Да, в моей Армении я кое-чем был недоволен, причем больше, чем ты.
— Вот видишь?
— Быть недовольным имеет право тот, кто любит.
— Значит, я Армению не люблю? — взорвался опять отец.
— Любишь. Тем более здесь, на расстоянии в двадцать тысяч километров. Раз в месяц ходишь в церковь, состоишь в церковном правлении. Мне смешно. С каких пор ты стал верующим? Почему в Эчмиадзин не ездил?.. Раз в неделю ешь шашлык в ресторане «Арарат»... Если ты так Армению любишь, что же ты ее оставил?
— Причины тебе известны.
— Да, дядюшка с тоски по тебе в щепку превратился! Как тебе было жить без него? Без матери, сестры, братьев, без Армении мог, а вот без дядюшки нет. Что же ты не остался жить у своего любимого дядюшки?
— Сам знаешь, почему не остался.
— Знаю, конечно. В Бейруте началась война. Ну и что? Остался бы. Ведь двести тысяч армян остаются там. И потом, остался же там дядя, без которого ты не мог жить?.. Ты хоть поинтересовался его судьбой? Может, он убит, как многие другие? Хоть бы уж телеграмму соболезнования дал. .
Отец был в полной растерянности.
Прислонился к стене, и показалось, что стена чуть-чуть отъехала под его весом и вот-вот рухнет.
— Знай, папа, если я не поеду, тебе это обойдется дороже... А я... я просто соскучился по бабушке...
Вардан открыл дверь и медленно, в задумчивости стал спускаться по деревянным ступенькам. Вышел на Айстрит. Большая часть армян сосредоточилась именно на этой улице. Стороннего человека тут пытались убедить, что Ай-стрит означает «Армянская улица». Хвастались — видите, как нас в Сиднее уважают. А про себя усмехались, может, и слезы лили, потому что, конечно же, знали, что Ай-стрит означает всего-навсего «Верхняя улица».
И Вардан Ваганян долго бродил один по тротуарам этой самой «армянской» улицы Сиднея. Он встречал таких же, как сам, одиноких прохожих — среди них наверняка было несколько армян.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Самолет из Москвы задерживался, и Арам Ваганян еще раз заказал кофе. Ночью он почти не спал, и теперь монотонный гул аэродрома навевал на него сладостную дрему.
И в магнитном поле его памяти ожил тот душный июньский вечер. Подобно маленькому мальчику, Арам Ваганян разложил цветные кубики, бочок к бочку, подогнал их по цвету, не понравилось, поменял местами, и в конце концов получилась та пирамида, которую он видел на картинке. Оказалось, он не упустил никакой мелочи...
Да, это было в старинном зале ресторана «Националь», где, казалось, застыл навсегда девятнадцатый век: старинные столы, стулья, ангелы на стенах, князья и красавицы в златотканых одеяниях, хрустальные люстры, свисающие с потолка, и официанты — большей частью молодые люди,— которые появлялись и исчезали куда-то в невидимые двери прошлого столетия. Не успел сесть, внимание его тут же было приковано к соседнему столу — там сидели трое: пожилой человек, юноша — оба черноволосые, смуглые, по виду кавказцы — армяне или грузины,— и голубоглазая русоволосая девушка. Пожилой человек перехватил его взгляд,— видимо, он смотрел на них пристальнее, чем продиктовано правилами приличий (к тому же прошлого века!). Арам заказал себе еду, бутылку грузинского вина и взялся за сигарету. Все-таки, скорее всего, это армяне, даже, возможно, зарубежные. Попытался прислушаться к их речи, но ничего не разобрал — слова заглушала музыка. И усмехнулся про себя: предположим, армяне — ну и что с того? Обязательно подходить, знакомиться, спрашивать, откуда родом?.. Варужан непременно принялся бы подтрунивать над этой армянской слабостью...
Арам уже соскучился по Еревану, по бабушке, по отцу и даже по Нуник. Тему диссертации одобрили — осталось возвратиться в Ереван и начать каторжную жизнь. Кому нужна эта диссертация?.. Если бы не настояния отца, вряд ли бы он полез в это ярмо — одним больше, од-
ним меньше кандидатом наук, в мире от этого ничего не изменится. Но лучше ли вычерчивать очередной детский сад?
Налил в бокал вина, чокнулся с бутылкой, поздравил себя с успехом и выпил. Девушка и парень, сидевшие за соседним столом, пошли танцевать. Он отыскал их глазами в пестром кругу танцующих. Сам так толком к танцам и не приобщился. Пожилой человек пристально смотрел на него. Неужели знакомый? Напряг память. Потом ему вдруг захотелось шампанского, подозвал официанта, заказал. Ему нравился момент, когда из горла бутылки вылетает пробка и вино словно бы освобождается из многолетнего заточения. А наше горло не закупорено ли так же?.. И засмеялся над своей наивной параллелью. Впрочем, параллели — сфера архитектора... Парень и девушка легкой походкой, с улыбкой на лицах подходили к своему столу. А официант крутил пробку шампанского — она плохо поддавалась, была для вина надежной стражницей. Но вот в бутылку проник воздух, и вино внутри зашипело, заволновалось, предчувствуя близость освобождения. Хотя на смену воле грядет новая тюрьма — лабиринт желудка Арама Ваганя-на. Несчастное вино, ему суждено отведать всего лишь минутную свободу по пути из бутылки в бокал. Но и этого ему, по-видимому, достаточно: в бокале оно быстро успокаивается, затихает. Такова — и не больше — его мечта о свободе... Шампанское было холодным, пузырьки блаженно щекотали горло, и тут Арам заметил, что пожилой человек и девушка интересуются им. Во всяком случае, смотрят на него, особенно мужчина. И вдруг девушка обращается к нему на чистейшем русском:
— Извините, пожалуйста, господин интересуется, вы не грузин?
— Потому что пью грузинское вино? —засмеялся Арам.
— Или, может быть, азербайджанец?
Он не ответил, ему этот допрос показался даже неприличным. А девушка в недоумении ждала ответа.
— Уж не знаю почему, барышня, но меня совершенно не интересует национальность господина. И потом, в ресторане у всех у нас одна национальность: мы — посетители.
Девушка, видимо, перевела его слова. И мужчина улыбнулся, оценив его остроумие. И эта улыбка сразу смягчила Арама — о человеческое честолюбие!
— Я армянин,— сказал Арам. — Передайте господину, что на свете есть и такая национальность.
— Я так и думала,— улыбнулась девушка.— Армяне в Москве либо свой коньяк пьют, либо грузинское вино. Минуточку, я переведу.
Выслушав девушку, пожилой мужчина вдруг опустил вилку и опять пристально посмотрел на Арама. И рука Арама, потянувшаяся было к шампанскому, застыла в воздухе. Теперь мужчина что-то говорил девушке, Арам же, забыв про шампанское, потянулся к сигарете.
Взгляд девушки упал на пачку сигарет.
— «Ахтамар»? Я чуть позже попрошу у вас закурить, если разрешите.
— Почему чуть позже? Пожалуйста,— Арам встал, подошел к их столику и, достав из кармана вторую, нераскрытую пачку, протянул ее девушке.
— Да что вы! Зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
— Вот видишь?
— Быть недовольным имеет право тот, кто любит.
— Значит, я Армению не люблю? — взорвался опять отец.
— Любишь. Тем более здесь, на расстоянии в двадцать тысяч километров. Раз в месяц ходишь в церковь, состоишь в церковном правлении. Мне смешно. С каких пор ты стал верующим? Почему в Эчмиадзин не ездил?.. Раз в неделю ешь шашлык в ресторане «Арарат»... Если ты так Армению любишь, что же ты ее оставил?
— Причины тебе известны.
— Да, дядюшка с тоски по тебе в щепку превратился! Как тебе было жить без него? Без матери, сестры, братьев, без Армении мог, а вот без дядюшки нет. Что же ты не остался жить у своего любимого дядюшки?
— Сам знаешь, почему не остался.
— Знаю, конечно. В Бейруте началась война. Ну и что? Остался бы. Ведь двести тысяч армян остаются там. И потом, остался же там дядя, без которого ты не мог жить?.. Ты хоть поинтересовался его судьбой? Может, он убит, как многие другие? Хоть бы уж телеграмму соболезнования дал. .
Отец был в полной растерянности.
Прислонился к стене, и показалось, что стена чуть-чуть отъехала под его весом и вот-вот рухнет.
— Знай, папа, если я не поеду, тебе это обойдется дороже... А я... я просто соскучился по бабушке...
Вардан открыл дверь и медленно, в задумчивости стал спускаться по деревянным ступенькам. Вышел на Айстрит. Большая часть армян сосредоточилась именно на этой улице. Стороннего человека тут пытались убедить, что Ай-стрит означает «Армянская улица». Хвастались — видите, как нас в Сиднее уважают. А про себя усмехались, может, и слезы лили, потому что, конечно же, знали, что Ай-стрит означает всего-навсего «Верхняя улица».
И Вардан Ваганян долго бродил один по тротуарам этой самой «армянской» улицы Сиднея. Он встречал таких же, как сам, одиноких прохожих — среди них наверняка было несколько армян.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Самолет из Москвы задерживался, и Арам Ваганян еще раз заказал кофе. Ночью он почти не спал, и теперь монотонный гул аэродрома навевал на него сладостную дрему.
И в магнитном поле его памяти ожил тот душный июньский вечер. Подобно маленькому мальчику, Арам Ваганян разложил цветные кубики, бочок к бочку, подогнал их по цвету, не понравилось, поменял местами, и в конце концов получилась та пирамида, которую он видел на картинке. Оказалось, он не упустил никакой мелочи...
Да, это было в старинном зале ресторана «Националь», где, казалось, застыл навсегда девятнадцатый век: старинные столы, стулья, ангелы на стенах, князья и красавицы в златотканых одеяниях, хрустальные люстры, свисающие с потолка, и официанты — большей частью молодые люди,— которые появлялись и исчезали куда-то в невидимые двери прошлого столетия. Не успел сесть, внимание его тут же было приковано к соседнему столу — там сидели трое: пожилой человек, юноша — оба черноволосые, смуглые, по виду кавказцы — армяне или грузины,— и голубоглазая русоволосая девушка. Пожилой человек перехватил его взгляд,— видимо, он смотрел на них пристальнее, чем продиктовано правилами приличий (к тому же прошлого века!). Арам заказал себе еду, бутылку грузинского вина и взялся за сигарету. Все-таки, скорее всего, это армяне, даже, возможно, зарубежные. Попытался прислушаться к их речи, но ничего не разобрал — слова заглушала музыка. И усмехнулся про себя: предположим, армяне — ну и что с того? Обязательно подходить, знакомиться, спрашивать, откуда родом?.. Варужан непременно принялся бы подтрунивать над этой армянской слабостью...
Арам уже соскучился по Еревану, по бабушке, по отцу и даже по Нуник. Тему диссертации одобрили — осталось возвратиться в Ереван и начать каторжную жизнь. Кому нужна эта диссертация?.. Если бы не настояния отца, вряд ли бы он полез в это ярмо — одним больше, од-
ним меньше кандидатом наук, в мире от этого ничего не изменится. Но лучше ли вычерчивать очередной детский сад?
Налил в бокал вина, чокнулся с бутылкой, поздравил себя с успехом и выпил. Девушка и парень, сидевшие за соседним столом, пошли танцевать. Он отыскал их глазами в пестром кругу танцующих. Сам так толком к танцам и не приобщился. Пожилой человек пристально смотрел на него. Неужели знакомый? Напряг память. Потом ему вдруг захотелось шампанского, подозвал официанта, заказал. Ему нравился момент, когда из горла бутылки вылетает пробка и вино словно бы освобождается из многолетнего заточения. А наше горло не закупорено ли так же?.. И засмеялся над своей наивной параллелью. Впрочем, параллели — сфера архитектора... Парень и девушка легкой походкой, с улыбкой на лицах подходили к своему столу. А официант крутил пробку шампанского — она плохо поддавалась, была для вина надежной стражницей. Но вот в бутылку проник воздух, и вино внутри зашипело, заволновалось, предчувствуя близость освобождения. Хотя на смену воле грядет новая тюрьма — лабиринт желудка Арама Ваганя-на. Несчастное вино, ему суждено отведать всего лишь минутную свободу по пути из бутылки в бокал. Но и этого ему, по-видимому, достаточно: в бокале оно быстро успокаивается, затихает. Такова — и не больше — его мечта о свободе... Шампанское было холодным, пузырьки блаженно щекотали горло, и тут Арам заметил, что пожилой человек и девушка интересуются им. Во всяком случае, смотрят на него, особенно мужчина. И вдруг девушка обращается к нему на чистейшем русском:
— Извините, пожалуйста, господин интересуется, вы не грузин?
— Потому что пью грузинское вино? —засмеялся Арам.
— Или, может быть, азербайджанец?
Он не ответил, ему этот допрос показался даже неприличным. А девушка в недоумении ждала ответа.
— Уж не знаю почему, барышня, но меня совершенно не интересует национальность господина. И потом, в ресторане у всех у нас одна национальность: мы — посетители.
Девушка, видимо, перевела его слова. И мужчина улыбнулся, оценив его остроумие. И эта улыбка сразу смягчила Арама — о человеческое честолюбие!
— Я армянин,— сказал Арам. — Передайте господину, что на свете есть и такая национальность.
— Я так и думала,— улыбнулась девушка.— Армяне в Москве либо свой коньяк пьют, либо грузинское вино. Минуточку, я переведу.
Выслушав девушку, пожилой мужчина вдруг опустил вилку и опять пристально посмотрел на Арама. И рука Арама, потянувшаяся было к шампанскому, застыла в воздухе. Теперь мужчина что-то говорил девушке, Арам же, забыв про шампанское, потянулся к сигарете.
Взгляд девушки упал на пачку сигарет.
— «Ахтамар»? Я чуть позже попрошу у вас закурить, если разрешите.
— Почему чуть позже? Пожалуйста,— Арам встал, подошел к их столику и, достав из кармана вторую, нераскрытую пачку, протянул ее девушке.
— Да что вы! Зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149