Ведь рукавный самострел бьет на десять шагов, а толпа стояла в
сорока. Кроме того...
Инспектор неторопливо положил рядом с самострелом отнятый утром у
разбойника клевец, и Бахадн мгновенно понял, в чем дело. Они разительно
отличались между собой, - грубое оружие сектанта с деревянной рукояткой, и
отделанный резной с позолотой костью самострел, обличавший в своем
владельце по меньшей мере высокопоставленного чиновника. Но, боги, сколько
нынче оружия в Харайне! Правильно, правильно сказал государь Веспшанка:
когда в частных руках слишком много оружия, оружие начинает драться само!
- Кроме того, бунтовщики никак не могли бросить самострел в Змеиный
Колодец, который находится за внутренней стеной монастыря. Это мог сделать
лишь один из гостей в ночь после убийства. И, представьте себе, монахи
заметили кое-кого из гостей, кому вздумалось побродить...
- Кого же? - Бахадн от волнения привстал на цыпочки.
Господин Нан развел руками.
- Зачем так рано говорить об этих вещах? Я могу попасть в неловкое
положение, бросив тень на всеми уважаемого человека, и хотел бы сначала
изучить все обстоятельства дела.
Господин Бахадн стал откланиваться, и столичный чиновник его не
задерживал. Когда Бахадн ушел, Нан вопросительно взглянул на своего
секретаря.
- За ним последят. Мне показалось, он вспомнил, у кого из высших
чиновников был такой самострел.
- Он побежал справиться о том, что ему надлежит вспомнить, у
наместника Вашхога, - усмехнулся Нан.
- Вряд ли, - отозвался секретарь, - это ему удастся, потому что
наместник либо еще не проснулся, либо уже напился.
Нан тем временем собрал с пола брошенные им жалобы и стал их
внимательно изучать. Взяв пятую или шестую жалобу, инспектор присвистнул.
- Так я и знал, - уж больно пустые у него были глаза, - прошипел
инспектор.
Шаваш неслышно подошел и склонился над плечом начальника. Жалоба была
написана испорченным почерком человека, много пишущего, но отвыкшего от
уставной каллиграфии официальных документов.
"Господин инспектор!
Слава о ваших способностях и справедливости дошла и до наших дальних
мест, а потому сообщаем следующее:
Наместник Харайна и дядя его, господин Айцар, грабят народ. Нынче в
Харайне чиновник живет взяткой, богач - барышом; власти едят чужое, носят
краденое, и как ног у змеи, нету у них правды; грош дают государству, а
пятак тянут себе, и в Харайне кто богаче, тот и правее.
Император не знает об этих бесчинствах, иначе бы положил им конец.
Наместник Вашхог разорил храмовые убежища в деревнях Западного Края,
чтобы его дяде было кого нанять в рудники. В рудниках господина Айцара с
людей спускают семь кож, во владениях наместника с крестьян сдирают семь
шкур. Городской судья получил об этом жалобы, и, вместо того, чтобы дать
им ход, потребовал с обвиняемого два миллиона - вот за эти-то два миллиона
его и убили.
Провокатор наместника из наших рядов стрелял в судью Шевашена, - мы
сами с ним разберемся и сами наведем справедливость.
Есть за наместником и другие преступления, но о них мы скажем только
тогда, когда вы арестуете наместника и объявите прощение Кархтару. Если вы
так бескорыстны, как о вас говорят наши сплетники и ваши шпионы, то вы это
непременно сделаете.
Если же вы не восстановите справедливости, народ восстановит ее сам.
Помните - плевать вниз легко, но падать - еще легче"
- Великий Вей, - сказал Шаваш, - арестуйте наместника провинции
Харайн, и мы объясним вам, в чем он виноват! Я думал, что такие идиоты
встречаются только среди наследственных казначеев!
- Да, наглости им не занимать, - сказал инспектор, складывая бумагу.
- А ну-ка, Шаваш, отгадайте: ясно, почему властям прибыльно считать, будто
судью убили бунтовщики. А вот почему это выгодно считать бунтовщикам?
Секретарь нахмурился. А инспектор устроился в казенном кресле с
выцветшей спинкой желтого атласа, и разогнул книгу, за которой,
спохватившись, явился в харчевню парень-бунтовщик.
- А ведь это один и тот же почерк, - промолвил инспектор, попеременно
разглядывая жалобу и комментарии на полях пресловутой книги аравана Нарая.
- И даже бумага едва ли не одна и та же, - прибавил инспектор с
понятным отвращением книжника. Показал книгу Шавашу и прибавил:
- Вот, полюбуйся! Какой-то парень залез в дом мятежника за этой
книгой, и чуть не удушил меня впридачу, но книгу все-таки обронил, Что ты
думаешь об этом происшествии?
- Ничего я не думаю, - возразил Шаваш. - Мятежник мог быть
поддельный, и книга - тоже. Наверняка араван Нарай скажет, что ничего не
дарил.
- Мятежник был настоящий, - сказал Нан. Помолчал и объяснил:
- Видишь ли, когда я вошел, на нем был платок с синим и красным
концами. И парень ужасно удивился, что я его вижу, потому что он считал,
что благодаря этому платку он невидим и неуязвим. И согласись, что
поддельную книгу наместник заказать может, а человека, который считает
себя невидимым - вряд ли.
Господин Бахадн был прав, полагая, что инспектор послан в Харайн не
просто отыскать убийцу городского судьи. Но император строго-настрого
запретил инспектору и его секретарю разглашать подлинную цель
экстраординарного расследования. Да дело было не только в императоре...
Почтовые голуби одновременно доставили известия о случившемся. От
наместника Вашхога - господину Ишнайе, первому министру двора, и, по
счастливому совпадению, дяде любимой наложницы императора; от аравана
Нарая - дворцовому управителю Мнадесу. Каждое из сообщений объективно
обличало в противнике прямого виновника бунта. От назначенного следователя
зависело, какая из объективных точек зрения станет еще и официальной.
Явившись во дворец с самого утра, господин Ишнайя известил государя о
случившемся и ходатайствовал о назначении инспектором старшего советника
при ведомстве церемоний и обрядов, господина Азруца.
Император слушал министра рассеянно, поглаживая белыми, нервными
пальцами нефритовый рельеф малой приемной комнаты. Рельеф вспухал к
потолку бесчисленными изображениями императора Вея, принимающего дары
богов: водяные колеса и зрелые снопы, веревки и молоток строителя, мотыгу
земледельца и топор плотника.
Придворный художник, вместо того, чтобы верно передать всепроникающую
заботу о народе, просто вывел государя единственным собственником
мироздания. И рельеф, и зала, и весь дворец, пропитанные гнилым духом
последнего царствования, претили молодому императору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
сорока. Кроме того...
Инспектор неторопливо положил рядом с самострелом отнятый утром у
разбойника клевец, и Бахадн мгновенно понял, в чем дело. Они разительно
отличались между собой, - грубое оружие сектанта с деревянной рукояткой, и
отделанный резной с позолотой костью самострел, обличавший в своем
владельце по меньшей мере высокопоставленного чиновника. Но, боги, сколько
нынче оружия в Харайне! Правильно, правильно сказал государь Веспшанка:
когда в частных руках слишком много оружия, оружие начинает драться само!
- Кроме того, бунтовщики никак не могли бросить самострел в Змеиный
Колодец, который находится за внутренней стеной монастыря. Это мог сделать
лишь один из гостей в ночь после убийства. И, представьте себе, монахи
заметили кое-кого из гостей, кому вздумалось побродить...
- Кого же? - Бахадн от волнения привстал на цыпочки.
Господин Нан развел руками.
- Зачем так рано говорить об этих вещах? Я могу попасть в неловкое
положение, бросив тень на всеми уважаемого человека, и хотел бы сначала
изучить все обстоятельства дела.
Господин Бахадн стал откланиваться, и столичный чиновник его не
задерживал. Когда Бахадн ушел, Нан вопросительно взглянул на своего
секретаря.
- За ним последят. Мне показалось, он вспомнил, у кого из высших
чиновников был такой самострел.
- Он побежал справиться о том, что ему надлежит вспомнить, у
наместника Вашхога, - усмехнулся Нан.
- Вряд ли, - отозвался секретарь, - это ему удастся, потому что
наместник либо еще не проснулся, либо уже напился.
Нан тем временем собрал с пола брошенные им жалобы и стал их
внимательно изучать. Взяв пятую или шестую жалобу, инспектор присвистнул.
- Так я и знал, - уж больно пустые у него были глаза, - прошипел
инспектор.
Шаваш неслышно подошел и склонился над плечом начальника. Жалоба была
написана испорченным почерком человека, много пишущего, но отвыкшего от
уставной каллиграфии официальных документов.
"Господин инспектор!
Слава о ваших способностях и справедливости дошла и до наших дальних
мест, а потому сообщаем следующее:
Наместник Харайна и дядя его, господин Айцар, грабят народ. Нынче в
Харайне чиновник живет взяткой, богач - барышом; власти едят чужое, носят
краденое, и как ног у змеи, нету у них правды; грош дают государству, а
пятак тянут себе, и в Харайне кто богаче, тот и правее.
Император не знает об этих бесчинствах, иначе бы положил им конец.
Наместник Вашхог разорил храмовые убежища в деревнях Западного Края,
чтобы его дяде было кого нанять в рудники. В рудниках господина Айцара с
людей спускают семь кож, во владениях наместника с крестьян сдирают семь
шкур. Городской судья получил об этом жалобы, и, вместо того, чтобы дать
им ход, потребовал с обвиняемого два миллиона - вот за эти-то два миллиона
его и убили.
Провокатор наместника из наших рядов стрелял в судью Шевашена, - мы
сами с ним разберемся и сами наведем справедливость.
Есть за наместником и другие преступления, но о них мы скажем только
тогда, когда вы арестуете наместника и объявите прощение Кархтару. Если вы
так бескорыстны, как о вас говорят наши сплетники и ваши шпионы, то вы это
непременно сделаете.
Если же вы не восстановите справедливости, народ восстановит ее сам.
Помните - плевать вниз легко, но падать - еще легче"
- Великий Вей, - сказал Шаваш, - арестуйте наместника провинции
Харайн, и мы объясним вам, в чем он виноват! Я думал, что такие идиоты
встречаются только среди наследственных казначеев!
- Да, наглости им не занимать, - сказал инспектор, складывая бумагу.
- А ну-ка, Шаваш, отгадайте: ясно, почему властям прибыльно считать, будто
судью убили бунтовщики. А вот почему это выгодно считать бунтовщикам?
Секретарь нахмурился. А инспектор устроился в казенном кресле с
выцветшей спинкой желтого атласа, и разогнул книгу, за которой,
спохватившись, явился в харчевню парень-бунтовщик.
- А ведь это один и тот же почерк, - промолвил инспектор, попеременно
разглядывая жалобу и комментарии на полях пресловутой книги аравана Нарая.
- И даже бумага едва ли не одна и та же, - прибавил инспектор с
понятным отвращением книжника. Показал книгу Шавашу и прибавил:
- Вот, полюбуйся! Какой-то парень залез в дом мятежника за этой
книгой, и чуть не удушил меня впридачу, но книгу все-таки обронил, Что ты
думаешь об этом происшествии?
- Ничего я не думаю, - возразил Шаваш. - Мятежник мог быть
поддельный, и книга - тоже. Наверняка араван Нарай скажет, что ничего не
дарил.
- Мятежник был настоящий, - сказал Нан. Помолчал и объяснил:
- Видишь ли, когда я вошел, на нем был платок с синим и красным
концами. И парень ужасно удивился, что я его вижу, потому что он считал,
что благодаря этому платку он невидим и неуязвим. И согласись, что
поддельную книгу наместник заказать может, а человека, который считает
себя невидимым - вряд ли.
Господин Бахадн был прав, полагая, что инспектор послан в Харайн не
просто отыскать убийцу городского судьи. Но император строго-настрого
запретил инспектору и его секретарю разглашать подлинную цель
экстраординарного расследования. Да дело было не только в императоре...
Почтовые голуби одновременно доставили известия о случившемся. От
наместника Вашхога - господину Ишнайе, первому министру двора, и, по
счастливому совпадению, дяде любимой наложницы императора; от аравана
Нарая - дворцовому управителю Мнадесу. Каждое из сообщений объективно
обличало в противнике прямого виновника бунта. От назначенного следователя
зависело, какая из объективных точек зрения станет еще и официальной.
Явившись во дворец с самого утра, господин Ишнайя известил государя о
случившемся и ходатайствовал о назначении инспектором старшего советника
при ведомстве церемоний и обрядов, господина Азруца.
Император слушал министра рассеянно, поглаживая белыми, нервными
пальцами нефритовый рельеф малой приемной комнаты. Рельеф вспухал к
потолку бесчисленными изображениями императора Вея, принимающего дары
богов: водяные колеса и зрелые снопы, веревки и молоток строителя, мотыгу
земледельца и топор плотника.
Придворный художник, вместо того, чтобы верно передать всепроникающую
заботу о народе, просто вывел государя единственным собственником
мироздания. И рельеф, и зала, и весь дворец, пропитанные гнилым духом
последнего царствования, претили молодому императору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71