- Конечно!
- Какие именно?
- Э-э... не знаю.
- А другое - знаешь?
Снет забегал глазами.
- Вот сейчас, - сказал Нан, - мне был изложен некий проект. В основе
этого проекта была - скажем так - священность и неприкосновенность частной
собственности. И вот вопрос: многое ли после горцев останется
неприкосновенной собственности - частной ли, государственной ли? Ведь
звать горцев, чтоб осуществить такое дело - это все равно, что выдумать
новую маслобойку, а вместо клещевины засыпать в нее железную руду. И уж
если Айцару помогают горцы, то ему никак не нужен сын Ира, а если ему
поможет сын Ира, то горцы ему только помеха. Что ж ты врешь, собака?
Снет повесил голову и заерзал на скамье.
- Ах, господин инспектор, - сказал он. - Айцар стоит шесть миллионов,
столько, сколько все подати Харайна за три года. Даже если часть отдать в
казну, все равно многое останется тем, кто его арестует. И я так понимаю,
что вам хотелось бы его арестовать и хотелось бы доложить, что судью убили
от Айцара. Так отчего же вы мной недовольны и что же вы хотите?
- Я хочу, - загремел Нан, и по лицу его пошли красные пятна, -
изобличить твое вранье! Как человек, погубленный Айцаром, мог войти в его
доверие? Как тебе могло стать известно о заговоре? Либо ты был одним из
главных изменников, либо ты все сочинил. Такие, как Айцар, существуют лишь
потому, что не покушаются на власть - а ты рассказываешь басни о мятеже! И
чтоб подкрепить их, припутываешь то желтых монахов, то кочевников, что
вообще исключает друг друга! Да ты, дрянь, понимаешь ли, что если б желтый
монах участвовал в заговоре против императора - то это было б большим
потрясением основ, чем сам заговор?
Что ты тычешь мне в нос запиской, которая ни в одном архиве значиться
не может и не будет! Увести его! - махнул рукой Нан, - и пусть хорошенько
подумает, о чем ему говорить завтра.
Снета вывели, а инспектор откинулся в кресле и закрыл руками лицо.
- Ну, - наконец спросил он своего секретаря, - что вы об этом
думаете?
- Снет видел меня с господином Нишеном и решил, что мы действуем по
приказу аравана. Я думаю, что он наврал половину, только не знаю, какую:
про монастырь или про горцев.
- Про горцев, - ответил инспектор, вынимая из рукава бумагу. -
Сегодня утром Айцар передал мне список военачальников, ждущих лишь приказа
Вашхога, чтобы присоединиться к горцам.
Шаваш кивнул. После распоряжения накормить солдат Айцара снотворным
он как раз и ждал вещей в таком роде.
- Легко и приятно, - сказал Нан, - иметь общие интересы с господином
Айцаром. Потому что если бы Айцар не затеял переворота, то, узнав об
измене племянника, он сделал бы из нее великое предприятие. А теперь
победа горцев для него страшнее, чем арест. Отправляйтесь к Айцару да
поторопите обещанный им отряд Канасии. О Снете Айцару, естественно, не
рассказывать.
- А чем объяснить Айцару, что вы не пожаловали сами?
- Скажите, что меня потребовал вечером в монастырь настоятель.
Шаваш искоса взглянул на Нана. Отчего это Нан уверен, что настоятель
или отец Лиид захочет его слушать? И даже если вы слушает, что тогда?
Иметь законы, карающие желтого монаха за преступление, было так же
нелепо, как иметь законы, воспрещающие красть солнце и плавать по каналам
в телегах. Нан сказал Снету правду: если заговор действительно был, то
упоминание о нем причинило бы существующему порядку больше вреда, нежели
сам заговор. Шаваш вдруг с беспокойством подумал, что империя защищена от
желтых монахов не более, чем от землетрясений или эпидемий; а между тем
времена наступают столь смутные, что даже желтый монах прельстился
размышлять о мироустройстве: и да же не один, судя по смущению господина
Нишена.
Нан хотел спросить что-то еще, но потом молча поклонился недвижному,
вырезанному из белой, как бараний жир, яшмы, небесному судье Бужве, и
направился к выходу. У самого порога Нан все-таки обернулся.
- Слушайте, Шаваш, а вы как относитесь к изложенной программе?
Шаваш пожал плечами.
- Я сегодня начитался про то, как при справедливом мироустройстве на
душу населения должно быть в сто раз больше зерна. А теперь услышал, что
при справедливом мироустройстве на душу населения должно выплавляться в
сто раз больше меди. Признаться, - усмехнулся Шаваш, - первый идеал народу
как-то понятней.
Роджерс не удивился и волнения не выказал, увидев в покоях Келли
господина Нана. Он поклонился инспектору, сел на резной деревянный
табурет, аккуратно расправил складки платья и с вежливой
предупредительностью наклонил голову.
- Когда вы последний раз виделись с Айцаром, мистер Роджерс?
- Точно не помню. Приблизительно неделю назад.
- То есть до праздника?
- Получается так.
- И с тех пор никак с ним не встречались и вестями не обменивались?
- Разумеется, нет.
- О чем вы беседовали с Айцаром обычно?
- Мы уже, кажется, говорили о тайне исповеди.
- Я уважаю тайну исповеди, но тайны проповеди, надеюсь, не
существует? Я беседовал с господином Айцаром. Я оценил его деловую хватку.
Я также оценил его общие идеи относительно, например, научно-технического
прогресса, которые для Веи весьма нетипичны. Мне почему-то показалось, что
их ему внушили вы.
- Вы можете осведомиться о моих взглядах у любого сотрудника. Я их не
скрываю.
- Если не скрываете, так тем более нет препон услышать их изложение
именно от вас.
Роджерс заложил ногу на ногу, поудобнее устраиваясь на табурете.
- А то, - сказал он, - вы нуждаетесь в моих разъяснениях. Кому нужны
справедливые цены? Кому выгодно государственное землевладение? Кто полощет
народу мозги баснями этими дикими о социальной справедливости, историю
превратил в руководство по почитанию больших и малых Иршахчанов? Говорят,
этот правдоискатель отдал городу все свое имущество! А зачем? Чтобы стать
полным властителем государства и конфисковывать имущество чужое. Тоже мне,
великий полководец! Да у него и выбора не было, кроме войны за ойкумену,
после того как в его царстве вместе с богатыми вывелось и богатство, а
остались одни антиправительственные заговоры, для вящего поддержания
единодушия.
Страна стоит на пороге промышленной революции, - продолжал Роджерс, -
и мешает ей один-единственный класс - бюрократия. Это вздор, что у
чиновника нет собственности. Она у него есть - но не в форме имущества, а
в форме привилегий. У предпринимателя собственность на предметы
производства. У чиновника - на процессы распределения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71