От своих собственных детей Джон Лангли получил одно разочарование, но он был уверен, что уж со внуками-то так не случится. Вероятно, при сопоставлении происхождения Розы и той свежей струи жизни и энергии, которую она могла бы внести в семью Лангли, последнее перевешивало.
– Роза, я нанял для вас горничную, которой раньше уже доводилось заниматься детьми. Она приедет к вам завтра.
– Я предпочитаю сама подбирать себе горничных.
– У нее безупречная репутация, – отрезал Лангли, чтобы больше уже не возвращаться к этому вопросу. Затем он перевел свой взгляд на Элизабет. Я заметила, что она заметно побледнела, когда ее отец заговорил. – Ты, Элизабет, расскажешь Розе, как вести хозяйство, и через некоторое время она сможет принять у тебя ключи. Управлять домом следует замужней женщине.
Бледное лицо Элизабет залила краска.
– Да, замужней, папа! Вы разве забыли, что я замужем?
Убедившись, что слуга удалился из комнаты, Лангли позволил себе съязвить. Вытянув шею вперед, он склонился над огромным столом, напомнив мне старую черепаху.
– Замужем? Я не считаю, что женщина замужем, если у нее нет мужа или ребенка.
– Вы не правы… не правы! – Элизабет даже приподнялась со стула, а ее рот нервно дергался. – Не я была виновата. Это вы сделали так, чтобы…
Но тут в разговор быстро вмешалась Роза:
– Может быть, было бы лучше оставить пока все, как есть? – Она опустила глаза с деликатностью, которая, уж я-то знала, была чистым притворством. Однако на Джона Лангли это возымело свое действие. – У вас такой большой Дом… – продолжала Роза, беспомощна взмахнув руками. – В моем положении мне будет нелегко взять на себя все это. Возможно, после рождения ребенка…
– Ну, дело ваше, дело ваше, – поспешно ответил Джон Лангли.
Затем, решив, что мы уже достаточно поели, он поднялся из-за стола. Когда мы медленно выходили из столовой, я заметила взгляды, которыми обменялись Роза и Элизабет. Они означали, что оказанная услуга была с признательностью принята. Теперь Элизабет останется здесь домоправительницей. Розе только этого и надо было, однако Элизабет думала, что ей сделали одолжение. Невероятно, но между ними образовалась невидимая связь, предназначенная для того, чтобы оберегать друг друга от Джона Лангли. Элизабет почти торжествовала. Хотя с приходом Розы она и потеряла в глазах отца – ведь это означало, что другая женщина родит ему первого внука, – но зато приобрела защитницу в лице Розы и поэтому стала сильнее. Так, в отчаянной попытке помочь друг другу, и сложился их альянс.
Взяв Розу под руку, мистер Лангли повел ее вверх по лестнице в гостиную. Мы с Томом и Элизабет брели сзади, слушая их разговор, а точнее сказать, монолог старика.
– Конечно, вам надо посмотреть Лангли-Даунз, когда сможете, и бухту Надежды тоже. Ведь они – моя гордость. Даже если бы кроме них ничего больше не было, этого уже достаточно. Ведь это мои первые шаги. Я первый поселился на той части побережья, где расположена бухта Надежды, первый сделал нечто основательное на земле, где ютились только появлявшиеся по случаю китобои. Я первый привез туда овец-мериносов. Теперь другие претендуют на это, но они лгут!
Усадив Розу рядом с собою на диван, Лангли продолжал:
– Я своими руками помогал строить «Бухту надежды», сам расчищал землю для пастбищ. Конечно, я был уже не новичок в сельском хозяйстве: на холмах Суссекса у меня когда-то была прекрасная ферма, но земельная реформа и требования работников повысить им зарплату убедили меня начать все заново здесь. Тогда я все продал и приехал на Землю Ван-Дьемена – там и родился Том. Вся хорошая земля оказалась уже занята, так что мне пришлось пренебречь правительственными постановлениями, запрещающими селиться в этой части страны, и привезти сюда свои стада. Десять лет боролся я с колониальным министром, чтобы узаконить свои права. Я открывал эту страну… Я помогал другим получить возможность приехать сюда! А какие-то негодяи пытались сказать мне, что я не имею на свои земли прав. Как будто я не заработал их своим трудом и потом…
Том и Элизабет специально уселись подальше от своего отца. Для меня его рассказ был нов и увлекателен, но они-то, должно быть, слышали его уже много раз, и, наверное, всякий раз он служил им упреком. Когда Том слушал, как его отец рассказывает о напряженном труде, о своих достижениях, о которых в колонии теперь ходили легенды, на его лице отражалось давнее страдание. Каждое слово звучало ему упреком и, казалось, причиняло Тому почти физическую боль. Я поняла, почему он оставил этот дом. Вряд ли он был виноват, что у него хватило сил только на то, чтобы просто уйти, не добившись ничего самому. Я стала сожалеть, что с моей подачи Роза снова привезла мужа в этот дом, но понимала, что, с моей помощью или без нее, он все равно бы вернулся сюда. Роза была настоящей погибелью для него – она была и его любовью, и тяжким грузом. Ради нее он готов был оставаться здесь и терпеть. Розе достаточно было проявить немного доброты к нему, чтобы он без сожаления расстался со своей свободой. Мне было жаль его, но я понимала, что поделать тут ничего уже нельзя. Джон Лангли давным-давно погубил своего единственного сына вот этими монологами, один из которых я сейчас слышала, и помочь Тому было уже невозможно.
У Розы хватило ума выслушивать рассказ своего свекра с видом неподдельного интереса. Ведь он был не из тех, кто, отбросив чопорность, мог хвастаться перед посторонними своими подвигами. Скорее всего, у него давно уже не было слушателей, поэтому новая аудитория доставляла ему настоящую радость.
– Все, что вы видите в этом доме, выбирал я сам, конечно, во время поездок в Лондон. Первая мебель, которую я привез оттуда, все еще стоит в Лангли-Даунз. Почти вся она из дуба, тяжелая, хотя, как и здесь, там есть отличные вещи. Разве что пианино там не очень – вот этот инструмент, что вы видите, сделан самим Плейелом.
Я понимала, что, как и я, Роза слышит имя этого мастера впервые, но, как я уже говорила, мы обе оказались способными ученицами. Роза всплеснула руками.
– Какая прелесть! Можно я попробую?
Не дожидаясь разрешения, она поднялась и подошла к инструменту. Я пыталась угадать, какую из ирландских песенок она сейчас исполнит и как это воспримет старик. Однако Роза оказалась умнее. Взяв несколько аккордов, она пропела:
– Ты выпьешь, глядя мне в глаза,
Отвечу тем же я…
Это была английская песня. Тогда я впервые увидела на лице Джона Лангли улыбку. После этого лишь один раз я слышала, как Роза пела ирландскую песню. Но пела она ее не Джону Лангли, а Адаму.
Глава пятая
Очень быстро пришла осень и принесла с собой холодный ветер и дождь, который оставлял на Лангли-Лейн огромные лужи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Роза, я нанял для вас горничную, которой раньше уже доводилось заниматься детьми. Она приедет к вам завтра.
– Я предпочитаю сама подбирать себе горничных.
– У нее безупречная репутация, – отрезал Лангли, чтобы больше уже не возвращаться к этому вопросу. Затем он перевел свой взгляд на Элизабет. Я заметила, что она заметно побледнела, когда ее отец заговорил. – Ты, Элизабет, расскажешь Розе, как вести хозяйство, и через некоторое время она сможет принять у тебя ключи. Управлять домом следует замужней женщине.
Бледное лицо Элизабет залила краска.
– Да, замужней, папа! Вы разве забыли, что я замужем?
Убедившись, что слуга удалился из комнаты, Лангли позволил себе съязвить. Вытянув шею вперед, он склонился над огромным столом, напомнив мне старую черепаху.
– Замужем? Я не считаю, что женщина замужем, если у нее нет мужа или ребенка.
– Вы не правы… не правы! – Элизабет даже приподнялась со стула, а ее рот нервно дергался. – Не я была виновата. Это вы сделали так, чтобы…
Но тут в разговор быстро вмешалась Роза:
– Может быть, было бы лучше оставить пока все, как есть? – Она опустила глаза с деликатностью, которая, уж я-то знала, была чистым притворством. Однако на Джона Лангли это возымело свое действие. – У вас такой большой Дом… – продолжала Роза, беспомощна взмахнув руками. – В моем положении мне будет нелегко взять на себя все это. Возможно, после рождения ребенка…
– Ну, дело ваше, дело ваше, – поспешно ответил Джон Лангли.
Затем, решив, что мы уже достаточно поели, он поднялся из-за стола. Когда мы медленно выходили из столовой, я заметила взгляды, которыми обменялись Роза и Элизабет. Они означали, что оказанная услуга была с признательностью принята. Теперь Элизабет останется здесь домоправительницей. Розе только этого и надо было, однако Элизабет думала, что ей сделали одолжение. Невероятно, но между ними образовалась невидимая связь, предназначенная для того, чтобы оберегать друг друга от Джона Лангли. Элизабет почти торжествовала. Хотя с приходом Розы она и потеряла в глазах отца – ведь это означало, что другая женщина родит ему первого внука, – но зато приобрела защитницу в лице Розы и поэтому стала сильнее. Так, в отчаянной попытке помочь друг другу, и сложился их альянс.
Взяв Розу под руку, мистер Лангли повел ее вверх по лестнице в гостиную. Мы с Томом и Элизабет брели сзади, слушая их разговор, а точнее сказать, монолог старика.
– Конечно, вам надо посмотреть Лангли-Даунз, когда сможете, и бухту Надежды тоже. Ведь они – моя гордость. Даже если бы кроме них ничего больше не было, этого уже достаточно. Ведь это мои первые шаги. Я первый поселился на той части побережья, где расположена бухта Надежды, первый сделал нечто основательное на земле, где ютились только появлявшиеся по случаю китобои. Я первый привез туда овец-мериносов. Теперь другие претендуют на это, но они лгут!
Усадив Розу рядом с собою на диван, Лангли продолжал:
– Я своими руками помогал строить «Бухту надежды», сам расчищал землю для пастбищ. Конечно, я был уже не новичок в сельском хозяйстве: на холмах Суссекса у меня когда-то была прекрасная ферма, но земельная реформа и требования работников повысить им зарплату убедили меня начать все заново здесь. Тогда я все продал и приехал на Землю Ван-Дьемена – там и родился Том. Вся хорошая земля оказалась уже занята, так что мне пришлось пренебречь правительственными постановлениями, запрещающими селиться в этой части страны, и привезти сюда свои стада. Десять лет боролся я с колониальным министром, чтобы узаконить свои права. Я открывал эту страну… Я помогал другим получить возможность приехать сюда! А какие-то негодяи пытались сказать мне, что я не имею на свои земли прав. Как будто я не заработал их своим трудом и потом…
Том и Элизабет специально уселись подальше от своего отца. Для меня его рассказ был нов и увлекателен, но они-то, должно быть, слышали его уже много раз, и, наверное, всякий раз он служил им упреком. Когда Том слушал, как его отец рассказывает о напряженном труде, о своих достижениях, о которых в колонии теперь ходили легенды, на его лице отражалось давнее страдание. Каждое слово звучало ему упреком и, казалось, причиняло Тому почти физическую боль. Я поняла, почему он оставил этот дом. Вряд ли он был виноват, что у него хватило сил только на то, чтобы просто уйти, не добившись ничего самому. Я стала сожалеть, что с моей подачи Роза снова привезла мужа в этот дом, но понимала, что, с моей помощью или без нее, он все равно бы вернулся сюда. Роза была настоящей погибелью для него – она была и его любовью, и тяжким грузом. Ради нее он готов был оставаться здесь и терпеть. Розе достаточно было проявить немного доброты к нему, чтобы он без сожаления расстался со своей свободой. Мне было жаль его, но я понимала, что поделать тут ничего уже нельзя. Джон Лангли давным-давно погубил своего единственного сына вот этими монологами, один из которых я сейчас слышала, и помочь Тому было уже невозможно.
У Розы хватило ума выслушивать рассказ своего свекра с видом неподдельного интереса. Ведь он был не из тех, кто, отбросив чопорность, мог хвастаться перед посторонними своими подвигами. Скорее всего, у него давно уже не было слушателей, поэтому новая аудитория доставляла ему настоящую радость.
– Все, что вы видите в этом доме, выбирал я сам, конечно, во время поездок в Лондон. Первая мебель, которую я привез оттуда, все еще стоит в Лангли-Даунз. Почти вся она из дуба, тяжелая, хотя, как и здесь, там есть отличные вещи. Разве что пианино там не очень – вот этот инструмент, что вы видите, сделан самим Плейелом.
Я понимала, что, как и я, Роза слышит имя этого мастера впервые, но, как я уже говорила, мы обе оказались способными ученицами. Роза всплеснула руками.
– Какая прелесть! Можно я попробую?
Не дожидаясь разрешения, она поднялась и подошла к инструменту. Я пыталась угадать, какую из ирландских песенок она сейчас исполнит и как это воспримет старик. Однако Роза оказалась умнее. Взяв несколько аккордов, она пропела:
– Ты выпьешь, глядя мне в глаза,
Отвечу тем же я…
Это была английская песня. Тогда я впервые увидела на лице Джона Лангли улыбку. После этого лишь один раз я слышала, как Роза пела ирландскую песню. Но пела она ее не Джону Лангли, а Адаму.
Глава пятая
Очень быстро пришла осень и принесла с собой холодный ветер и дождь, который оставлял на Лангли-Лейн огромные лужи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116