Люди Канасии, рассыпавшись по комнатам, вязали дворцовую утварь в
узлы из бесценных варнарайских шелков. Люди Нана сначала стеснялись, но
потом бросились наверстывать упущенное. Инспектор не препятствовал
разорению: то, что не ухватят сегодня охранники, завтра растащит народ.
Нан не собирался нарушать обычаев и охранять хрупкую красоту дворца от
народного гнева: да разбуженный Кархтаром Нижний Город и не потерпит
такого нарушения своих прав... Завтра, завтра дорвется народ до золотого
века в саду опального чиновника, оборвет золотую листву с капителей,
зажарит ручных барасинг в наивной надежде, что мясо их слаще телятины, а,
главное, приносит удачу, чин и богатство.
А наместник, без свиты и без охраны, сидел в женских покоях. Давешний
мальчик, примостившись на резной скамеечке у его ног, читал монотонные
стихи Айринны.
Наместник завороженно слушал, - не стихи, а тихий шорох начинающегося
погрома, и на звук раздвигаемой занавеси даже не повернул головы.
- Я вас ждал много раньше, господин инспектор.
Нан, не спрашиваясь, уселся в кресло напротив.
- Кто вам сказал об аресте Ишмика и посланных вами людей?
- Добрые люди видели вашу лодку на канале и доложили мне.
- Добрые люди на канале или добрые люди в моей управе?
- Зачем мне вам рассказывать о добрых людях, господин инспектор? Я
лучше расскажу вам об Ишмике: ведь он у меня не благотворительными делами
заведовал...
Наместник щелкнул пальцами. Мальчик зашевелился в углу комнаты,
подошел к низенькому, выточенному из яшмы винному столику и поднес Вашхогу
глубокую, горбоносую чашку с вином. Другую чашку мальчик с поклоном
предложил Нану. Нан помотал головой. "Вот кофе бы я сейчас выпил", -
неожиданно всплыл во рту утренний вкус.
Наместник пил маленькими глотками, слегка причмокивая, явно
наслаждаясь наступившей тишиной.
- Не правда ли, забавно, - наконец сказал он, опростав чашку. -
Первый раз решил позаботиться о благе народном, но, видно, этого
чиновникам не суждено.
- Что вы имеете в виду под народным благом? - осведомился Нан.
- Горцев я имею в виду, господин инспектор, горцев.
- Это вместе с которыми вы разграбили западные деревни, и послали
головы крестьян императору?
- Бросьте! Там любой областной начальник награбил больше, чем все
войска Маанари. И до смерти довел - тоже больше. Ведь чиновник -
ненасытен, а горцы никогда не грабили больше, чем могут съесть.
- Вы продались врагам империи.
- Именно продался, - засмеялся наместник, - потому что во всех
торговых сделках всегда был неудачлив, как крот! Продался! Император
платит своим чиновникам лучше, чем горцы. Император дает им воровать, а
горцы зарывают их живьем в землю. Всех. Рано или поздно.
- Не вижу тогда логики в ваших поступках.
- Логика вам пригодится, когда будете ловить мелких воришек, а не
наместника.
- Вас обидел император? Отказал в чине?
- Отказал в просьбе. Три года назад шесть тысяч человек ушло в
столицу - строить новый дворец. Они ушли, и мы не смогли вовремя починить
каналы. Два года назад император потребовал десять тысяч человек -
помните, ему захотелось наказать реку, в которой он едва не утонул на
охоте? Велел, чтоб отныне в ней не могла утонуть даже курица - и за лето
десять тысяч человек разобрали реку на бесполезные каналы и превратили
земли под столицей в болото. Невиданный и оригинальный проект. Когда
каналы строят, чтоб заболачивать землю, а не поливать, - это ли не символ
царствования? А в Харайне каналы вновь не были очищены от ила, и урожай
был ниже. А в этом году на стройку императорском дворца и прочистку
столичных озер ушло еще десять тысяч человек, и везде, где проходили суда
с мрамором для государева дворца, были разрушены дамбы, и император в
третий раз отказал мне в просьбе о сокращении их числа, а господин Мнадес
с нарочным объяснил мне, насколько мои просьбы не угодили императору. Эти
десять тысяч вернулись на две недели позже, чем начался сев. Вы понимаете,
что такое - вернуться на две недели позже, чем начался сев? Вы понимаете,
что такое - заиленные каналы?
Какой горец может ограбить Харайн больше государя? Сколько бы ни
отнял Маанари зерна - ему и в голову никогда не придет отнять у земли ее
силу. На площадях провозглашают, что воля императора заставляет расти рис,
но любой чиновник знает, что воля императора способна лишь сгубить урожай.
В этом году урожай будет лишь на храмовых и государственных землях,
которые я велел прочищать любой ценой. Я надеялся, что паводок будет
обилен, но вышло наоборот. Это значит, что крестьяне мало соберут со своих
полей, и в столицу полетят доносы. Я буду отозван, и вероятно, судим.
Господин Мнадес выговаривает мне за жалобы, дядя норовит стушеваться, а
араван Нарай, уж верно, показал вам доносы о разорении храмовых убежищ.
Крестьянам выдадут хлеб из государственных запасов, и они будут
благодарить императора, который снабдил их хлебом, отнятым в соседней
провинции как раз для таком случая. А моя голова будет торчать из земли у
аллеи Приятных Прогулок, пока не порастет травкой, для торжества
правосудия.
Нан смотрел на наместника рассеянным взглядом. Изо всего сказанном
его заинтересовала лишь одна фраза. Она объясняла многое из того, что
произошло в Иров день. Остальное было словоблудием плохого чиновника и
хорошего софиста.
- Чего ждет князь Маанари?
Наместник потер руки. Голос его стал внезапно визгливым.
- Ждал! Ждал, инспектор, а не ждет! Но арест Ишмика за ставил меня
поспешить и сейчас, в эту самую секунду, в лагере убивают военачальников,
в которых я сомневаюсь. И известие об этом уже дошло до Маанари. Так что
ваша жизнь очень скоро будет зависеть от того, как вы обойдетесь со мной.
Нан выбрался из уютного кресла и подошел к Вашхогу. Из кошеля на
поясе он достал два сложенных листа. Наместник, скосив глаза, следил за
ним с брезгливым торжеством.
- Мне одно непонятно, - спросил Нан, облокотившись о кресло
наместника, - почему вы не отправились к горцам сами, а послали к ним
сына?
Наместник вздрогнул.
- Боюсь, - продолжал Нан, - что тысячники Нинев, Вешаник, Лич и
Минчев были арестованы ранее, нежели до них дошли ваши приказания. Вот их
список, - узнаете руку вашего дяди? - и список этот был мне передан еще
днем. Что же до вашего сына, то я побоялся отпускать его одного, темной
ночью, в варварский стан, и даже не через мост, а через полузаброшенную
арсамикову переправу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71