В это время Люсик и Аник действительно стояли возле койки впавшего в беспамятство Шарояна. Ляшко, осмотрев Шарояна, сказал, что спасти несчастному жизнь можно лишь немедленной ампутацией отмороженной ноги.
— Приготовиться к операции! — приказал он. Через несколько дней Бено пришел в себя и, с мукой
произнося каждое слово, рассказал о том, как Меликян попал к партизанам, как Бено увидел Аргама, как он стрелял в Сархошева и убежал и как немцы схватили его в поле, во время сна.
Люсик жадно вслушивалась в каждое его слово и плакала. Она плакала, думая о судьбе брата, плакала от сочувствия к страданиям запутавшегося, жалкого Шарояна.
XVI
Корреспондент последних известий Румянцев день и ночь находился в штабе батальона Малышева. Он хотел во что бы то ни стало увидеть немецкого генерала Иогана фон Роденбурга, о котором рассказал ему Геладзе. Днем под грохот артиллерийской канонады и треск пулеметов Румянцев спал, а ночью он оживлялся и произносил речи... Румянцев все втолковывал Аршакяну, как интересна будет встреча двух генералов — Геладзе и Роденбурга, как это важно для будущего историка войны.
— Только этот чертов Роденбург все не дает мне материала, преступно затягивает эпилог драмы,— сердито сказал Румянцев, подбирая полы своего полушубка и укладываясь поудобнее на нары. Он все тревожился за свой новый белоснежный полушубок, выданный ему по приказу Геладзе интендантом.
Корреспондент фронтовой газеты Давыдов в душе посмеивался над Румянцевым. Ну что особо интересного в этой старой сушеной вобле Роденбурге! Вот Давыдов сегодня в качестве парламентера побывал в подвале продмага и встретился с этим пресловутым Роденбургом.
От имени советского командования он предложил фашистскому генералу сдаться. Он видел, как в полумраке подвала задрожал монокль в левом глазу Роденбурга.
Роденбург прикоснулся пальцами к своей седой голове и после долгой паузы сказал:
— Я солдат и обязан до конца выполнять волю своего командования.
После этого Роденбург распорядился прекратить стрельбу, пока капитан-парламентер не доберется до советских позиций.
Румянцев уже слышал об этой истории и в душе завидовал Давыдову.
Тигран упрекнул майора Малышева за то, что тот направил Давыдова в качестве парламентера — эта работа не для газетчика.
— Он сам просил об этом,— вмешался в разговор Румянцев.— И потом — он был не первым, а вторым парламентером. Первым был, сейчас скажу вам,— и Румянцев взглянул в свой блокнот,— гвардии лейтенант Микола Бурденко.
— У вас есть свои прямые обязанности,— сурово сказал Тигран Давыдову.— И прошу вас, не вмешивайтесь в чужие дела. Кто бы дал материал газете о сегодняшних событиях, если бы вас там убили или ранили?
Тигран любил Давыдова и, выговаривая ему, одновременно любовался его милым, смущенным лицом.
Всю ночь грохотала артиллерия.
Малышев приказал по телефону командиру полковой батареи Садыхову до утра вести огонь по развалинам продовольственного магазина.
— Помешай Роденбургу спать до утра,— сказал Малышев,— а еще лучше — бей так, чтобы он заснул вечным сном.
Утром, выйдя с Малышевым из подвала, Тигран посмотрел в бинокль на ближние и дальние развалины,— они тонули в дыму и пыли. А на восточном берегу Волги, на луговой стороне лежала широкая, ровная, казавшаяся из Сталинграда мирной и спокойной равнина. По снежному полю скользили легкие неторопливые тени облаков.
Малышев и Аршакян шли по засыпанной камнями улице под полуразрушенными стенами сожженных домов.
Давыдов и Румянцев шагали вслед за ними. Бойцы, стреляя, перебегали от одного здания к другому.
— Ничего не вижу и ничего не понимаю: где немцы, откуда они ведут огонь? — недоумевал Румянцев, оглядываясь на Давыдова.
Но вдруг грохот разрывов ручных гранат, скрежет пулеметов, треск автоматов стихли.
— Сдаются! Сдаются! — закричал Давыдов. Среди развалин во весь рост двигалась большая
группа немецких солдат. Шли они неуверенными шагами, размахивая белыми тряпками и платками. Они шли по каменному ущелью на запад — война для них кончилась.
Когда пленные прошли полосу огня, вновь заговорили советские орудия и пулеметы. Давыдов показал Румянцеву на развалины продовольственного магазина,— там, в подвале, расположенном под этими грудами кирпича, он видел вчера генерала Роденбурга.
— Может, там уже нет никого в живых? — проговорил Румянцев.— А мы все лупим и лупим по этим камням.
— Нет, подвал очень глубокий! — покачав головой, сказал Давыдов.— Развалины надежно защищают штаб Роденбурга, снарядам не так просто сокрушить эти каменные перекрытия.
Они долго смотрели, как над штабом немецкой дивизии рвались снаряды, блистало пламя, как черный и желтый дым смешивался с красной кирпичной пылью.
Вдруг сквозь пламя и дым взмыла в небо белая ракета, за ней вторая. И когда огонь артиллерии затих, в воздух поднялась третья ракета.
— Сигнал капитуляции! — крикнул Давыдов. Румянцев воодушевился.
— Значит, Роденбург жив, значит, он сдается! Через несколько минут Бурденко и Тоноян привели
к Малышеву немецкого капитана с белым флагом в руках. На отличном русском языке немец сказал, что он парламентер генерала фон Роденбурга. Генерал согласен сдаться вместе со своим штабом при условии, чтобы его капитуляцию принял лично советский генерал Геладзе.
— Странное условие,— сказал Тигран. Капитан вежливо и холодно сказал:
— Мне приказано сообщить вам об этом условии и передать генералу фон Роденбургу ваш ответ.
Малышев вопросительно взглянул на заместителя начальника политотдела. «Что делать, что отвечать?» — спрашивал взгляд майора.
Тигран сказал парламентеру, медленно и веско произнося слова:
— Вы можете доложить генералу "фон Роденбургу, капитан, что через двадцать минут здесь будет генерал Геладзе, чтобы лично принять капитуляцию фон Роденбурга.
— Генерал фон Роденбург приказал мне передать вам, что о прибытии советского генерала должен быть дан сигнал тремя белыми ракетами.
— Сигнал будет дан,— сказал Аршакян.
Тигран и Малышев спешно направились в штаб батальона. Прошло больше десяти минут, прежде чем они соединились с генералом Геладзе. Выслушав Аршакяна, командир дивизии рассердился.
— Фон Роденбург соизволил звать меня к месту капитуляции его штаба? И вы согласились на это дурацкое условие, Аршакян?! У меня есть более важные дела. Сами берите его в плен, обойдется дело без меня.
— Правильное решение! Я этого и ожидал от генерала! — сказал Румянцев.
— Что же нам делать? — озабоченно спросил Малышев.
— Позовем Гамзу Садыхова, чем он не генерал,— веселым голосом проговорил Аршакян.
Малышев сперва не понял намерений Аршакяна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210