— Встань, скажи что-нибудь,— шепнула на ухо Варужану Мари.— Видишь, Арам растерялся.
Варужан смотрел отсутствующим взглядом, словно и не слышал сказанного женой. Потом вдруг увидел бабушку, Аргама, папашу Драстамата, вновь с достоинством усевшегося на место, а Сэм Ширак все еще стоял у Аргама над головой.
— Это наш двоюродный брат, сын старшего брата отца,— объяснял Сюзи Варужан.— Они с дядей Тиграном в ссоре, бывает...
- Да, да,это не страшно. О, как все интересно, волнующе. Ты меня понимаешь?..
Теперь стоял лишь один Аргам Мугнецян. Он только сейчас заметил праздничный стол, пустые стулья, фотографии, стоящие на столе. Своей не заметил. Яростно потер лоб, потряс головой и вдруг как-то сразу успокоился.
— Дадите мне чего-нибудь выпить? — Кто-то из сидевших рядом протянул ему бокал.— Ты имел право так сказать,— он в упор взглянул на папашу Драстамата.— Имел право... Я прибыл из-за двух морей-океанов... Нет, еще дальше, из-за двух улиц...— и залпом опорожнил бокал.
— Сядь, Аргам-джан, сядь на свое место,— опять попросила бабушка Нунэ,
— А где оно, мое место, тетушка?
И тут вдруг заметил свою фотографию.
— Что? — прорычал, простонал он, как раненый, и свинцовыми шагами двинулся к пустому стулу.— Значит, я умер, раз мою карточку тут торжественно выставили? ,
— На этих снимках мертвых нет, Аргам,— заговорил наконец Арам.— Просто тебя еще тут, среди нас, не было...
— Да, конечно, не было. Я ведь за два океана отсюда живу. Не оказалось ни корабля, ни самолета.— Взял в руки собственную фотографию, и какое-то мгновение два Аргама Мугнецяна смотрели друг на друга.— А ведь хорошая фотография, я тут выгляжу вполне приличным человеком,— и спокойно, неспешно принялся ее рвать. Пустая тарелка теперь наполнилась мелкими клочками фотобумаги. Потом поднял бокал.— Выпью за то, чтобы стать таким, как на карточке. Имею право, а?..
В это время раздался телефонный звонок, долгий, требовательный,— аппарат стоял в глубине гостиной, возле печки.
— Междугородный! — закричала Нуник.— Я возьму! Алло! Алло! Что?..— И сияющая повернулась к гостям:—Международный. Что, соединяете с Сиднеем?.. Бабушка, это дядя Сирак.
— Что? Сирак приехал?..— простонала, готовая вот-вот лишиться чувств, бабушка Нунэ.— Мой Сирак приехал...
— Воды! Воды! — раздалось со всех сторон.
— Слушаю, дядя Сирак! — защебетала в трубку Нуник.— Это я, Нуник! Все, все здесь!.. Бабушку? Сейчас,— и в обнимку с телефоном — благо, шнур был длинный,— не отрывая трубки от уха, побежала к бабушке.— Сейчас-сейчас... Кто? Ты, Вардан? — В Сиднее у Си-рака Ваганяна уже выхватили трубку.— Бабушка, это Вардан, бабушка...
— Бабушка, это я! — прокричал в десятитысячекилометровую даль подросток.— Мы сейчас пили за твое здоровье! Как ты, бабушка?..
Бабушка Нунэ, приложив к уху трубку, слушала внука, а язык как прирос к гортани, молчит, слушает и плачет.
— Бабушка! — прокричал внук.— Передаю трубку папе! Бабушка Нунэ услышала и голос сына:
— Здравствуй, мама. Поздравляю тебя с днем рождения... Внуки
твои вырывают у меня трубку. У нас все хорошо. Как ты? Как Тигран, все остальные? Скажи хоть слово.
В холодном металле аппарата голос сына был искажен, но бабушка Нунэ тотчас его узнала и в конце концов сумела подобрать какие-то слова.
— Сирак, сыночек мой, Вардан понравился? А сам ты что кашляешь?
— Господи правый, что за судьба нам выпала...— произнес Сэм Ширак, и сам вопрос уже заключал в себе ответ.
— А иу-ка дай мне,— Аргам Мугнецян взял трубку.— Сирак? Это я, Аргам. Имя мое ты еще не забыл? Где ты, Сирак? Мы у твоей матери на день рождения, а ты где?.. Так получилось?.. Кому дать — Тиграну?
— Ты ему плохого ничего не говори,— с мольбой посмотрела на сына бабушка Нунэ.
Тигран Ваганян разговаривал прохладно и вежливо. Несколько слов произнес Врам.
А там, в Сиднее, за десять тысяч километров отсюда, вырывали друг у друга трубку. Вардан хотел поговорить с Арамом, Марго с Ну-ник.
Естественной точки так и не последовало. Деликатно вмешалась телефонистка:
— Было заказано десять минут. Сидней отключили.
И опять тяжелое безмолвие нависло над праздничным столом.
— Что, не так сказал? — прорезал тишину голос Аргама Мугнеця-на,- Справляем день рождения его матери, а он черт-те где...
Засмеялись. Горьковато, правда, засмеялись.
— За здоровье Аргама, друзья! — звонко провозгласил Арам и поднял бокал.
Аргам растерянно оглянулся и произнес:
— А, собственно, почему бы и нет? Пусть будет за здоровье Аргама. Что — очередь дошла? Или ради тех моих последних слов?..
В дом престарелых пришла проведать бабушку Инесса, принесла печеностей, бутылку некрепкого вина, фрукты. Тикин Тагуи находилась в своей комнате — сидела скрючившись перед телевизором. Внучку она сразу узнала и удивилась: зачем было приходить так поздно, дом престарелых довольно далеко, от Дамаска, как ночью в темноте возвращаться?
— Пришла бы утром.
— Сегодня день рождения бабушки Нунэ, в Ереване в этот час сидят за, праздничным столом. И я хотела с тобой посидеть.
Тикин Тагуи заморгала-заморгала, имя Нунэ вызвало легкий трепет в ее усталых поврежденных мозгах, который тут же и угас.
— Рождество, говоришь? А почему же нас в церковь не повели на патараг?
Инесса печально улыбнулась и быстренько перешла к делу: разложила на тарелки мучное, сладости, фрукты, открыла бутылку вина.
— Это что, милая, рождественское вино?
Сели друг против друга бабушка и внучка. В центре пирога горела одна-единственная свечка тонким ирреальным пламенем. Внучка рассказывала ей о бабушке Нунэ, об Армении, бабушка смотрела кроткими отсутствующими глазами. Губы ее шептали молитву. Рука ее. потянулась ко лбу, чтоб осенить себя крестом. Распятый Христос смотрел со стены на бабушку и внучку.
— Интересно, что сейчас делают в Ереване? — со вздохом задала себе вопрос Инесса Фамбукчян, сирийская армянка, внучка жителя Карса, живущая на белом свете одна-одинешенька.— Что делают в Ереване?
Но вопрос ее остался без ответа.
Бабушка задремала в кресле, и старческие губы смыкались-размыкались во сне.
— Под этот тост ты спеть должен, Арам,— произнесла Мари очень напористо, чтобы ей не отказали. И уточнила: — Спой песню деда Ширака.
— Тамада обычно не поет,— отрезал Арам. Тут уж зашумели со всех сторон:
— Арам, песню деда!.. Арам!..
— А все, что тут пелось, и есть песни деда.
— Нет, нет, «Вставай, лао»!
Арам посмотрел на портрет деда, сделанный с последней фотографии. Из-под густых белых бровей дед, казалось, смотрит в упор на внука. Ни печальный он, ни веселый, а погруженный в себя. Рот полуоткрыт — наверно, хотел что-то сказать, а фотограф его в это время одернул — мол, снимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149