Тот факт, что они так легко расстались с ним, вовсе не означал, что там не было золота, – оно могло лежать глубже. Золото в жиле встречалось на разной глубине; Эврика была одним из богатейших приисков, и все равно это было похоже на лотерею – с месяц назад неподалеку от участка Магвайров какие-то трое набрали золота на две тысячи фунтов, а чуть подальше, где люди вырыли шахту в пятьдесят футов глубиной, не нашли и пылинки, чтобы оплатить ежедневные расходы. Но об этом задумывался только Ларри. Остальные – Дэн, Пэт и Син – были полностью убеждены, что стоит лишь прокопать участок на восемь футов, как золото потечет им в карманы. Они взяли положенные по закону лицензии на раскопки еще до того, как могли начать работу. Поскольку Ларри тоже имел права на этот участок, он, как и все, взял разрешение, хотя и говорил, что требовать за него пять фунтов – это чистое надувательство. Они приобрели невиданные доселе приспособления для их новой деятельности – лопаты, заточенные кирки, ручную тележку для перевозки кварца к ручью, лоток для промывки песка, жестяную посуду для обработки небольших самородков и мелкой пыли. Они имели теперь все, что должен иметь уважающий себя старатель, кроме, разве что, мозолей на руках.
Я помогла Кейт с переездом на новое место; на этот раз предполагалось что оно будет постоянным, по крайней мере в случае, если участок окажется золотоносным. Все имущество Магвайров было вынуто из повозки, а затем из коробок и сундуков, где оно пролежало всю долгую дорогу. Оно представляло собой странную смесь из нужных и ненужных вещей, купленных в Мельбурне в расчете на суровые будни на приисках, а также нелепых остатков их прежней жизни в Дублине. Там были три низкие походные кровати – для Кейт, Розы и для меня (вообще-то одна предназначалась для Кона, но он настоял, чтобы ее отдали мне, поскольку считал, что если будет спать на матрасе, как его братья, то у него появится больше прав называть себя мужчиной). На все кровати полагалось тонкое белье и кружевные наволочки. У Розы было даже атласное стеганое одеяло; а мне она дала лоскутное, которое, по ее словам, было первым произведением ее швейного мастерства еще в детстве.
– Здесь нельзя пользоваться такими вещами, – сказала я Кейт, – они же испортятся от грязи!
Она пожала плечами.
– Я привыкла использовать и тратить все, что у меня под рукой, и, как ни странно, все всегда возвращается сторицей. Я не выношу, когда сохраняют на завтра то, чем можно наслаждаться уже сейчас. – Она любовно прикоснулась к своим простыням. – Было бы так обидно прятать все это по коробкам.
То же самое было с одеждой. Я обнаружила, что и Кейт, и Роза носят свои дублинские наряды только потому, что других у них просто нет. Даже если бы у них были другие, то сомневаюсь, чтобы они их надели. У Кейт были более смелые взгляды, чем у Розы, но обе любили производить эффект. Их одежда была яркой (слишком молодежной для Кейт), и обе выглядели разодетыми, как павлины, на фоне коричневых и серых платьев других женщин. Обе они отказывались подбирать волосы в сетки, как это было принято на приисках. У Розы были свои кудри, которые сбивались в колтун, если она не принималась мучительно расправлять их, что, впрочем, случалось редко. Кейт же приходилось накручивать волосы на щипцы для завивки и лоскутки, и, для того чтобы иметь над ушами неизменные локоны, она готова была бросить все другие дела и мужественно занималась этим каждый вечер. Она отказывалась носить чепец. Только шляпку от солнца, никаких чепцов.
– Это слишком старомодно, – говорила она. Мне казалось, что вся эта экстравагантность и нежелание считаться с тем, что принято среди женщин на приисках, поставят Кейт и Розу в невыгодное положение, но я ошибалась. Пусть у них не было склонности к хозяйству и экономии, как у обычных женщин, но все это с лихвой окупалось дружелюбием Кейт и тем душевным теплом, с которым она отдавала всю себя, все, чем дорожила сама; и это распространялось на всех и каждого. Она совершенно не кичилась своим богатством и вела себя так, как будто считала, что сегодня оно принадлежит ей, а завтра все соседи будут иметь еще больше. Женщины все прощали ей за ее щедрость. Миссис О'Доннел и Люси были первыми гостями на этом пире, и для них сразу же были вынуты фарфоровые чашки, которые страшно им понравились, несмотря на то что вызвали возмущение окружающих. Они сидели посреди тюков и полупустых ящиков, и Кейт будто принимала их у себя в доме в Дублине.
– Мама, – сказала Люси, – можно я схожу за миссис Хили? У нее, наверное, глаза на лоб полезут при виде таких вещей…
Через некоторое время пришла Мэри Хили, ведя с собой двух детей, а третьего держа на руках; кроме них, у нее был еще один сын, постарше, который помогал отцу на шахте. Она была их соседкой на Эврике – женщина, вконец измученная семейным бременем и сознанием того, что ее муж работает на участке один и денег едва хватает, чтобы прокормить семью. Сейчас он находился там, на участке, и не было рядом никого, кто бы мог поднять для него лебедку, чтобы вытащить ведра с землей. Мэри Хили с трудом улизнула, чтобы выпить чашечку чая из китайского фарфора, а муж ее в это время промывал на ручье последний лоток песка, который они вместе вытащили на поверхность.
– На самом деле, – сказала Мэри Хили, – мне надо скорее бежать к нему, но он ведь знает, как мне хотелось пойти… – В ее голосе послышалась тоска, которая улетучилась, как только она увидела улыбку на лице Кейт. – Так здорово, что у нас теперь новые соседи…
Как все женщины на Эврике, она отличалась дружелюбием, и Кейт была ей под стать, чего нельзя сказать 6 Розе. Женщины всегда безошибочно чувствуют представительниц слабого пола, которые пренебрегают женскими проблемами, – тех, чей взгляд подобно компасу всегда направлен только на мужчин. Поэтому с Розой Мэри Хили была лишь вежливо холодна, чего та, впрочем, даже и не заметила. Я держала одного из детей Мэри – крупного подвижного мальчугана, которому жизнь на приисках явно пошла на пользу, – однако на меня она и не посмотрела. Зато приметила, что Роза совершенно не обращает внимания на ее детей, из чего я заключила, что она мысленно упрекнула ее в отсутствии женственности. Думаю, ни один мужчина, взглянув на Розу, не согласился бы с нею.
Целый день я помогала Кейт устраивать лагерь, но в соответствии с лично моим представлением о порядке. К счастью, она не протестовала, когда я аккуратно сложила все ящики и накрыла их брезентом от непогоды. Мне также удалось отвоевать несколько старинных стульев, что было еще более приятно после поражения с бельем. Эти изящные стулья, сделанные в прошлом веке и совершенно непохожие на современную тяжеловесную мебель, я тоже отправила под брезент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Я помогла Кейт с переездом на новое место; на этот раз предполагалось что оно будет постоянным, по крайней мере в случае, если участок окажется золотоносным. Все имущество Магвайров было вынуто из повозки, а затем из коробок и сундуков, где оно пролежало всю долгую дорогу. Оно представляло собой странную смесь из нужных и ненужных вещей, купленных в Мельбурне в расчете на суровые будни на приисках, а также нелепых остатков их прежней жизни в Дублине. Там были три низкие походные кровати – для Кейт, Розы и для меня (вообще-то одна предназначалась для Кона, но он настоял, чтобы ее отдали мне, поскольку считал, что если будет спать на матрасе, как его братья, то у него появится больше прав называть себя мужчиной). На все кровати полагалось тонкое белье и кружевные наволочки. У Розы было даже атласное стеганое одеяло; а мне она дала лоскутное, которое, по ее словам, было первым произведением ее швейного мастерства еще в детстве.
– Здесь нельзя пользоваться такими вещами, – сказала я Кейт, – они же испортятся от грязи!
Она пожала плечами.
– Я привыкла использовать и тратить все, что у меня под рукой, и, как ни странно, все всегда возвращается сторицей. Я не выношу, когда сохраняют на завтра то, чем можно наслаждаться уже сейчас. – Она любовно прикоснулась к своим простыням. – Было бы так обидно прятать все это по коробкам.
То же самое было с одеждой. Я обнаружила, что и Кейт, и Роза носят свои дублинские наряды только потому, что других у них просто нет. Даже если бы у них были другие, то сомневаюсь, чтобы они их надели. У Кейт были более смелые взгляды, чем у Розы, но обе любили производить эффект. Их одежда была яркой (слишком молодежной для Кейт), и обе выглядели разодетыми, как павлины, на фоне коричневых и серых платьев других женщин. Обе они отказывались подбирать волосы в сетки, как это было принято на приисках. У Розы были свои кудри, которые сбивались в колтун, если она не принималась мучительно расправлять их, что, впрочем, случалось редко. Кейт же приходилось накручивать волосы на щипцы для завивки и лоскутки, и, для того чтобы иметь над ушами неизменные локоны, она готова была бросить все другие дела и мужественно занималась этим каждый вечер. Она отказывалась носить чепец. Только шляпку от солнца, никаких чепцов.
– Это слишком старомодно, – говорила она. Мне казалось, что вся эта экстравагантность и нежелание считаться с тем, что принято среди женщин на приисках, поставят Кейт и Розу в невыгодное положение, но я ошибалась. Пусть у них не было склонности к хозяйству и экономии, как у обычных женщин, но все это с лихвой окупалось дружелюбием Кейт и тем душевным теплом, с которым она отдавала всю себя, все, чем дорожила сама; и это распространялось на всех и каждого. Она совершенно не кичилась своим богатством и вела себя так, как будто считала, что сегодня оно принадлежит ей, а завтра все соседи будут иметь еще больше. Женщины все прощали ей за ее щедрость. Миссис О'Доннел и Люси были первыми гостями на этом пире, и для них сразу же были вынуты фарфоровые чашки, которые страшно им понравились, несмотря на то что вызвали возмущение окружающих. Они сидели посреди тюков и полупустых ящиков, и Кейт будто принимала их у себя в доме в Дублине.
– Мама, – сказала Люси, – можно я схожу за миссис Хили? У нее, наверное, глаза на лоб полезут при виде таких вещей…
Через некоторое время пришла Мэри Хили, ведя с собой двух детей, а третьего держа на руках; кроме них, у нее был еще один сын, постарше, который помогал отцу на шахте. Она была их соседкой на Эврике – женщина, вконец измученная семейным бременем и сознанием того, что ее муж работает на участке один и денег едва хватает, чтобы прокормить семью. Сейчас он находился там, на участке, и не было рядом никого, кто бы мог поднять для него лебедку, чтобы вытащить ведра с землей. Мэри Хили с трудом улизнула, чтобы выпить чашечку чая из китайского фарфора, а муж ее в это время промывал на ручье последний лоток песка, который они вместе вытащили на поверхность.
– На самом деле, – сказала Мэри Хили, – мне надо скорее бежать к нему, но он ведь знает, как мне хотелось пойти… – В ее голосе послышалась тоска, которая улетучилась, как только она увидела улыбку на лице Кейт. – Так здорово, что у нас теперь новые соседи…
Как все женщины на Эврике, она отличалась дружелюбием, и Кейт была ей под стать, чего нельзя сказать 6 Розе. Женщины всегда безошибочно чувствуют представительниц слабого пола, которые пренебрегают женскими проблемами, – тех, чей взгляд подобно компасу всегда направлен только на мужчин. Поэтому с Розой Мэри Хили была лишь вежливо холодна, чего та, впрочем, даже и не заметила. Я держала одного из детей Мэри – крупного подвижного мальчугана, которому жизнь на приисках явно пошла на пользу, – однако на меня она и не посмотрела. Зато приметила, что Роза совершенно не обращает внимания на ее детей, из чего я заключила, что она мысленно упрекнула ее в отсутствии женственности. Думаю, ни один мужчина, взглянув на Розу, не согласился бы с нею.
Целый день я помогала Кейт устраивать лагерь, но в соответствии с лично моим представлением о порядке. К счастью, она не протестовала, когда я аккуратно сложила все ящики и накрыла их брезентом от непогоды. Мне также удалось отвоевать несколько старинных стульев, что было еще более приятно после поражения с бельем. Эти изящные стулья, сделанные в прошлом веке и совершенно непохожие на современную тяжеловесную мебель, я тоже отправила под брезент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116