высокой травы, прибитые к самой земле бурями и ветрами. В ложбинах лежал лед с вмерзшей в него землей. Съежившийся от холода и с ужасом думающий о еще одной бессонной ночи на мокрой земле, Лизаэр даже не подозревал, что они почти у цели. Чтобы убедиться в этом, достаточно было подняться на гребень холма. Аритон вскрикнул и резко осадил кобылу на самой середине дороги.
Лошадь остановилась не сразу, а прошла еще несколько шагов медленной рысью, будто в отместку за грубость всадника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227
В полдень путники остановились, чтобы наскоро перекусить возле источника, вода которого с шумом била из расщелины в молочно-белой кварцевой скале, образуя небольшой пруд. Место это выглядело серым пятном на белом фоне. По берегам пруд окаймляли сухие заросли шиповника.
Аритон, посланный к пруду пополнить запасы воды, вернулся бледный и встревоженный.
— Вы же могли меня предупредить, — обрушился он на Асандира.
Голос его звучал резко; чувствовалось, что ему не до учтивости.
Асандир молча принял у него из рук мокрые бурдюки и уложил их в повозку. Потом обратил холодный взгляд на Лизаэра, изумленно наблюдавшего за этой сценой.
— Во времена восстания сюда приволокли кентавра и жестоко издевались над ним. Там, где на землю пролилась его кровь, мох не растет до сих пор. В память о его гибели солнечные дети сложили песнь скорби, она и сегодня звучит в порывах ветра, и каждый, кто обладает достаточной восприимчивостью, ее слышит.
Не удержавшись, Лизаэр принялся упрекать Асандира, вложив в эти оскорбления все накопившееся отчаяние... Сильный удар локтем под ребра заставил его вскрикнуть и согнуться. Локоть, бесцеремонно обошедшийся с наследным принцем Тайсана, принадлежал Дакару, вставшему между магом и Илессидом. В бороде у пророка, только что занимавшегося кормлением лошадей, застряла овсяная мякина.
— За что? — спросил разъяренный Лизаэр.
— За твой глупый язык, принц. Держи его за зубами.
Когда Асандир вернулся к своим делам, Дакар заговорщически подмигнул принцу.
— Ни один маг не может проехать мимо этого места, не испытав душевных мук. А если он остановится и побудет здесь хотя бы несколько минут...
— Что? Этот маг способен что-то переживать? — сердито спросил Лизаэр.
Его глаза следили за руками Асандира. Обычно ловкие и точные, сейчас руки его нервно и суетливо теребили веревки, которые скрепляли промасленный холст, укрывавший от непогоды съестные припасы.
Дакар вытащил приставшую к рукаву колючку. Вид у него был задумчивый.
— Сейчас мой всемогущий учитель едва сдерживается, чтобы не заплакать навзрыд.
— Так я тебе и поверил.
Над землей совсем низко проплыли клубы тумана, размыв очертания лошадей, людей и повозки. Лизаэр мотнул головой, словно это помогало прогнать туман.
— Вот что, друг мой, — уже мягче продолжал Безумный Пророк. — Я живу рядом с Асандиром не один век и знаю, как действует на него это место. Скажу тебе больше и даже могу побиться об заклад: он намеренно устроил здесь привал, чтобы воспользоваться силой этого места как оружием. Если считаешь, что я вру, посмотри на своего брата.
Лизаэр не стал возражать, а взглянул на Аритона.
Лицо брата оставалось смертельно бледным. Нахмурив брови, Аритон усаживался на мышастую кобылу, при этом он двигался так, словно был ранен и потерял много крови. На щеках его блестели дорожки от слез.
Смутившись, словно его поймали за подслушиванием, Лизаэр вновь повернулся к Дакару.
— А почему ты ничего не ощущаешь? И я тоже?
Безумный Пророк встряхнул гривой немытых и нечесаных волос. От холода у него покраснел кончик носа. В глазах Дакара сверкала ярость, но голос звучал спокойно и сдержанно.
— А тебе этого хочется?
Вопрос ударил Лизаэра наотмашь, вынудив принца заглянуть в самые глубины своей личности и подвергнуть себя беспощадному суду. Лизаэр обнаружил, что смятение, которое он испытывал со времени изгнания, было порождено нежеланием признать тяжелую правду. Никакими словами о благородной цели он уже не мог скрыть от самого себя, что все его решительные заявления, сделанные Трайту в хранилище Альтейнской башни, строились на гордости и тщеславии. Он отверг тяжелый путь учения и вместо этого поклялся изменить и исправить жизнь королевства... ради своей личной славы. Лизаэр спешно глотнул воздух, как будто хотел избавиться от гадкого привкуса сделанного им открытия. Оставалось лишь надеяться, что все это никак не отразилось у него на лице. Однако Дакар как-то странно смотрел на него.
— Ты действительно ничего не чувствуешь? — Безумный Пророк резко стряхнул с плаща остатки соломы. — Позволь тебе не поверить. Могу сказать, что это место потрясло тебя ничуть не меньше, чем остальных.
Лизаэр, не дрогнув, обернулся назад. Пусть это проклятое и населенное духами место действует на других. Он будет честен и не станет лукавить.
— Я чувствую, что мое сердце осталось в Королевской Гавани, с моей возлюбленной, моей семьей и моим народом. Если это и слабость, то, по крайней мере, вполне понятная человеческая слабость. Все трудности и противоречия жизни на Этере не затрагивают меня впрямую, но я сделаю все возможное, чтобы помочь в их разрешении.
Твердые намерения принца настолько расходились с будущим, предсказанным нитями судьбы, что Дакар поспешно отвел глаза. Желая скрыть мрачные предчувствия, он вскарабкался на козлы повозки и стал развязывать спутанные поводья.
— Я бы не отказался сейчас от кувшина темного эля у пылающего очага.
— Не ты один, — откликнулся Лизаэр, седлая гнедого. Может, отзвуки паравианской трагедии действительно стучались в его сердце, а может, его доконало умопомрачительное однообразие здешнего пейзажа. Лизаэр не был уверен ни в том, ни в другом, но чувствовал, как холод пробирает его до костей.
Асандир сказал, что весь остаток дня они будут ехать без остановок. Моросил холодный дождь. Дорога, словно изорванная лента, тянулась между холмами и долинами Даон Рамона, иногда на ней попадались каменные указатели, покрытые мхом и пятнами лишайников. Здесь не было деревьев; только заросли папоротника и высокой травы, прибитые к самой земле бурями и ветрами. В ложбинах лежал лед с вмерзшей в него землей. Съежившийся от холода и с ужасом думающий о еще одной бессонной ночи на мокрой земле, Лизаэр даже не подозревал, что они почти у цели. Чтобы убедиться в этом, достаточно было подняться на гребень холма. Аритон вскрикнул и резко осадил кобылу на самой середине дороги.
Лошадь остановилась не сразу, а прошла еще несколько шагов медленной рысью, будто в отместку за грубость всадника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227