Любовь осталась у меня не для Розы, а для Кейт и для Дэна. Да еще для Розиных детей. Она же тянулась ко мне, я уверена, потому, что я казалась ей пусть слабым, но все же мостиком, связующим ее с Адамом. Наверное, тот, кто утверждает, что между женщинами невозможна дружба, не так уж и не прав.
– Прекрасная лайка, – сказала я, – это лучшее, что мы когда-либо получали.
Она повертела перчатки перед носом.
– Да, – сказала она рассеянно, так как, видно, уже утомилась от этих белых лайковых перчаток, как и от всех остальных вещей, – они понадобятся мне сегодня на приеме Крествелла.
– Так ты не будешь на обеде у Юнис и Ларри? Она пожала плечами.
– Ты ведь знаешь папашу Лангли. Он всегда говорит, что внешние социальные обязательства надо ставить выше семейных.
Джон Лангли имел в виду несколько другое, но она интерпретировала его именно так.
– Я как-нибудь в другой раз приглашу на чай эту мисс… мисс…
– Маргарет Курран, – сказала я.
– Да-да, мисс Курран.
– Мне кажется, тут несколько другое, Роза. Юнис и Ларри вложили в этот обед столько сил. В конце концов, это празднование помолвки нашего Кона… и потом… он ведь скоро уезжает в Сидней.
– Да, в самом деле, – сказала она, – я все никак не могу привыкнуть к мысли, что наш маленький Кон уже так вырос, что тоже женится, – ее голос смягчился. – Думаю, это потому, что он единственный в семье младше меня. – Она вскинула брови. – Я и про себя не могу поверить, что тоже стала старше. Я об этом и не думаю.
Затем она решительно сгребла в кучу все перчатки, как будто этим хотела закрыть неприятную тему.
– Пришли мне шесть пар – все равно каких. Может быть, из шести пар хоть в одной я потеряю не правую, как всегда, а левую. Они еще останутся у тебя до вечера, Эмми?
Я кивнула. Я знала, что на улице ее ждет ландо, но Роза предпочитала не возить с собой покупки. Так она подчеркивала свою принадлежность к Лангли. Она встала, собираясь уходить, и я в последний раз оглядела ее с головы до ног, внимательно изучая каждую черточку ее лица, прически, костюма. Как всегда, она была прекрасно одета – я сама выбирала для нее эту одежду, а следили за ней две служанки, нанятые специально для исполнения всех Розиных прихотей. И, как всегда, в ней был какой-то свой, только ей присущий художественный беспорядок, на редкость привлекательный и создающий у вас впечатление, что она как бы выбивается за рамки своей одежды. Она всегда затмевала собой любое украшение: шея ее была лучше любого кружевного воротничка, а уши казались прекраснее изумрудных сережек, подаренных Джоном Лангли. Роза всегда была выше вещей и обстоятельств, да, наверное, и останется такой всегда. Глядя на нее, я успокаивала себя мыслью о том, что с годами она растолстеет; сегодняшние спелые формы неизбежно станут переспелыми. Но пока это было не так. Сейчас, между двадцатью и тридцатью, красота ее была в самом расцвете.
Кажется, она почувствовала мой тяжелый взгляд, и глаза ее слегка блеснули, как будто она догадалась, о чем я думаю. Непринужденным, почти игривым голосом она спросила:
– Какие вести от Адама?
С годами она стала менее наивной. Теперь она не сопровождала свои вопросы отчаянными, выдающими ее с головой взглядами. Она спрашивала осторожно и спокойно, словно речь шла просто об одном из дальних родственников. Мы частенько играли с ней в эту игру – она, вероятно, чтобы слегка пощипать меня и поколебать мою уверенность в Адаме, а я, напротив, чтобы продемонстрировать ей свою власть над ним.
– Спасибо, Роза. Вчера я получила письмо из Кейптауна. На западном побережье Австралии их на целую неделю задержал шторм. Но теперь уже все хорошо, осталось только немного подремонтироваться в Кейптауне.
Она кивнула с улыбкой.
– «Роза Лангли» – очень хорошее судно, оно было построено на славу.
– Адам – неплохой капитан.
– Капитан всегда под стать своему кораблю! – отрезала она.
Иногда ей доставляло удовольствие покритиковать Адама; она не могла простить ему то утро в Лангли-Даунз.
– Адам действительно лучший капитан, и он под стать своему лучшему кораблю.
– Ты просто трогательно добра к нему, Эмми.
– У меня есть на это причины.
На лицо Розы словно набежала туча, глаза ее даже потемнели от злости, которая была направлена как на меня, так и на Адама. С того самого утра шесть лет назад ей ни разу не удавалось пробить наше с Адамом единство; если оно и давало трещины на поверхности, то она могла лишь догадываться об их существовании.
На щеках ее выступили красные пятна – она лихорадочно искала еще какой-нибудь способ уколоть меня. Посмотрев на лестницу, ведущую наверх, она процедила:
– Дети должны поехать со мной – уже поздно. И вообще они проводят здесь слишком много времени. Это совершенно никуда не годится… – Она взяла зонтик и, уже уходя, добавила: – Надо будет сказать об этом папаше Лангли.
Угроза расставания с детьми была самым ее грозным оружием, и она это знала. Вот почему в конечном итоге я соглашалась выбирать ей перчатки, шляпки и платья, почему я вела себя, как будто была ее лучшей подругой, и позволяла ей мною пользоваться.
– Я пошлю за ними, – сказала я.
– Да уж, пожалуйста, – она скрылась за дверью. Дети быстро спустились вниз и наспех попрощались со мной.
– А ты не поедешь с нами, мисс Эмма? – спросила Анна. – Я раскрасила карту специально для тебя…
– Завтра, дорогая моя, – ответила я ей, – сегодня у твоего дяди Кона помолвка, и мне нужно успеть домой, чтобы одеться…
Меня оборвал голос Розы, уже сидевшей в ландо:
– Дети, вы что, не слышите меня? Немедленно идите сюда!
По интонации они поняли, что она сердится, и поэтому поспешили подчиниться. В такие моменты она переставала быть для них принцессой из сказки, а становилась обычным человеком – способным раздражаться и злиться, готовым даже всыпать им по первое число за какой-нибудь незначительный проступок, в другое время вызвавший бы только улыбку. Нет, они были не дурачки, чтобы испытывать ее терпение. Я не пошла провожать их до ландо, а осталась стоять в дверях, наблюдая, как они, один за другим, набиваются туда, подгоняемые визгливыми окриками Розы. Когда они уселись, она, не оборачиваясь, дала сигнал трогаться. Служанка, что сопровождала детей ко мне в магазин, осталась одна – ей теперь предстояло возвращаться домой пешком.
Чтобы добраться до особняка Ларри в Сент-Кильде, я специально наняла кэб, который, как я рассчитывала, должен был отвезти меня и обратно. Конечно, стоило мне только заикнуться, и Лангли предоставил бы мне любой из своих экипажей, но я не собиралась этим пользоваться. В некоторых вещах мне было важно подчеркнуть свою независимость от его семьи, хотя это, безусловно, была лишь видимость.
Ларри построил себе в Сент-Кильде целый дворец, окружив его к тому же просторными лужайками и газонами, позволявшими каждому прохожему любоваться подобным размахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Прекрасная лайка, – сказала я, – это лучшее, что мы когда-либо получали.
Она повертела перчатки перед носом.
– Да, – сказала она рассеянно, так как, видно, уже утомилась от этих белых лайковых перчаток, как и от всех остальных вещей, – они понадобятся мне сегодня на приеме Крествелла.
– Так ты не будешь на обеде у Юнис и Ларри? Она пожала плечами.
– Ты ведь знаешь папашу Лангли. Он всегда говорит, что внешние социальные обязательства надо ставить выше семейных.
Джон Лангли имел в виду несколько другое, но она интерпретировала его именно так.
– Я как-нибудь в другой раз приглашу на чай эту мисс… мисс…
– Маргарет Курран, – сказала я.
– Да-да, мисс Курран.
– Мне кажется, тут несколько другое, Роза. Юнис и Ларри вложили в этот обед столько сил. В конце концов, это празднование помолвки нашего Кона… и потом… он ведь скоро уезжает в Сидней.
– Да, в самом деле, – сказала она, – я все никак не могу привыкнуть к мысли, что наш маленький Кон уже так вырос, что тоже женится, – ее голос смягчился. – Думаю, это потому, что он единственный в семье младше меня. – Она вскинула брови. – Я и про себя не могу поверить, что тоже стала старше. Я об этом и не думаю.
Затем она решительно сгребла в кучу все перчатки, как будто этим хотела закрыть неприятную тему.
– Пришли мне шесть пар – все равно каких. Может быть, из шести пар хоть в одной я потеряю не правую, как всегда, а левую. Они еще останутся у тебя до вечера, Эмми?
Я кивнула. Я знала, что на улице ее ждет ландо, но Роза предпочитала не возить с собой покупки. Так она подчеркивала свою принадлежность к Лангли. Она встала, собираясь уходить, и я в последний раз оглядела ее с головы до ног, внимательно изучая каждую черточку ее лица, прически, костюма. Как всегда, она была прекрасно одета – я сама выбирала для нее эту одежду, а следили за ней две служанки, нанятые специально для исполнения всех Розиных прихотей. И, как всегда, в ней был какой-то свой, только ей присущий художественный беспорядок, на редкость привлекательный и создающий у вас впечатление, что она как бы выбивается за рамки своей одежды. Она всегда затмевала собой любое украшение: шея ее была лучше любого кружевного воротничка, а уши казались прекраснее изумрудных сережек, подаренных Джоном Лангли. Роза всегда была выше вещей и обстоятельств, да, наверное, и останется такой всегда. Глядя на нее, я успокаивала себя мыслью о том, что с годами она растолстеет; сегодняшние спелые формы неизбежно станут переспелыми. Но пока это было не так. Сейчас, между двадцатью и тридцатью, красота ее была в самом расцвете.
Кажется, она почувствовала мой тяжелый взгляд, и глаза ее слегка блеснули, как будто она догадалась, о чем я думаю. Непринужденным, почти игривым голосом она спросила:
– Какие вести от Адама?
С годами она стала менее наивной. Теперь она не сопровождала свои вопросы отчаянными, выдающими ее с головой взглядами. Она спрашивала осторожно и спокойно, словно речь шла просто об одном из дальних родственников. Мы частенько играли с ней в эту игру – она, вероятно, чтобы слегка пощипать меня и поколебать мою уверенность в Адаме, а я, напротив, чтобы продемонстрировать ей свою власть над ним.
– Спасибо, Роза. Вчера я получила письмо из Кейптауна. На западном побережье Австралии их на целую неделю задержал шторм. Но теперь уже все хорошо, осталось только немного подремонтироваться в Кейптауне.
Она кивнула с улыбкой.
– «Роза Лангли» – очень хорошее судно, оно было построено на славу.
– Адам – неплохой капитан.
– Капитан всегда под стать своему кораблю! – отрезала она.
Иногда ей доставляло удовольствие покритиковать Адама; она не могла простить ему то утро в Лангли-Даунз.
– Адам действительно лучший капитан, и он под стать своему лучшему кораблю.
– Ты просто трогательно добра к нему, Эмми.
– У меня есть на это причины.
На лицо Розы словно набежала туча, глаза ее даже потемнели от злости, которая была направлена как на меня, так и на Адама. С того самого утра шесть лет назад ей ни разу не удавалось пробить наше с Адамом единство; если оно и давало трещины на поверхности, то она могла лишь догадываться об их существовании.
На щеках ее выступили красные пятна – она лихорадочно искала еще какой-нибудь способ уколоть меня. Посмотрев на лестницу, ведущую наверх, она процедила:
– Дети должны поехать со мной – уже поздно. И вообще они проводят здесь слишком много времени. Это совершенно никуда не годится… – Она взяла зонтик и, уже уходя, добавила: – Надо будет сказать об этом папаше Лангли.
Угроза расставания с детьми была самым ее грозным оружием, и она это знала. Вот почему в конечном итоге я соглашалась выбирать ей перчатки, шляпки и платья, почему я вела себя, как будто была ее лучшей подругой, и позволяла ей мною пользоваться.
– Я пошлю за ними, – сказала я.
– Да уж, пожалуйста, – она скрылась за дверью. Дети быстро спустились вниз и наспех попрощались со мной.
– А ты не поедешь с нами, мисс Эмма? – спросила Анна. – Я раскрасила карту специально для тебя…
– Завтра, дорогая моя, – ответила я ей, – сегодня у твоего дяди Кона помолвка, и мне нужно успеть домой, чтобы одеться…
Меня оборвал голос Розы, уже сидевшей в ландо:
– Дети, вы что, не слышите меня? Немедленно идите сюда!
По интонации они поняли, что она сердится, и поэтому поспешили подчиниться. В такие моменты она переставала быть для них принцессой из сказки, а становилась обычным человеком – способным раздражаться и злиться, готовым даже всыпать им по первое число за какой-нибудь незначительный проступок, в другое время вызвавший бы только улыбку. Нет, они были не дурачки, чтобы испытывать ее терпение. Я не пошла провожать их до ландо, а осталась стоять в дверях, наблюдая, как они, один за другим, набиваются туда, подгоняемые визгливыми окриками Розы. Когда они уселись, она, не оборачиваясь, дала сигнал трогаться. Служанка, что сопровождала детей ко мне в магазин, осталась одна – ей теперь предстояло возвращаться домой пешком.
Чтобы добраться до особняка Ларри в Сент-Кильде, я специально наняла кэб, который, как я рассчитывала, должен был отвезти меня и обратно. Конечно, стоило мне только заикнуться, и Лангли предоставил бы мне любой из своих экипажей, но я не собиралась этим пользоваться. В некоторых вещах мне было важно подчеркнуть свою независимость от его семьи, хотя это, безусловно, была лишь видимость.
Ларри построил себе в Сент-Кильде целый дворец, окружив его к тому же просторными лужайками и газонами, позволявшими каждому прохожему любоваться подобным размахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116