Увеличение жизни, по этому
учению, есть только ускорение движения к совершенству. И потому движение к
совершенству мытаря Закхея, блудницы, разбойника на кресте составляет
высшую степень жизни, чем неподвижная праведность фарисея. И потому-то для
этого учения не может быть правил, обязательных для исполнения. Человек,
стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живет нравственнее,
лучше, более исполняет учение, чем человек, стоящий на гораздо более
высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству.
В этом-то смысле заблудшая овца дороже Отцу незаблудшихся. Блудный сын,
потерянная и опять найденная монета дороже тех, которые не пропадали.
Исполнение учения - в движении от себя к Богу. Очевидно, что для такого
исполнения учения не может быть определенных законов и правил. Всякая
степень совершенства и всякая степень несовершенства равны перед этим
учением; никакое исполнение законов не составляет исполнения учения; и
потому для учения этого нет и не может быть обязательных правил и законов.
Из этого коренного отличия учения Христа от всех предшествующих учений,
основанных на общественном жизнепонимании, происходит и различие заповедей
общественных от заповедей христианских. Заповеди общественные большей
частью положительные, предписывающие известные поступки, оправдывающие
людей, дающие им праведность. Заповеди же христианские (заповедь любви не
есть заповедь в тесном смысле слова, а выражение самой сущности учения),
пять заповедей нагорной проповеди - все отрицательные и показывают только
то, чего на известной степени развития человечества люди могут уже не
делать. Заповеди эти суть как бы заметки на бесконечном пути совершенства,
к которому идет человечество, той степени совершенства, которая возможна в
известный период развития человечества.
В нагорной проповеди выражены Христом и вечный идеал, к которому
свойственно стремиться людям, и та степень его достижения, которая уже
может быть в наше время достигнута людьми.
Идеал состоит в том, чтобы не иметь зла ни на кого, не вызвать
недоброжелательства ни в ком, любить всех; заповедь же, указывающая
степень, ниже которой вполне возможно не спускаться в достижении этого
идеала, в том, чтобы не оскорблять людей словом. И это составляет первую
заповедь.
Идеал - полное целомудрие даже в мыслях; заповедь, указывающая степень
достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться в достижении этого
идеала, - чистота брачной жизни, воздержание от блуда. И это составляет
вторую заповедь.
Идеал - не заботиться о будущем, жить настоящим часом; заповедь,
указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться
- не клясться, вперед не обещать ничего людям. И это - третья заповедь.
Идеал - никогда ни для какой цели не употреблять насилия; заповедь,
указывающая степень, ниже которой вполне возможно не спускаться, - не
платить злом за зло, терпеть обиды, отдавать рубаху. И это - четвертая
заповедь.
Идеал - любить врагов, ненавидящих нас; заповедь, указывающая степень
достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться, - не делать зла
врагам, говорить о них доброе, не делать различия между ними и своими
согражданами.
Все эти заповеди суть указания того, чего на пути стремления к совершенству
мы имеем полную возможность уже не делать, - того, над чем мы должны
работать теперь, - того, что понемногу мы должны переводить в область
привычки, в область бессознательного. Но заповеди эти не только не
составляют учения и не исчерпывают его, но составляют только одну из
бесчисленных ступеней его в приближении к совершенству.
За этими заповедями должны и будут следовать высшие и высшие по пути
совершенства, указываемого учением.
И потому христианскому учению свойственно заявлять требования высшие, чем
те, которые выражены в этих заповедях; но никак не умалять требования ни
самого идеала, ни этих заповедей, как это делают люди, судящие об учении
христианства с точки зрения общественного жизнепонимания.
Таково одно недоразумение людей научных относительно значения и смысла
учения Христа другое, вытекающее из этого же источника, состоит в замене
христианского требования любви к Богу и служения Ему любовью и служением
людям - человечеству.
Христианское учение любви к Богу и служения Ему и (только вследствие этой
любви и служения) любви и служения ближнему кажется людям научным неясным,
мистическим и произвольным, и они исключают совершенно требование любви и
служения Богу, полагая, что учение об этой любви к людям, к человечеству
гораздо понятнее, тверже и более обосновано.
Научные люди теоретически учат тому, что жизнь осмысленная и добрая есть
только жизнь служения всему человечеству; и в этом самом учении видят смысл
христианского учения; к этому учению сводят христианское учение; для этого
своего учения отыскивают подтверждение в христианском учении, предполагая,
что их учение и христианское - одно и то же.
Мнение это совершенно ошибочно. Христианское учение и учение позитивистов,
коммунистов и всех проповедников всемирного братства людей, основанное на
выгодности этого братства, не имеют ничего общего между собой и отличаются
друг от друга в особенности тем, что учение христианское имеет твердые,
ясные основы в душе человеческой; учение же любви к человечеству есть
только теоретический вывод по аналогии.
Учение о любви к одному человечеству имеет в основе своей общественное
жизнепонимание.
Сущность общественного жизнепонимания состоит в перенесении смысла своей
личной жизни в жизнь совокупности личностей: племени, семьи, рода,
государства. Перенесение это совершалось и совершается легко и естественно
в первых своих формах, в перенесении смысла жизни из своей личности в
племя, семью. Перенесение же в род или народ уже труднее и требует
особенного воспитания для этого; перенесение же сознания в государство уже
составляет предел такого перенесения.
Любить себя естественно каждому, и каждый себя любит без поощрения к этому,
любить свое племя, поддерживающее и защищающее меня, любить жену - радость
и помощь жизни, своих детей - утеху и надежды жизни, и своих родителей,
давших жизнь и воспитание, - естественно; и любовь эта, хотя далеко не
столь сильная, как любовь к себе, встречается довольно часто.
Любить для себя, для своей гордости свой род, свой народ хотя уже не так
естественно, все-таки встречается. Любовь своего одноплеменного,
одноязычного, одноверного народа еще возможна, хотя чувство это далеко не
такое сильное не только как любовь к себе, но и к семье или роду;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
учению, есть только ускорение движения к совершенству. И потому движение к
совершенству мытаря Закхея, блудницы, разбойника на кресте составляет
высшую степень жизни, чем неподвижная праведность фарисея. И потому-то для
этого учения не может быть правил, обязательных для исполнения. Человек,
стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живет нравственнее,
лучше, более исполняет учение, чем человек, стоящий на гораздо более
высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству.
В этом-то смысле заблудшая овца дороже Отцу незаблудшихся. Блудный сын,
потерянная и опять найденная монета дороже тех, которые не пропадали.
Исполнение учения - в движении от себя к Богу. Очевидно, что для такого
исполнения учения не может быть определенных законов и правил. Всякая
степень совершенства и всякая степень несовершенства равны перед этим
учением; никакое исполнение законов не составляет исполнения учения; и
потому для учения этого нет и не может быть обязательных правил и законов.
Из этого коренного отличия учения Христа от всех предшествующих учений,
основанных на общественном жизнепонимании, происходит и различие заповедей
общественных от заповедей христианских. Заповеди общественные большей
частью положительные, предписывающие известные поступки, оправдывающие
людей, дающие им праведность. Заповеди же христианские (заповедь любви не
есть заповедь в тесном смысле слова, а выражение самой сущности учения),
пять заповедей нагорной проповеди - все отрицательные и показывают только
то, чего на известной степени развития человечества люди могут уже не
делать. Заповеди эти суть как бы заметки на бесконечном пути совершенства,
к которому идет человечество, той степени совершенства, которая возможна в
известный период развития человечества.
В нагорной проповеди выражены Христом и вечный идеал, к которому
свойственно стремиться людям, и та степень его достижения, которая уже
может быть в наше время достигнута людьми.
Идеал состоит в том, чтобы не иметь зла ни на кого, не вызвать
недоброжелательства ни в ком, любить всех; заповедь же, указывающая
степень, ниже которой вполне возможно не спускаться в достижении этого
идеала, в том, чтобы не оскорблять людей словом. И это составляет первую
заповедь.
Идеал - полное целомудрие даже в мыслях; заповедь, указывающая степень
достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться в достижении этого
идеала, - чистота брачной жизни, воздержание от блуда. И это составляет
вторую заповедь.
Идеал - не заботиться о будущем, жить настоящим часом; заповедь,
указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться
- не клясться, вперед не обещать ничего людям. И это - третья заповедь.
Идеал - никогда ни для какой цели не употреблять насилия; заповедь,
указывающая степень, ниже которой вполне возможно не спускаться, - не
платить злом за зло, терпеть обиды, отдавать рубаху. И это - четвертая
заповедь.
Идеал - любить врагов, ненавидящих нас; заповедь, указывающая степень
достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться, - не делать зла
врагам, говорить о них доброе, не делать различия между ними и своими
согражданами.
Все эти заповеди суть указания того, чего на пути стремления к совершенству
мы имеем полную возможность уже не делать, - того, над чем мы должны
работать теперь, - того, что понемногу мы должны переводить в область
привычки, в область бессознательного. Но заповеди эти не только не
составляют учения и не исчерпывают его, но составляют только одну из
бесчисленных ступеней его в приближении к совершенству.
За этими заповедями должны и будут следовать высшие и высшие по пути
совершенства, указываемого учением.
И потому христианскому учению свойственно заявлять требования высшие, чем
те, которые выражены в этих заповедях; но никак не умалять требования ни
самого идеала, ни этих заповедей, как это делают люди, судящие об учении
христианства с точки зрения общественного жизнепонимания.
Таково одно недоразумение людей научных относительно значения и смысла
учения Христа другое, вытекающее из этого же источника, состоит в замене
христианского требования любви к Богу и служения Ему любовью и служением
людям - человечеству.
Христианское учение любви к Богу и служения Ему и (только вследствие этой
любви и служения) любви и служения ближнему кажется людям научным неясным,
мистическим и произвольным, и они исключают совершенно требование любви и
служения Богу, полагая, что учение об этой любви к людям, к человечеству
гораздо понятнее, тверже и более обосновано.
Научные люди теоретически учат тому, что жизнь осмысленная и добрая есть
только жизнь служения всему человечеству; и в этом самом учении видят смысл
христианского учения; к этому учению сводят христианское учение; для этого
своего учения отыскивают подтверждение в христианском учении, предполагая,
что их учение и христианское - одно и то же.
Мнение это совершенно ошибочно. Христианское учение и учение позитивистов,
коммунистов и всех проповедников всемирного братства людей, основанное на
выгодности этого братства, не имеют ничего общего между собой и отличаются
друг от друга в особенности тем, что учение христианское имеет твердые,
ясные основы в душе человеческой; учение же любви к человечеству есть
только теоретический вывод по аналогии.
Учение о любви к одному человечеству имеет в основе своей общественное
жизнепонимание.
Сущность общественного жизнепонимания состоит в перенесении смысла своей
личной жизни в жизнь совокупности личностей: племени, семьи, рода,
государства. Перенесение это совершалось и совершается легко и естественно
в первых своих формах, в перенесении смысла жизни из своей личности в
племя, семью. Перенесение же в род или народ уже труднее и требует
особенного воспитания для этого; перенесение же сознания в государство уже
составляет предел такого перенесения.
Любить себя естественно каждому, и каждый себя любит без поощрения к этому,
любить свое племя, поддерживающее и защищающее меня, любить жену - радость
и помощь жизни, своих детей - утеху и надежды жизни, и своих родителей,
давших жизнь и воспитание, - естественно; и любовь эта, хотя далеко не
столь сильная, как любовь к себе, встречается довольно часто.
Любить для себя, для своей гордости свой род, свой народ хотя уже не так
естественно, все-таки встречается. Любовь своего одноплеменного,
одноязычного, одноверного народа еще возможна, хотя чувство это далеко не
такое сильное не только как любовь к себе, но и к семье или роду;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177