Ему будет приятно, если я угасну прямо у него на глазах. Ведь он безразличен к смерти – мне кажется, его не тронула даже смерть Тома. «Слава Богу, что он убрался с пути – меньше будет неприятностей» – вот что он, скорее всего, подумал. Он уже получил от Тома все, что хотел, да и от меня тоже, так какое ему теперь до меня дело? Все равно я уже не рожу ему больше внуков с именем Лангли, так зачем я ему? Теперь от меня пользы даже меньше, чем от Элизабет. Та хоть содержит дом.
Говоря все это, она перебирала флаконы с духами на туалетном столике. Открыв один из них, она вдруг начала обильно поливать духами запястья и шею.
– Раз уж я не могу носить свои драгоценности, так буду хоть изводить его запахом. Теперь от меня будет пахнуть, как от проститутки в публичном доме, когда она только вышла к обеду. Пусть попрыгает теперь!
Я прошла в комнату и прикрыла дверь поплотнее.
– У нас же есть возможность уехать, Роза, – сказала я, – мы можем взять детей и отправиться в бухту Надежды. Для них будет лучше побыть сейчас где-нибудь подальше от дома. Да и для всех нас. Сегодня отплывает «Эмма», значит, завтра уже можно поехать.
– Бухта Надежды? – переспросила она и сразу же замотала головой. – Я там никогда не была. И не хочу туда. Тому там никогда не нравилось. Он рассказывал мне – что там? Скукотища, никого нет, только море шумит, да еще эти тюлени тявкают на камнях. Вокруг ни одной живой души на протяжении многих миль. Нет уж… что-то мне не очень туда хочется.
– Но это по крайней мере возможность хоть куда-нибудь уехать, – настаивала я, – он был бы не против… и потом, может быть, это вообще единственный путь к отступлению. Не можем же мы поехать в Лангли-Даунз…
Она хрипло рассмеялась.
– Да, наверное, уж точно не в Лангли-Даунз! Ведь это так близко от Росскоммона! И Робби Далкейт вполне может проследовать туда по моим следам из Мельбурна. Да уж, этот вариант совсем не подходит. Опять скандал, да еще сразу же после смерти Тома! Ах, Эмми! Том, кажется, знал, что делал. Лучше уж умереть, чем быть похороненным заживо.
– Том – знал?.. Что ты говоришь?!
Она ответила не сразу. Отперев шкатулку с драгоценностями, она откинула крышку и некоторое время с увлеченным видом разглядывала ее содержимое. Они сверкали даже в сумраке комнаты – бриллианты, сапфиры, жемчуга. Она по очереди перебирала их в руках, вспоминая, что каждое украшение Джон Лангли дарил ей в честь рождения очередного ребенка, как символы достатка и благополучия, которые бы выделяли ее в мельбурнском обществе. Держа в руке бриллиантовое ожерелье, она отвернулась от зеркала и посмотрела на меня.
– Кто знает наверняка, как все было на самом деле? Воткинс говорит, что Том был такой пьяный, что ему ничего не оставалось, как оставить его там спать. И что лампа висела на крюке… А был ли Том так же пьян, когда проснулся и попытался снять лампу? Предположим, он снял ее с крюка и случайно уронил. А если он бросил ее нарочно?
Сказав это, она снова повернулась к зеркалу и приложила ожерелье к шее, но смотрела в зеркало не на себя, а на меня.
– Ты знаешь больше всех нас, Эмми. Ведь ты была последней, кто его видел. Он вытащил тебя из огня, поэтому ты единственный человек, который может знать правду. Скажи, он хотел убить себя или устроить пожар, чтобы нанести вред Лангли?
Чувствуя, как к пальцам подкрадывается дрожь, я крепко сцепила их и ровным голосом произнесла:
– Это был несчастный случай. Я готова поклясться. И не смей больше говорить такие вещи, Роза. Никогда! Что бы ты там себе ни придумывала, не смей произносить это вслух!
Она положила ожерелье и смерила меня в зеркале долгим испытующим взглядом.
– Об этом говорят другие, – сказала она, – по всему городу уже догадались. Люди спрашивают, Эмми.
– Пускай спрашивают! Никто не знает ответ. Поскольку наверняка никто никогда не узнает…
Она перебила меня, махнув в воздухе своими бриллиантами.
– Значит, имя Лангли надежно защищено, так? Ты это хотела сказать, Эмми? Поскольку наверняка никто не узнает, не будет скандала в связи с гибелью Тома? Ну что же ты, продолжай! Это так и просится из твоих уст. А что, ты же еще больше Лангли, чем он сам! У тебя душа Лангли – если они вообще имеют души. Ты долго трудилась, чтобы стать членом этой семьи, никогда не позорила ее и теперь спокойненько ждешь, когда все упадет в твои руки само.
Я медленно попятилась назад, пока не почувствовала, что уперлась спиной в дверь; мои пальцы лихорадочно пытались нащупать ручку, как будто я бессознательно искала выход. Но все же я осталась и почти беззвучно прошептала:
– Что?.. Что ты сказала?
Она снова повернулась ко мне, стоя у зеркала. Когда она заговорила, голос ее звучал уверенно и твердо.
– Ты захватчица, Эмми. Ты действуешь тихо, проходишь окольными путями, но всегда достигаешь цели. Да, захватчица. Кто бы мог подумать, что у тебя такие запросы? Тогда, на дороге, ты прикинулась такой тихоней, когда мы подобрали тебя, видя, что трусишь за нами, как собака. Ты помалкивала, не привлекала внимания мужчин – никто и не чувствовал в тебе опасности. Но вспомни, что произошло потом и как это было. Сначала ты взялась помогать Ларри, и через некоторое время он уже не мог без тебя обходиться. Следующим был Кон, который стал прибегать к тебе по любому поводу. Моего отца ты тоже приручила – как же, надежная и разумная Эмми, которая всегда все делает правильно! И наконец, Пэт – ведь он пришел именно к тебе, перед тем как исчезнуть насовсем. Я тоже была там, в этом самом доме, и он знал это, но зашел только к тебе. И знал, что мне будет неприятно, что у меня сердце будет рваться на части, и все-таки пришел к тебе… – Она запрокинула голову. – А Том, мой муж? Мой! Ты тоже была последней, кто с ним говорил. Я знала, что он хаживал в твой дом! Тебе он мог сказать то, что не решался сказать мне. «Эмми понимает», – как он любил повторять. Эмми понимает! Да, она отлично понимает, как подобраться к денежкам его отца. Джону Лангли нужна умная женщина, с которой можно говорить о делах, которой можно доверять. И ты убедила его, что он нашел ее. Ты показала ему, какими могли бы быть его сын и дочь, заменив ему и того, и другого. И какая должна быть мать у его внуков. Да, ты прибрала к рукам и моих детей! А кроме того, ты украла у меня любимого мужчину. Ты забрала у меня моего Адама! – Голос ее становился все более звонким. – Я тебе всех их готова отдать – пожалуйста, забирай, мне не жалко! Только оставь мне Адама, это единственный человек, которого я так хотела.
– Зачем? – спросила я. – Зачем ты так долго носила это в себе и не высказывала мне все это раньше?
– Я тоже думала, что в тебе нуждаюсь, так же, как и все остальные. Но я ошибалась. Теперь я это поняла! – И она начала бережно, одно за другим укладывать украшения обратно на бархатные подушечки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Говоря все это, она перебирала флаконы с духами на туалетном столике. Открыв один из них, она вдруг начала обильно поливать духами запястья и шею.
– Раз уж я не могу носить свои драгоценности, так буду хоть изводить его запахом. Теперь от меня будет пахнуть, как от проститутки в публичном доме, когда она только вышла к обеду. Пусть попрыгает теперь!
Я прошла в комнату и прикрыла дверь поплотнее.
– У нас же есть возможность уехать, Роза, – сказала я, – мы можем взять детей и отправиться в бухту Надежды. Для них будет лучше побыть сейчас где-нибудь подальше от дома. Да и для всех нас. Сегодня отплывает «Эмма», значит, завтра уже можно поехать.
– Бухта Надежды? – переспросила она и сразу же замотала головой. – Я там никогда не была. И не хочу туда. Тому там никогда не нравилось. Он рассказывал мне – что там? Скукотища, никого нет, только море шумит, да еще эти тюлени тявкают на камнях. Вокруг ни одной живой души на протяжении многих миль. Нет уж… что-то мне не очень туда хочется.
– Но это по крайней мере возможность хоть куда-нибудь уехать, – настаивала я, – он был бы не против… и потом, может быть, это вообще единственный путь к отступлению. Не можем же мы поехать в Лангли-Даунз…
Она хрипло рассмеялась.
– Да, наверное, уж точно не в Лангли-Даунз! Ведь это так близко от Росскоммона! И Робби Далкейт вполне может проследовать туда по моим следам из Мельбурна. Да уж, этот вариант совсем не подходит. Опять скандал, да еще сразу же после смерти Тома! Ах, Эмми! Том, кажется, знал, что делал. Лучше уж умереть, чем быть похороненным заживо.
– Том – знал?.. Что ты говоришь?!
Она ответила не сразу. Отперев шкатулку с драгоценностями, она откинула крышку и некоторое время с увлеченным видом разглядывала ее содержимое. Они сверкали даже в сумраке комнаты – бриллианты, сапфиры, жемчуга. Она по очереди перебирала их в руках, вспоминая, что каждое украшение Джон Лангли дарил ей в честь рождения очередного ребенка, как символы достатка и благополучия, которые бы выделяли ее в мельбурнском обществе. Держа в руке бриллиантовое ожерелье, она отвернулась от зеркала и посмотрела на меня.
– Кто знает наверняка, как все было на самом деле? Воткинс говорит, что Том был такой пьяный, что ему ничего не оставалось, как оставить его там спать. И что лампа висела на крюке… А был ли Том так же пьян, когда проснулся и попытался снять лампу? Предположим, он снял ее с крюка и случайно уронил. А если он бросил ее нарочно?
Сказав это, она снова повернулась к зеркалу и приложила ожерелье к шее, но смотрела в зеркало не на себя, а на меня.
– Ты знаешь больше всех нас, Эмми. Ведь ты была последней, кто его видел. Он вытащил тебя из огня, поэтому ты единственный человек, который может знать правду. Скажи, он хотел убить себя или устроить пожар, чтобы нанести вред Лангли?
Чувствуя, как к пальцам подкрадывается дрожь, я крепко сцепила их и ровным голосом произнесла:
– Это был несчастный случай. Я готова поклясться. И не смей больше говорить такие вещи, Роза. Никогда! Что бы ты там себе ни придумывала, не смей произносить это вслух!
Она положила ожерелье и смерила меня в зеркале долгим испытующим взглядом.
– Об этом говорят другие, – сказала она, – по всему городу уже догадались. Люди спрашивают, Эмми.
– Пускай спрашивают! Никто не знает ответ. Поскольку наверняка никто никогда не узнает…
Она перебила меня, махнув в воздухе своими бриллиантами.
– Значит, имя Лангли надежно защищено, так? Ты это хотела сказать, Эмми? Поскольку наверняка никто не узнает, не будет скандала в связи с гибелью Тома? Ну что же ты, продолжай! Это так и просится из твоих уст. А что, ты же еще больше Лангли, чем он сам! У тебя душа Лангли – если они вообще имеют души. Ты долго трудилась, чтобы стать членом этой семьи, никогда не позорила ее и теперь спокойненько ждешь, когда все упадет в твои руки само.
Я медленно попятилась назад, пока не почувствовала, что уперлась спиной в дверь; мои пальцы лихорадочно пытались нащупать ручку, как будто я бессознательно искала выход. Но все же я осталась и почти беззвучно прошептала:
– Что?.. Что ты сказала?
Она снова повернулась ко мне, стоя у зеркала. Когда она заговорила, голос ее звучал уверенно и твердо.
– Ты захватчица, Эмми. Ты действуешь тихо, проходишь окольными путями, но всегда достигаешь цели. Да, захватчица. Кто бы мог подумать, что у тебя такие запросы? Тогда, на дороге, ты прикинулась такой тихоней, когда мы подобрали тебя, видя, что трусишь за нами, как собака. Ты помалкивала, не привлекала внимания мужчин – никто и не чувствовал в тебе опасности. Но вспомни, что произошло потом и как это было. Сначала ты взялась помогать Ларри, и через некоторое время он уже не мог без тебя обходиться. Следующим был Кон, который стал прибегать к тебе по любому поводу. Моего отца ты тоже приручила – как же, надежная и разумная Эмми, которая всегда все делает правильно! И наконец, Пэт – ведь он пришел именно к тебе, перед тем как исчезнуть насовсем. Я тоже была там, в этом самом доме, и он знал это, но зашел только к тебе. И знал, что мне будет неприятно, что у меня сердце будет рваться на части, и все-таки пришел к тебе… – Она запрокинула голову. – А Том, мой муж? Мой! Ты тоже была последней, кто с ним говорил. Я знала, что он хаживал в твой дом! Тебе он мог сказать то, что не решался сказать мне. «Эмми понимает», – как он любил повторять. Эмми понимает! Да, она отлично понимает, как подобраться к денежкам его отца. Джону Лангли нужна умная женщина, с которой можно говорить о делах, которой можно доверять. И ты убедила его, что он нашел ее. Ты показала ему, какими могли бы быть его сын и дочь, заменив ему и того, и другого. И какая должна быть мать у его внуков. Да, ты прибрала к рукам и моих детей! А кроме того, ты украла у меня любимого мужчину. Ты забрала у меня моего Адама! – Голос ее становился все более звонким. – Я тебе всех их готова отдать – пожалуйста, забирай, мне не жалко! Только оставь мне Адама, это единственный человек, которого я так хотела.
– Зачем? – спросила я. – Зачем ты так долго носила это в себе и не высказывала мне все это раньше?
– Я тоже думала, что в тебе нуждаюсь, так же, как и все остальные. Но я ошибалась. Теперь я это поняла! – И она начала бережно, одно за другим укладывать украшения обратно на бархатные подушечки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116