Кирен отвечал, что это
племянник князя Маанари, по имени Большой Барсук.
- Мы побратались и поменялись оружием, - ровным голосом, как о самой
обычной вещи, сказал Кирен, вытаскивая кинжал из-за пояса.
Запястье у Кирена было тонкое, девичье, кончики пальцев были выкрашен
хной. Нан знал - в детстве Кирен выпал из люльки, сломанная ножка не
хотела срастаться и сохла. В лицее мальчик часами скакал на ножке. Играл в
мяч, перепробовал все амулеты...
Нан повертел в руках кинжал и заметил, что в империи качество стали
не в пример выше. Кирен вспыхнул и возразил, что в империи кинжалы делают
в цехах и бумагах, а этот, с бронзовой собачьей мордой у рукояти, шаманы
купали в пяти золотых росах, и когда его вонзают во врага, собачья морда
радуется и лает. Господин Нан сухо заметил, что в империи тоже достаточно
колдунов, которые искупают кинжал в каких угодно росах, и что вон,
говорят, у Кархтара кинжалы умеют убивать сами собой.
- Шаманы горцев сильнее, - возразил Кирен. - Большой Барсук на год
старше меня, а уже убил семнадцать человек. Правда, в бою он убил только
пятерых, а остальных зарезали так, но все равно: ему служат семнадцать
душ, а в битве он может оборотиться волком.
Настоящее колдовство только там, где живут в естественном состоянии.
Горцы сохранили тайны, которые мы утратили, когда... когда...
- Когда государь Меенун стал искоренять военных чиновников, -
докончил за умолкшего юношу инспектор.
Кирен кивнул. "Вот и еще один почитатель естественного состояния, -
подумал Нан, - который, однако, не нашел бы общего языка с длинными
хлебами..."
Красноватый песок сада скрипел под ногами, аромат цветов не исчезал
даже в полдень, и висящая над городом жара, не выдержав соперничества с
цветущими деревьями и проворными лианами, убежала в кварталы Нижнего
Города. Ручейки растворили и смыли ее остатки в гигантскую серебряную
каплю пруда.
Ах, пруд - око Бужвы в саду наместника! По уставам, трижды в год
совершаются у него возлияния. По уставам писцам наместника положены
бамбуковые шляпы с широкими полями. Говорят, наместник любит поманить
писца пальцем и поджечь бамбуковую шляпу. Писец скачет из беседки прямо в
пруд, а наместник хохочет...
Все вокруг напоминало, что сады лежат вне пространства, как праздники
- вне времени. За их стенами пространство изобилия свернулось клубком у
ног власти, как будто важный сановник - как раз герой волшебной сказки,
который принес себе из-за гор чудесный персик, в плоде которого - баран; в
баране - корова; в корове - чин; в чине - достаток; в достатке - счастье.
Здесь павлины ходили с распущенными хвостами, похожими на искусной работы
ушанские веера; здесь ластились к чиновнику барасинги с кисточками на
ушках, давно истребленные алчными добытчиками. И плоды, как в Золотом
веке, спели в любое время - в теплицах.
Но худощавый юноша в запыленных сапожках на высоких каблуках был чужд
и игрушечной роскоши сада, и изощренному вольнодумству отца.
- А правда, - внезапно спросил он, - что вы лично схватили Азвета и
его разбойную шайку?
Нан улыбнулся.
- Истории с драками и убийствами вовсе не так занимательны, как это
кажется мальчикам в столичных школах. И боюсь, что шайку Азвета схватить
куда легче, чем князя Маанари с его варварами. Что вы скажете о его
лагере?
- Лагерь Маанари не уступает нашему, - сказал мальчик. - Каждый воин
Маанари вооружен коротким копьем, мечом и щитом, и несет с собой длинный
кол, и когда приходит на стоянку, втыкает кол в положенном раз и навсегда
месте. Где бы ни случилось расположиться, каждый воин знает, где воткнуть
кол и разбить палатку. Этот способ называется "способ четырех углов и
восьми стен", и его использовали государь Аттах и государь Вадунна, а
шесть лет назад - господин Андарз. Преимущество его в том, что каждый
солдат знает свое место, и лагерь вырастает в любой дождь и сумятицу.
Недостаток его в том, что он не применяется к особенностям данной
местности.
Мальчик остановился и стал чертить на дорожке.
- Чтобы получить тактическое преимущество над Маанари, - продолжал
мальчик, - я устроил лагерь сверху его и использовал способ Золотого
Государя. Если открыть шлюзы Черепаший и Бирен, мы затопим Маанари в
четыре с половиной часа. Я сам рассчитал напор воды: полководцу необходимо
знать гидравлику. А при северо-восточном ветре сильнее четырех узлов мы
можем применить способ огненной атаки. Для этого я приготовил десять
брандеров и сковал их цепями.
- Стало быть, - спросил Нан, - варвары - серьезная угроза?
- Варвары хороши в открытом бою и не умеют брать города. Нам нечего
опасаться, кроме предательства.
"А ведь если б не этот хромоножка, варвары разорили бы половину
Харайна!" - подумал Нан. Если б ему еще забыть половину прочитанного! И
как этот мальчишка уживается со своим отцом, благо сыновняя любовь
свойственна больше варварам и простолюдинам?
Юноша с лицом, тонким как луковая кожица, и с варварским кинжалом за
поясом стоял на садовой дорожке и глядел на столичного чиновника,
самолично арестовавшего грабителя Азвета - Великий Вей, чего только не
рассказывали об этом в лицее! Он ожидал, что инспектор похвалит его,
или...
Но Нан ничего не сказал мальчику, а если б сказал, многое бы могло
быть иначе.
Господин наместник выглядел еще изящней и благородней, чем на
кинопленке, и даже черные круги под глазами напоминали не столько о ночных
забавах, сколько о нездоровых с детства почках.
Полдень миновал, но одежда наместника была утренней и свободной. Он
был совсем один в резной, запеленутой шелком беседке, если не считать
мальчика с неопределенно-блудливым выражением лица, который сидел у его
изголовья и пощипывал лютню.
Наместник слегка поворачивал руку, любуясь перстнем с золотистым
гелиодором, - подарком столичною чиновника.
Кирен зачарованно уставился на перстень: а правда ли, такие камни -
самый лучший оберег, а откладывает их вместо яиц раз в триста лет черепаха
Шушу, далеко в северных горах?
Наместник засмеялся, снял с пальца перстень и сказал:
- Это работа ламасских мастеров пятой династии, потому что только они
умели делать вот такие завитки. А уж после, на Западе, завитки делали
двойные. Правда, перстень страшно испортили, кто-то вынул из-под камня
хорошую блесну и поставил плохую, и такую несправедливость могли учинить
только в начале нынешней династии, когда государев дворец горел два месяца
со всеми лучшими ювелирами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
племянник князя Маанари, по имени Большой Барсук.
- Мы побратались и поменялись оружием, - ровным голосом, как о самой
обычной вещи, сказал Кирен, вытаскивая кинжал из-за пояса.
Запястье у Кирена было тонкое, девичье, кончики пальцев были выкрашен
хной. Нан знал - в детстве Кирен выпал из люльки, сломанная ножка не
хотела срастаться и сохла. В лицее мальчик часами скакал на ножке. Играл в
мяч, перепробовал все амулеты...
Нан повертел в руках кинжал и заметил, что в империи качество стали
не в пример выше. Кирен вспыхнул и возразил, что в империи кинжалы делают
в цехах и бумагах, а этот, с бронзовой собачьей мордой у рукояти, шаманы
купали в пяти золотых росах, и когда его вонзают во врага, собачья морда
радуется и лает. Господин Нан сухо заметил, что в империи тоже достаточно
колдунов, которые искупают кинжал в каких угодно росах, и что вон,
говорят, у Кархтара кинжалы умеют убивать сами собой.
- Шаманы горцев сильнее, - возразил Кирен. - Большой Барсук на год
старше меня, а уже убил семнадцать человек. Правда, в бою он убил только
пятерых, а остальных зарезали так, но все равно: ему служат семнадцать
душ, а в битве он может оборотиться волком.
Настоящее колдовство только там, где живут в естественном состоянии.
Горцы сохранили тайны, которые мы утратили, когда... когда...
- Когда государь Меенун стал искоренять военных чиновников, -
докончил за умолкшего юношу инспектор.
Кирен кивнул. "Вот и еще один почитатель естественного состояния, -
подумал Нан, - который, однако, не нашел бы общего языка с длинными
хлебами..."
Красноватый песок сада скрипел под ногами, аромат цветов не исчезал
даже в полдень, и висящая над городом жара, не выдержав соперничества с
цветущими деревьями и проворными лианами, убежала в кварталы Нижнего
Города. Ручейки растворили и смыли ее остатки в гигантскую серебряную
каплю пруда.
Ах, пруд - око Бужвы в саду наместника! По уставам, трижды в год
совершаются у него возлияния. По уставам писцам наместника положены
бамбуковые шляпы с широкими полями. Говорят, наместник любит поманить
писца пальцем и поджечь бамбуковую шляпу. Писец скачет из беседки прямо в
пруд, а наместник хохочет...
Все вокруг напоминало, что сады лежат вне пространства, как праздники
- вне времени. За их стенами пространство изобилия свернулось клубком у
ног власти, как будто важный сановник - как раз герой волшебной сказки,
который принес себе из-за гор чудесный персик, в плоде которого - баран; в
баране - корова; в корове - чин; в чине - достаток; в достатке - счастье.
Здесь павлины ходили с распущенными хвостами, похожими на искусной работы
ушанские веера; здесь ластились к чиновнику барасинги с кисточками на
ушках, давно истребленные алчными добытчиками. И плоды, как в Золотом
веке, спели в любое время - в теплицах.
Но худощавый юноша в запыленных сапожках на высоких каблуках был чужд
и игрушечной роскоши сада, и изощренному вольнодумству отца.
- А правда, - внезапно спросил он, - что вы лично схватили Азвета и
его разбойную шайку?
Нан улыбнулся.
- Истории с драками и убийствами вовсе не так занимательны, как это
кажется мальчикам в столичных школах. И боюсь, что шайку Азвета схватить
куда легче, чем князя Маанари с его варварами. Что вы скажете о его
лагере?
- Лагерь Маанари не уступает нашему, - сказал мальчик. - Каждый воин
Маанари вооружен коротким копьем, мечом и щитом, и несет с собой длинный
кол, и когда приходит на стоянку, втыкает кол в положенном раз и навсегда
месте. Где бы ни случилось расположиться, каждый воин знает, где воткнуть
кол и разбить палатку. Этот способ называется "способ четырех углов и
восьми стен", и его использовали государь Аттах и государь Вадунна, а
шесть лет назад - господин Андарз. Преимущество его в том, что каждый
солдат знает свое место, и лагерь вырастает в любой дождь и сумятицу.
Недостаток его в том, что он не применяется к особенностям данной
местности.
Мальчик остановился и стал чертить на дорожке.
- Чтобы получить тактическое преимущество над Маанари, - продолжал
мальчик, - я устроил лагерь сверху его и использовал способ Золотого
Государя. Если открыть шлюзы Черепаший и Бирен, мы затопим Маанари в
четыре с половиной часа. Я сам рассчитал напор воды: полководцу необходимо
знать гидравлику. А при северо-восточном ветре сильнее четырех узлов мы
можем применить способ огненной атаки. Для этого я приготовил десять
брандеров и сковал их цепями.
- Стало быть, - спросил Нан, - варвары - серьезная угроза?
- Варвары хороши в открытом бою и не умеют брать города. Нам нечего
опасаться, кроме предательства.
"А ведь если б не этот хромоножка, варвары разорили бы половину
Харайна!" - подумал Нан. Если б ему еще забыть половину прочитанного! И
как этот мальчишка уживается со своим отцом, благо сыновняя любовь
свойственна больше варварам и простолюдинам?
Юноша с лицом, тонким как луковая кожица, и с варварским кинжалом за
поясом стоял на садовой дорожке и глядел на столичного чиновника,
самолично арестовавшего грабителя Азвета - Великий Вей, чего только не
рассказывали об этом в лицее! Он ожидал, что инспектор похвалит его,
или...
Но Нан ничего не сказал мальчику, а если б сказал, многое бы могло
быть иначе.
Господин наместник выглядел еще изящней и благородней, чем на
кинопленке, и даже черные круги под глазами напоминали не столько о ночных
забавах, сколько о нездоровых с детства почках.
Полдень миновал, но одежда наместника была утренней и свободной. Он
был совсем один в резной, запеленутой шелком беседке, если не считать
мальчика с неопределенно-блудливым выражением лица, который сидел у его
изголовья и пощипывал лютню.
Наместник слегка поворачивал руку, любуясь перстнем с золотистым
гелиодором, - подарком столичною чиновника.
Кирен зачарованно уставился на перстень: а правда ли, такие камни -
самый лучший оберег, а откладывает их вместо яиц раз в триста лет черепаха
Шушу, далеко в северных горах?
Наместник засмеялся, снял с пальца перстень и сказал:
- Это работа ламасских мастеров пятой династии, потому что только они
умели делать вот такие завитки. А уж после, на Западе, завитки делали
двойные. Правда, перстень страшно испортили, кто-то вынул из-под камня
хорошую блесну и поставил плохую, и такую несправедливость могли учинить
только в начале нынешней династии, когда государев дворец горел два месяца
со всеми лучшими ювелирами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71