слишком уж любил поспорить. Правда, лишь тогда, когда рядом не было Пэта. В присутствии брата Син только слушал.
И все же, сколь ни утешающими были слова о блаженных душах, они не приносили мне успокоения. Земному человеку трудно понять то, что связано с небом, и сейчас мне нужна была простая человеческая поддержка. Ведь я снова убила человека. И теперь он падал, наваливался на меня вновь и вновь своим грузным телом, а сверху еще давило одиночество.
Собрав все оставшиеся силы, я позвала:
– Адам… Адам, ты не спишь? Ты слышишь меня, Адам?
Последовало долгое молчание, но наконец он все же ответил. У него был совсем слабый голос, и, казалось, он не верил до конца, что не ослышался.
– Эмми?
Больше он ничего не смог произнести, но для меня и это было уже величайшим счастьем. И я успокоилась.
Впоследствии происшедшее в тот день в форте сложилось у меня в голове в более определенную картину – что-то я услышала, что-то додумала.
Рассказывали, что Син был первым, кто погиб, защищая укрепление. Не знаю, так ли это было, но об этом говорили. Его тело обнаружил Дэн, уже когда все было кончено. Он лежал, почти полностью скрытый под разрушенным участком стены форта. Пуля попала в горло. Солдаты подбирали раненых и переносили их в повозки, чтобы отвезти в тюрьму. Со стороны подкрепления было тоже четверо убитых. У пленных забирали оружие, пытались его отнять и у тех, кто просто пришел разыскать под обломками своих близких. У Дэна было с собой ружье. Он передал его Тиму О'Доннелу, а сам склонился над Сином, чтобы взять его на руки. Когда они выходили из форта, их остановил один из солдат, требуя отдать оружие и амуницию.
– Больше вы от нас ничего не получите, – сказал Дэн и протянул к солдату руки, на которых покоилось мертвое тело его сына.
Тим О'Доннел рассказывал, что солдат постоял еще некоторое время, преграждая им путь, но затем отошел в сторону и пропустил их.
После короткой схватки в форте все жители Балларата приняли сторону восставших. А вскоре начали приходить известия из Мельбурна, Джилонга и со всей округи – все нас поддерживали. Почти сразу же подоспело и дополнительное подкрепление с полевыми орудиями, но этого уже не требовалось, и вид у солдат был пристыженный. Тех, кто дезертировал из форта, и особенно лидеров – Лейлора, Верна и Блэка, разыскивала полиция; за них были обещаны награды. Но они были надежно спрятаны и никто не собирался их выдавать. Кажется, даже солдаты это понимали. Во многих палатках лежали раненые, но никто не пытался арестовать или даже как-то потревожить их. Люди не потерпели бы этого. Кейт рассказала мне по секрету про похождения Розы в форте.
– Том Лангли вытащил ее оттуда. Она, конечно, бегала там, как ненормальная, и пыталась найти Сина.
С Розой об этом не говорили. Сама она проклинала Тома за то, что он забрал ее оттуда. Она считала, что, сумев остаться, ей бы удалось спасти Сина. Эту же историю мы услышали от друзей Кевина О'Нейла, но в несколько другой интерпретации, не столь лестной для Тома. Кевин О'Нейл обвинил Тома в трусости за то, что тот стал выводить Розу из форта, и потребовал у него сдать оружие. Том подчинился, а через несколько минут Кевин был убит и оружие захвачено войсками. Это было приметное ружье – «Вестли Ричардс». А после этого в мельбурнских газетах появилось сообщение о том, что Том Лангли участвовал в восстании на Эврике.
Но все это были мелочи по сравнению с потерей, постигшей семью Магвайров. Они мужественно переносили свое горе, но я видела, что они глубоко страдают. Однажды Кейт сказала:
– Что-то происходит, когда ты оставляешь своего ребенка в чужой земле. Она уже перестает быть чужой, как будто ты оставляешь там частичку себя.
Со смертью Сина они стали частью австралийской земли; то, что он сделал, позволяло им владеть ею и предъявлять на нее свои права.
На следующий день после взятия форта Дэну разрешили заплатить штраф и Пэт был выпущен из тюрьмы. Теперь причина его ареста казалась странной и нелепой – стоило ли Сину умирать за отсутствие лицензии? Пэт вернулся присмиревшим и тихим; таким он и остался. Мы ожидали, что он будет рвать на себе волосы, однако он вел себя сдержанно. И другие ирландцы, имевшие в своих семьях еще больше погибших, даже не справляли поминок. Слишком велика была утрата, чтобы вести себя, как если бы просто умер человек. И Пэт, вернувшись в лагерь, не произнес ни слова. Он лишь обнял мать и коснулся рукой белокурых волос Кона. Роза бросилась к нему на грудь и зарыдала.
– Я пыталась вытащить его оттуда, пыталась, понимаешь, Пэт! Я хотела пойти и увести его, но пришел Том и забрал меня! Я должна была вытащить его! Я хотела!
Он погладил ее по голове.
– Ну не надо, Рози, не надо… Ты сделала все, что могла.
Когда она успокоилась, Пэт легонько отстранился, Она была ему лишь сестрой, не более. Он стоял как бы отдельно от всех и переживал горе глубоко внутри себя.
Отцу он сказал:
– Что ж, я возвращаюсь к нашему делу. Теперь нас меньше на одного, но я обещаю работать за двоих.
Допив предложенную Кейт кружку чая, он сразу же спустился в шахту. В тот же вечер, когда мы с Адамом еще лежали в своих палатках, в лагерь вернулся Ларри. Мне были видны только очертания фигур у костра, но разговор я слышала прекрасно.
– Я уже все знаю, – сказал Ларри, – вчера новость дошла до Баррандиллы. Мне сказали про Сина.
Последовала пауза, затем Пэт тихо заговорил:
– Что ж, ты приехал, Ларри. Правда, уже поздно…
– Я торопился, как мог. С самого рассвета не слезал с повозки…
– Но ты ведь уехал, хотя знал… знал, что в любой момент может произойти несчастье.
– Я не думал, что все зайдет так далеко. И так скоро. Я думал, что успею вернуться. А ты вообще… ты же был здесь…
– Нет, не был. Я дал им себя арестовать, потому что считал: мы должны показать им, что мы о них думаем. А между тем мы потеряли Сина. Если бы хоть один из нас был на месте, он, может быть, остался жив. Мы подставили его. Мы оба. Я продал его за паршивый клочок бумаги. Ты – из-за денег. Помни это, Ларри, – из-за денег! Мы оба виноваты, но мои руки чище твоих.
Больше они не разговаривали. Слышно было только, как плачет Кейт.
Для Адама потянулись долгие, однообразные и вместе с тем тревожные дни. Лицо его было постоянно озабоченным, он подолгу молчал, а если начинал говорить, то и дело запинался – я видела все это день ото дня, когда мы вместе коротали часы нашего вынужденного безделья. Пулю из плеча удалили, и рана начала подживать. У меня дела обстояли хуже. Рана от штыка загноилась и продолжала болеть. Врач сказал мне, что останется шрам, и, когда наконец рана начала затягиваться, я заметила, что новая кожа была неровная и морщинистая. Адам тоже наблюдал за моей раной, и она его явно беспокоила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
И все же, сколь ни утешающими были слова о блаженных душах, они не приносили мне успокоения. Земному человеку трудно понять то, что связано с небом, и сейчас мне нужна была простая человеческая поддержка. Ведь я снова убила человека. И теперь он падал, наваливался на меня вновь и вновь своим грузным телом, а сверху еще давило одиночество.
Собрав все оставшиеся силы, я позвала:
– Адам… Адам, ты не спишь? Ты слышишь меня, Адам?
Последовало долгое молчание, но наконец он все же ответил. У него был совсем слабый голос, и, казалось, он не верил до конца, что не ослышался.
– Эмми?
Больше он ничего не смог произнести, но для меня и это было уже величайшим счастьем. И я успокоилась.
Впоследствии происшедшее в тот день в форте сложилось у меня в голове в более определенную картину – что-то я услышала, что-то додумала.
Рассказывали, что Син был первым, кто погиб, защищая укрепление. Не знаю, так ли это было, но об этом говорили. Его тело обнаружил Дэн, уже когда все было кончено. Он лежал, почти полностью скрытый под разрушенным участком стены форта. Пуля попала в горло. Солдаты подбирали раненых и переносили их в повозки, чтобы отвезти в тюрьму. Со стороны подкрепления было тоже четверо убитых. У пленных забирали оружие, пытались его отнять и у тех, кто просто пришел разыскать под обломками своих близких. У Дэна было с собой ружье. Он передал его Тиму О'Доннелу, а сам склонился над Сином, чтобы взять его на руки. Когда они выходили из форта, их остановил один из солдат, требуя отдать оружие и амуницию.
– Больше вы от нас ничего не получите, – сказал Дэн и протянул к солдату руки, на которых покоилось мертвое тело его сына.
Тим О'Доннел рассказывал, что солдат постоял еще некоторое время, преграждая им путь, но затем отошел в сторону и пропустил их.
После короткой схватки в форте все жители Балларата приняли сторону восставших. А вскоре начали приходить известия из Мельбурна, Джилонга и со всей округи – все нас поддерживали. Почти сразу же подоспело и дополнительное подкрепление с полевыми орудиями, но этого уже не требовалось, и вид у солдат был пристыженный. Тех, кто дезертировал из форта, и особенно лидеров – Лейлора, Верна и Блэка, разыскивала полиция; за них были обещаны награды. Но они были надежно спрятаны и никто не собирался их выдавать. Кажется, даже солдаты это понимали. Во многих палатках лежали раненые, но никто не пытался арестовать или даже как-то потревожить их. Люди не потерпели бы этого. Кейт рассказала мне по секрету про похождения Розы в форте.
– Том Лангли вытащил ее оттуда. Она, конечно, бегала там, как ненормальная, и пыталась найти Сина.
С Розой об этом не говорили. Сама она проклинала Тома за то, что он забрал ее оттуда. Она считала, что, сумев остаться, ей бы удалось спасти Сина. Эту же историю мы услышали от друзей Кевина О'Нейла, но в несколько другой интерпретации, не столь лестной для Тома. Кевин О'Нейл обвинил Тома в трусости за то, что тот стал выводить Розу из форта, и потребовал у него сдать оружие. Том подчинился, а через несколько минут Кевин был убит и оружие захвачено войсками. Это было приметное ружье – «Вестли Ричардс». А после этого в мельбурнских газетах появилось сообщение о том, что Том Лангли участвовал в восстании на Эврике.
Но все это были мелочи по сравнению с потерей, постигшей семью Магвайров. Они мужественно переносили свое горе, но я видела, что они глубоко страдают. Однажды Кейт сказала:
– Что-то происходит, когда ты оставляешь своего ребенка в чужой земле. Она уже перестает быть чужой, как будто ты оставляешь там частичку себя.
Со смертью Сина они стали частью австралийской земли; то, что он сделал, позволяло им владеть ею и предъявлять на нее свои права.
На следующий день после взятия форта Дэну разрешили заплатить штраф и Пэт был выпущен из тюрьмы. Теперь причина его ареста казалась странной и нелепой – стоило ли Сину умирать за отсутствие лицензии? Пэт вернулся присмиревшим и тихим; таким он и остался. Мы ожидали, что он будет рвать на себе волосы, однако он вел себя сдержанно. И другие ирландцы, имевшие в своих семьях еще больше погибших, даже не справляли поминок. Слишком велика была утрата, чтобы вести себя, как если бы просто умер человек. И Пэт, вернувшись в лагерь, не произнес ни слова. Он лишь обнял мать и коснулся рукой белокурых волос Кона. Роза бросилась к нему на грудь и зарыдала.
– Я пыталась вытащить его оттуда, пыталась, понимаешь, Пэт! Я хотела пойти и увести его, но пришел Том и забрал меня! Я должна была вытащить его! Я хотела!
Он погладил ее по голове.
– Ну не надо, Рози, не надо… Ты сделала все, что могла.
Когда она успокоилась, Пэт легонько отстранился, Она была ему лишь сестрой, не более. Он стоял как бы отдельно от всех и переживал горе глубоко внутри себя.
Отцу он сказал:
– Что ж, я возвращаюсь к нашему делу. Теперь нас меньше на одного, но я обещаю работать за двоих.
Допив предложенную Кейт кружку чая, он сразу же спустился в шахту. В тот же вечер, когда мы с Адамом еще лежали в своих палатках, в лагерь вернулся Ларри. Мне были видны только очертания фигур у костра, но разговор я слышала прекрасно.
– Я уже все знаю, – сказал Ларри, – вчера новость дошла до Баррандиллы. Мне сказали про Сина.
Последовала пауза, затем Пэт тихо заговорил:
– Что ж, ты приехал, Ларри. Правда, уже поздно…
– Я торопился, как мог. С самого рассвета не слезал с повозки…
– Но ты ведь уехал, хотя знал… знал, что в любой момент может произойти несчастье.
– Я не думал, что все зайдет так далеко. И так скоро. Я думал, что успею вернуться. А ты вообще… ты же был здесь…
– Нет, не был. Я дал им себя арестовать, потому что считал: мы должны показать им, что мы о них думаем. А между тем мы потеряли Сина. Если бы хоть один из нас был на месте, он, может быть, остался жив. Мы подставили его. Мы оба. Я продал его за паршивый клочок бумаги. Ты – из-за денег. Помни это, Ларри, – из-за денег! Мы оба виноваты, но мои руки чище твоих.
Больше они не разговаривали. Слышно было только, как плачет Кейт.
Для Адама потянулись долгие, однообразные и вместе с тем тревожные дни. Лицо его было постоянно озабоченным, он подолгу молчал, а если начинал говорить, то и дело запинался – я видела все это день ото дня, когда мы вместе коротали часы нашего вынужденного безделья. Пулю из плеча удалили, и рана начала подживать. У меня дела обстояли хуже. Рана от штыка загноилась и продолжала болеть. Врач сказал мне, что останется шрам, и, когда наконец рана начала затягиваться, я заметила, что новая кожа была неровная и морщинистая. Адам тоже наблюдал за моей раной, и она его явно беспокоила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116