Будь я в своем прежнем облике, я, наверное, в сердцах убил бы его.
— Как дерзнул ты велеть, чтобы Ланен осквернила думы свои ложью?! — воскликнул я. Произнося эти слова, я вдруг осознал, что придаю своей речи несколько устаревшее звучание, а все мое тело при этом так и сотрясается: во мне бушевало желание ударить его. — Язык Истины назван так неспроста! Ужели способны мы лгать друг другу, когда даже помыслы наши столь явственны? Истинная речь не есть праздное развлечение, но способ искреннего общения с себе подобным. Нельзя раскрыть другому самое себя, оставив при этом в тайне истину разума и сердца. Никогда более не помышляй о подобном, Джемет из Аринока, и никогда не проси об этом Ланен.
Джеми кивнул.
— Стало быть, это правда, — произнес он. — Ты и впрямь можешь слышать ее. — Он посмотрел на меня. — Тебе хочется меня ударить, так ведь?
— Еще как хочется, — ответил я, все так же сотрясаясь всем телом.
— Ну давай, попытайся, — сказал он. — Даже если тебе это удастся, я от этого не помру.
— Я не смею, — ответил я, отворачиваясь от него, дыша часто и глубоко. — Вдруг во мне еще сохранилась часть былой силы... я могу покалечить тебя.
— Гм. А ну-ка пошли, — сказал он и, схватив меня за руку, вновь подвел к столбу, при этом, однако, стараясь не поворачиваться ко мне спиной. Мудро с его стороны. — Что ж, возьми меч в правую руку, а когда будешь отрабатывать движения, используй всю свою силу. Вкладывай в удары весь свой гнев. За стояк не волнуйся: снесешь — новый поставлю.
Я почувствовал облегчение, когда позволил своему гневу выплеснуться, пока наносил удары: мне доставляло наслаждение ощущать, как стальной клинок глубоко врубается в дерево и его приходится с силой вытаскивать. Мне показалось, что гнев мой начал рассеиваться, но тут Джеми выкрикнул:
— Давай же! Убей наповал!
Он оказался великолепным наставником. Я как раз собирался нанести высокий удар справа налево — и теперь, вложив в него весь свой гнев и силу всего тела, я с громким рыком рубанул по столбу. Раздался треск ломающегося дерева, а вслед за этим глухой стук: треть стояка рухнула на булыжники, которыми был вымощен двор. На миг воцарилась полная тишина.
— Клянусь огнями Преисподней, Вариен! — проговорил Джеми, после чего очень тихо добавил: — Позволь поблагодарить тебя за то, что когда я предложил тебе себя ударить, ты отказался. Ланен и так уже потеряла одного отца прошлой осенью, так что довольно уже. — Он не мог оторвать взгляда от куска дерева, что валялся на земле.
— Рад служить, — ответил я с усмешкой.
Я вновь был спокоен: весь мой гнев вышел из меня вместе с последним ударом. Прежде, когда я был кантри, мне редко доводилось получать удовольствие от собственной силы. Отрадно было сознавать, что в новом обличье мне это не чуждо.
— Как бы там ни было, — добавил я, обращаясь к Джеми, — теперь ты хотя бы веришь в Язык Истины.
— Вариен, парень, я верю во все, что вы мне рассказали, до последнего слова, — ответил Джеми, по-прежнему глазея на несчастный кусок дерева. Мне не совсем был понятен оттенок его голоса, но все же в нем угадывалось некое благоговение. — До последнего слова.
— Должен ли я продолжать обучение? — спросил я. Тут он поднял глаза и, хлопнув меня по плечу, улыбнулся:
— Нет, парень, думаю, на первый раз хватит. К тому же, — добавил он, взяв меня за руку и поведя к дому, — мне надо сперва соорудить новый стояк.
Ланен
Я все еще была слегка ошарашена, наблюдая, как они зашли в сени, за которыми располагалась кухня. Нагнувшись, я подобрала ножны Вариена — он про них совсем забыл — и, подобно Джеми, уставилась на последствия Вариенова гнева.
Он разрубил древесный ствол толщиною в пядь — это тупым-то мечом!
Джеми был прав: Вариен не нуждается в долгих занятиях. Теперь ему остается лишь научиться избегать клинка противника и наносить удары по цели.
Вот почти и все.
Шикрар
Возвратившись от Тераш Вора, я снизился на поляне неподалеку от своих чертогов. Вокруг висела холодная тьма. Из слов Кейдры я рассудил, что сейчас, должно быть, первое полнолуние нового года — значит, ночь продлится еще часов семь, пока не наступит рассвет, который, возможно, принесет новую надежду и прояснит мысли. Я помнил, как еще в раннем детстве стал свидетелем зрелища, напоминавшего конец света, — это было в окрестностях Тераш Вора темной ночной порою. На следующий день отец вновь отнес меня туда, чтобы показать, насколько дневной свет способен изменить восприятие. При свете солнца я увидел, что там на самом деле не так уж много огня, как мне показалось ночью. Так что я и теперь надеялся, что приход дня позволит пролить на произошедшее достаточно света — по крайней мере, больше, чем способно дать солнце, — но мне придется вернуться туда, чтобы удостовериться. Пока же, однако, я решил, что остаток пути до своего жилища пройду пешком, поскольку крылья у меня затекли и ныли, а едва залеченное плечо саднило от полета в ледяном ночном воздухе. Все еще стояла зима, но спокойный холод земли казался гораздо теплее стремительных потоков морозного ветра.
Когда видишь багряный огонь, полыхающий в трещинах земли, кажется, будто земная поверхность покрыта кровоточащими ранами, и зрелище это внушает крайнюю тревогу. В окружении тьмы тебя переполняет страх, даже несмотря на то, что ты держишься на безопасном расстоянии от огней... Шагая к своей пещере, я не переставал думать об этом, и меня не покидало беспокойство: я костьми чувствовал, что когда в полдень вернусь на огненные пустоши, то не найду там утешения.
Приблизившись к своим чертогам, я обрадовался, ибо увидел, что Кейдра уже явился туда и зажег внутри огонь в знак приветствия. Разумеется, пока я был объят вех-сном, он охранял чертог душ, это было его долгом, и сейчас вид освещенной изнутри пещеры приободрил меня. Едва я ступил под своды своего жилища, как меня овеяло теплом, и я вздохнул с облегчением.
— Ах, Кейдра, рад тебя видеть, и да ниспошлют тебе Ветры благодать за то, что возжег здесь огонь. Нынче ночью я продрог до костей.
Я ступил прямо в костер, с наслаждением ощущая, как языки пламени облизывают кожу и пронизывающий холод ночного воздуха отступает прочь. Огонь для нас — сама жизнь, и поэтому, если пламя его порождено деревом, он лишь греет нас, не причиняя ни малейшего вреда. Я закрыл глаза и, выгнув дугой длинную шею, прильнул носом чуть ли не к самому основанию костра, позволяя дружественному пламени согреть мое лицо, и восторженно вздохнул от блаженного тепла. Огонь нежно ласкал самоцвет моей души, что сиял у меня во лбу, и от этого по всему телу растекался жар. Я подобрал хвост и плотно прижал крылья к бокам, чтобы каждому участку кожи досталась частичка этой пламенной ласки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
— Как дерзнул ты велеть, чтобы Ланен осквернила думы свои ложью?! — воскликнул я. Произнося эти слова, я вдруг осознал, что придаю своей речи несколько устаревшее звучание, а все мое тело при этом так и сотрясается: во мне бушевало желание ударить его. — Язык Истины назван так неспроста! Ужели способны мы лгать друг другу, когда даже помыслы наши столь явственны? Истинная речь не есть праздное развлечение, но способ искреннего общения с себе подобным. Нельзя раскрыть другому самое себя, оставив при этом в тайне истину разума и сердца. Никогда более не помышляй о подобном, Джемет из Аринока, и никогда не проси об этом Ланен.
Джеми кивнул.
— Стало быть, это правда, — произнес он. — Ты и впрямь можешь слышать ее. — Он посмотрел на меня. — Тебе хочется меня ударить, так ведь?
— Еще как хочется, — ответил я, все так же сотрясаясь всем телом.
— Ну давай, попытайся, — сказал он. — Даже если тебе это удастся, я от этого не помру.
— Я не смею, — ответил я, отворачиваясь от него, дыша часто и глубоко. — Вдруг во мне еще сохранилась часть былой силы... я могу покалечить тебя.
— Гм. А ну-ка пошли, — сказал он и, схватив меня за руку, вновь подвел к столбу, при этом, однако, стараясь не поворачиваться ко мне спиной. Мудро с его стороны. — Что ж, возьми меч в правую руку, а когда будешь отрабатывать движения, используй всю свою силу. Вкладывай в удары весь свой гнев. За стояк не волнуйся: снесешь — новый поставлю.
Я почувствовал облегчение, когда позволил своему гневу выплеснуться, пока наносил удары: мне доставляло наслаждение ощущать, как стальной клинок глубоко врубается в дерево и его приходится с силой вытаскивать. Мне показалось, что гнев мой начал рассеиваться, но тут Джеми выкрикнул:
— Давай же! Убей наповал!
Он оказался великолепным наставником. Я как раз собирался нанести высокий удар справа налево — и теперь, вложив в него весь свой гнев и силу всего тела, я с громким рыком рубанул по столбу. Раздался треск ломающегося дерева, а вслед за этим глухой стук: треть стояка рухнула на булыжники, которыми был вымощен двор. На миг воцарилась полная тишина.
— Клянусь огнями Преисподней, Вариен! — проговорил Джеми, после чего очень тихо добавил: — Позволь поблагодарить тебя за то, что когда я предложил тебе себя ударить, ты отказался. Ланен и так уже потеряла одного отца прошлой осенью, так что довольно уже. — Он не мог оторвать взгляда от куска дерева, что валялся на земле.
— Рад служить, — ответил я с усмешкой.
Я вновь был спокоен: весь мой гнев вышел из меня вместе с последним ударом. Прежде, когда я был кантри, мне редко доводилось получать удовольствие от собственной силы. Отрадно было сознавать, что в новом обличье мне это не чуждо.
— Как бы там ни было, — добавил я, обращаясь к Джеми, — теперь ты хотя бы веришь в Язык Истины.
— Вариен, парень, я верю во все, что вы мне рассказали, до последнего слова, — ответил Джеми, по-прежнему глазея на несчастный кусок дерева. Мне не совсем был понятен оттенок его голоса, но все же в нем угадывалось некое благоговение. — До последнего слова.
— Должен ли я продолжать обучение? — спросил я. Тут он поднял глаза и, хлопнув меня по плечу, улыбнулся:
— Нет, парень, думаю, на первый раз хватит. К тому же, — добавил он, взяв меня за руку и поведя к дому, — мне надо сперва соорудить новый стояк.
Ланен
Я все еще была слегка ошарашена, наблюдая, как они зашли в сени, за которыми располагалась кухня. Нагнувшись, я подобрала ножны Вариена — он про них совсем забыл — и, подобно Джеми, уставилась на последствия Вариенова гнева.
Он разрубил древесный ствол толщиною в пядь — это тупым-то мечом!
Джеми был прав: Вариен не нуждается в долгих занятиях. Теперь ему остается лишь научиться избегать клинка противника и наносить удары по цели.
Вот почти и все.
Шикрар
Возвратившись от Тераш Вора, я снизился на поляне неподалеку от своих чертогов. Вокруг висела холодная тьма. Из слов Кейдры я рассудил, что сейчас, должно быть, первое полнолуние нового года — значит, ночь продлится еще часов семь, пока не наступит рассвет, который, возможно, принесет новую надежду и прояснит мысли. Я помнил, как еще в раннем детстве стал свидетелем зрелища, напоминавшего конец света, — это было в окрестностях Тераш Вора темной ночной порою. На следующий день отец вновь отнес меня туда, чтобы показать, насколько дневной свет способен изменить восприятие. При свете солнца я увидел, что там на самом деле не так уж много огня, как мне показалось ночью. Так что я и теперь надеялся, что приход дня позволит пролить на произошедшее достаточно света — по крайней мере, больше, чем способно дать солнце, — но мне придется вернуться туда, чтобы удостовериться. Пока же, однако, я решил, что остаток пути до своего жилища пройду пешком, поскольку крылья у меня затекли и ныли, а едва залеченное плечо саднило от полета в ледяном ночном воздухе. Все еще стояла зима, но спокойный холод земли казался гораздо теплее стремительных потоков морозного ветра.
Когда видишь багряный огонь, полыхающий в трещинах земли, кажется, будто земная поверхность покрыта кровоточащими ранами, и зрелище это внушает крайнюю тревогу. В окружении тьмы тебя переполняет страх, даже несмотря на то, что ты держишься на безопасном расстоянии от огней... Шагая к своей пещере, я не переставал думать об этом, и меня не покидало беспокойство: я костьми чувствовал, что когда в полдень вернусь на огненные пустоши, то не найду там утешения.
Приблизившись к своим чертогам, я обрадовался, ибо увидел, что Кейдра уже явился туда и зажег внутри огонь в знак приветствия. Разумеется, пока я был объят вех-сном, он охранял чертог душ, это было его долгом, и сейчас вид освещенной изнутри пещеры приободрил меня. Едва я ступил под своды своего жилища, как меня овеяло теплом, и я вздохнул с облегчением.
— Ах, Кейдра, рад тебя видеть, и да ниспошлют тебе Ветры благодать за то, что возжег здесь огонь. Нынче ночью я продрог до костей.
Я ступил прямо в костер, с наслаждением ощущая, как языки пламени облизывают кожу и пронизывающий холод ночного воздуха отступает прочь. Огонь для нас — сама жизнь, и поэтому, если пламя его порождено деревом, он лишь греет нас, не причиняя ни малейшего вреда. Я закрыл глаза и, выгнув дугой длинную шею, прильнул носом чуть ли не к самому основанию костра, позволяя дружественному пламени согреть мое лицо, и восторженно вздохнул от блаженного тепла. Огонь нежно ласкал самоцвет моей души, что сиял у меня во лбу, и от этого по всему телу растекался жар. Я подобрал хвост и плотно прижал крылья к бокам, чтобы каждому участку кожи досталась частичка этой пламенной ласки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144