Иваниди, Хачикян и Савин с любопытством разглядывали молодую женщину.
Тигран понял их недоумение.
— Это жена военного, она потеряла дочку. И, обращаясь к женщине, сказал:
— Завтра что-нибудь придумаем. Если ходят поезда, отправим вас поездом куда захотите. Не отчаивайтесь.
Какой-то военный, проходя мимо них, вдруг радостно крикнул:
— Товарищ старший политрук!
Это был Сархошев, один, без роты. Он торопливо стал рассказывать о том, как в Харькове Меликян разыскал своего знакомого, как Сархошев ждал его, как Меликян напился пьяным и Сархошев с великим трудом заставил его прекратить пьянку; как они наткнулись на фашистские танки и Сархошеву с Меликяном пришлось бросать в танки гранаты и отстреливаться из подъездов от автоматчиков. Они убежали через проходной двор и потеряли друг друга.
Сархошев рассказывал об отваге Меликяна: тот стрелял из автомата в упор по немецким солдатам, метнул пять гранат.
— Я не думал, что Меликян так храбр. Если старик убит, то можно сказать, что он с честью умер за родину.
Сархошев был уверен, что Минас убит и уж не сможет опровергнуть его фантастический рассказ.
— Прекрасный был человек, до чего мне жаль его.
— А вы уверены, что ваша рота вышла из города? — спросил Тигран.
— Уверен, товарищ старший политрук, после моей роты десятки воинских частей ушли из города.
— Пошли,— сказал Аршакян.
Стемнело. Огромное зарево стояло в небе. Горел город, горели села и неубранные скирды пшеницы и стога сена, казалось, горело осеннее небо над Украиной. Какая бесконечно длинная дорога отступления в темную осеннюю ночь!
Все затихло, само время как будто остановилось, не спят лишь люди, что идут, идут, ищут и не находят того, что ищут.
Глубокой ночью путники увидели темные силуэты домов и остановились. Каро и Савин пошли разузнать, нет ли в селении военных.
— Как жаль, что до сих пор мы не смогли устроить вам ночлег,— сказал Аршакян женщине и спросил: — Как ваше имя, отчество?
— Не беспокойтесь, мне теперь все безразлично,— устало произнесла женщина.— Зовут меня Клавдией, Клавдией Алексеевной.
Вернулись Савин и Каро и доложили, что они находятся в совхозе «Кутузовка». В совхозе остался лишь старый лесник. Старик говорит, что вечером проехало несколько машин с военными в сторону Старого Салтива и с тех пор по этой дороге никто не проходил и не проезжал.
— Тепло у старика? — спросил Тигран.
— Очень тепло, свет горит,— живо ответил Савин.
— Пошли, надо немного отдохнуть,— сказал Тигран.
Лесник нехотя открыл дверь. При тусклом свете коптилки Аршакян смотрел на усталые лица товарищей. Потом он поглядел на молодую женщину.
— Так нельзя,— сказал Аршакян,— отморозите ноги. Утром что-нибудь сообразим.
— Я вас прошу — не беспокойтесь обо мне,— ответила женщина,— мне все теперь безразлично.
— Вы должны беречь себя. У вас есть дочь. Вы нужны ей, вы ее найдете. Не теряйте веры.
Молодая женщина сказала:
— Вы добрый человек.
Каро развязал вещевой мешок и вытащил пару ботинок.
— Может, подойдут, товарищ старший политрук. Это были новые, еще не надеванные солдатские
ботинки.
— Я взял их с подводы, разбитой бомбежкой,— сказал Каро, словно оправдываясь.
— И хорошо сделал. Вот, Клавдия Алексеевна, прошу. Думали завтра добыть вам обувку, а она уже есть. А портянок нет, ребята?
Савин вытащил из вещевого мешка портянки и протянул их женщине.
— Спасибо, большое спасибо.
Она намотала портянки, надела ботинки.
— Не жмут? — пошутил Аршакян. Сархошев лукаво подмигнул Павлу Иваниди.
Он, прищурившись, оглядывал глазами знатока молодую женщину. «Фотогеничное лицо, фигура неплохая, могла бы сниматься в кино»,— думал он.
Тигран на миг представил ее в кругу своих ереванских знакомых и друзей, наверное, она бы всем понравилась.
Старый лесник, слушая негромкий разговор военных, заснул, прислонясь к печке, похрапывал. А пришедшие в дом лесника люди с наслаждением впитывали в себя тепло очага, покой мирного жилья.
Еще до рассвета Тигран стал поднимать своих товарищей.
Лесник проснулся, встал, чтобы закрыть дверь за своими недолгими постояльцами, дрожащим старческим голосом пробормотал:
— Счастливо вам, сынки, будьте живы-здоровы. Клавдия Алексеевна была рядом с Тиграном.
Шедший за ними Сархошев сказал Иваниди:
— Не ожидал такой прыти от нашего Аршакяна! В тяжелые, трагические дни отступления нашел себе бабу и таскает с собой. Ничего не скажешь, лакомый кусочек.
— Помолчал бы ты, Сархошев,— сказал Иваниди.
Путники прислушались,— издали доносился гул мотора. По невнятному звуку трудно было определить, шумит ли автомашина или танк. Аршакян велел своим спутникам сойти с дороги, стать на обочине.
Иваниди с Савиным пошли вперед. Немного погодя послышался радостный голос Иваниди:
— Товарищ старший политрук, идите, наши! По дороге шел тягач, в кабине рядом с шофером
сидел майор из отдельного артиллерийского полка. Этот полк и дивизия Галунова входили в состав одной армии. Тягач вытаскивал в окрестностях Харькова завязшие в грязи автомашины и сейчас, выполнив задание, разыскивал свою часть.
Аршакян помог своей спутнице взобраться в кузов машины. Все расселись на сиденьях, и тягач, грохоча подобно танку, двинулся на восток.
Шел дождь вперемешку со снегом. Тигран накинул на Клавдию Алексеевну свою плащ-палатку. Вскоре молодая женщина задремала, склонив голову на колени Тиграна. Она иногда тяжело стонала, лицо ее приняло жалкое, беспомощное выражение.
Они проехали мимо деревни, подожженной вражескими бомбардировщиками. Зачем сожгли немцы эту мирную деревню — в ней не было ни одного красноармейца?
Пламя, раздуваемое ветром, неистовствовало, перекидывалось по соломенным крышам с хаты на хату. С треском рушились балки.
— Поехали дальше,— сказал артиллерийский майор Аршакяну,— поехали, тут ничего не сделаешь.
Тигран задремал. Ему приснилось, что он бежит полем, его преследуют вражеские самолеты, танки... И вдруг он очутился у себя в кабинете, горит свет под голубым абажуром. Входит Люсик, Тигран подходит к ней. Как приятно пахнут ее волосы...
Тягач внезапно остановился. Тигран поднял голову, склонившуюся над головой спящей женщины. В предрассветной мгле виднелись неясные очертания железнодорожной станции. По дороге шумели грузовики, тянулись военные обозные подводы. Путники сошли с тягача. Наконец-то они добрались до нового расположения отступающих от Харькова советских войск.
Тягач, грохоча, удалился. Тигран помахал рукой вслед артиллерийскому майору. Станционное здание оказалось разрушенным, и сошедшие с машины люди
молча двинулись к пристанционному поселку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Тигран понял их недоумение.
— Это жена военного, она потеряла дочку. И, обращаясь к женщине, сказал:
— Завтра что-нибудь придумаем. Если ходят поезда, отправим вас поездом куда захотите. Не отчаивайтесь.
Какой-то военный, проходя мимо них, вдруг радостно крикнул:
— Товарищ старший политрук!
Это был Сархошев, один, без роты. Он торопливо стал рассказывать о том, как в Харькове Меликян разыскал своего знакомого, как Сархошев ждал его, как Меликян напился пьяным и Сархошев с великим трудом заставил его прекратить пьянку; как они наткнулись на фашистские танки и Сархошеву с Меликяном пришлось бросать в танки гранаты и отстреливаться из подъездов от автоматчиков. Они убежали через проходной двор и потеряли друг друга.
Сархошев рассказывал об отваге Меликяна: тот стрелял из автомата в упор по немецким солдатам, метнул пять гранат.
— Я не думал, что Меликян так храбр. Если старик убит, то можно сказать, что он с честью умер за родину.
Сархошев был уверен, что Минас убит и уж не сможет опровергнуть его фантастический рассказ.
— Прекрасный был человек, до чего мне жаль его.
— А вы уверены, что ваша рота вышла из города? — спросил Тигран.
— Уверен, товарищ старший политрук, после моей роты десятки воинских частей ушли из города.
— Пошли,— сказал Аршакян.
Стемнело. Огромное зарево стояло в небе. Горел город, горели села и неубранные скирды пшеницы и стога сена, казалось, горело осеннее небо над Украиной. Какая бесконечно длинная дорога отступления в темную осеннюю ночь!
Все затихло, само время как будто остановилось, не спят лишь люди, что идут, идут, ищут и не находят того, что ищут.
Глубокой ночью путники увидели темные силуэты домов и остановились. Каро и Савин пошли разузнать, нет ли в селении военных.
— Как жаль, что до сих пор мы не смогли устроить вам ночлег,— сказал Аршакян женщине и спросил: — Как ваше имя, отчество?
— Не беспокойтесь, мне теперь все безразлично,— устало произнесла женщина.— Зовут меня Клавдией, Клавдией Алексеевной.
Вернулись Савин и Каро и доложили, что они находятся в совхозе «Кутузовка». В совхозе остался лишь старый лесник. Старик говорит, что вечером проехало несколько машин с военными в сторону Старого Салтива и с тех пор по этой дороге никто не проходил и не проезжал.
— Тепло у старика? — спросил Тигран.
— Очень тепло, свет горит,— живо ответил Савин.
— Пошли, надо немного отдохнуть,— сказал Тигран.
Лесник нехотя открыл дверь. При тусклом свете коптилки Аршакян смотрел на усталые лица товарищей. Потом он поглядел на молодую женщину.
— Так нельзя,— сказал Аршакян,— отморозите ноги. Утром что-нибудь сообразим.
— Я вас прошу — не беспокойтесь обо мне,— ответила женщина,— мне все теперь безразлично.
— Вы должны беречь себя. У вас есть дочь. Вы нужны ей, вы ее найдете. Не теряйте веры.
Молодая женщина сказала:
— Вы добрый человек.
Каро развязал вещевой мешок и вытащил пару ботинок.
— Может, подойдут, товарищ старший политрук. Это были новые, еще не надеванные солдатские
ботинки.
— Я взял их с подводы, разбитой бомбежкой,— сказал Каро, словно оправдываясь.
— И хорошо сделал. Вот, Клавдия Алексеевна, прошу. Думали завтра добыть вам обувку, а она уже есть. А портянок нет, ребята?
Савин вытащил из вещевого мешка портянки и протянул их женщине.
— Спасибо, большое спасибо.
Она намотала портянки, надела ботинки.
— Не жмут? — пошутил Аршакян. Сархошев лукаво подмигнул Павлу Иваниди.
Он, прищурившись, оглядывал глазами знатока молодую женщину. «Фотогеничное лицо, фигура неплохая, могла бы сниматься в кино»,— думал он.
Тигран на миг представил ее в кругу своих ереванских знакомых и друзей, наверное, она бы всем понравилась.
Старый лесник, слушая негромкий разговор военных, заснул, прислонясь к печке, похрапывал. А пришедшие в дом лесника люди с наслаждением впитывали в себя тепло очага, покой мирного жилья.
Еще до рассвета Тигран стал поднимать своих товарищей.
Лесник проснулся, встал, чтобы закрыть дверь за своими недолгими постояльцами, дрожащим старческим голосом пробормотал:
— Счастливо вам, сынки, будьте живы-здоровы. Клавдия Алексеевна была рядом с Тиграном.
Шедший за ними Сархошев сказал Иваниди:
— Не ожидал такой прыти от нашего Аршакяна! В тяжелые, трагические дни отступления нашел себе бабу и таскает с собой. Ничего не скажешь, лакомый кусочек.
— Помолчал бы ты, Сархошев,— сказал Иваниди.
Путники прислушались,— издали доносился гул мотора. По невнятному звуку трудно было определить, шумит ли автомашина или танк. Аршакян велел своим спутникам сойти с дороги, стать на обочине.
Иваниди с Савиным пошли вперед. Немного погодя послышался радостный голос Иваниди:
— Товарищ старший политрук, идите, наши! По дороге шел тягач, в кабине рядом с шофером
сидел майор из отдельного артиллерийского полка. Этот полк и дивизия Галунова входили в состав одной армии. Тягач вытаскивал в окрестностях Харькова завязшие в грязи автомашины и сейчас, выполнив задание, разыскивал свою часть.
Аршакян помог своей спутнице взобраться в кузов машины. Все расселись на сиденьях, и тягач, грохоча подобно танку, двинулся на восток.
Шел дождь вперемешку со снегом. Тигран накинул на Клавдию Алексеевну свою плащ-палатку. Вскоре молодая женщина задремала, склонив голову на колени Тиграна. Она иногда тяжело стонала, лицо ее приняло жалкое, беспомощное выражение.
Они проехали мимо деревни, подожженной вражескими бомбардировщиками. Зачем сожгли немцы эту мирную деревню — в ней не было ни одного красноармейца?
Пламя, раздуваемое ветром, неистовствовало, перекидывалось по соломенным крышам с хаты на хату. С треском рушились балки.
— Поехали дальше,— сказал артиллерийский майор Аршакяну,— поехали, тут ничего не сделаешь.
Тигран задремал. Ему приснилось, что он бежит полем, его преследуют вражеские самолеты, танки... И вдруг он очутился у себя в кабинете, горит свет под голубым абажуром. Входит Люсик, Тигран подходит к ней. Как приятно пахнут ее волосы...
Тягач внезапно остановился. Тигран поднял голову, склонившуюся над головой спящей женщины. В предрассветной мгле виднелись неясные очертания железнодорожной станции. По дороге шумели грузовики, тянулись военные обозные подводы. Путники сошли с тягача. Наконец-то они добрались до нового расположения отступающих от Харькова советских войск.
Тягач, грохоча, удалился. Тигран помахал рукой вслед артиллерийскому майору. Станционное здание оказалось разрушенным, и сошедшие с машины люди
молча двинулись к пристанционному поселку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210