Как бывает достаточно одного толчка для того, чтобы вся насыщенная солью
жидкость мгновенно перешла в кристаллы, так может быть теперь достаточно
самого малого усилия для того, чтобы открытая уже людям истина охватила
сотни, тысячи, миллионы людей, установилась бы соответстующее сознание,
общественное мнение и вследствие установления его изменился бы весь строй
существующей жизни. И сделать это усилие зависит от нас.
Только бы каждый из нас постарался понять и признать ту христианскую
истину, которая в самых разнообразных видах со всех сторон окружает нас и
просится нам в душу; только бы мы перестали лгать и притворяться, что мы не
видим эту истину или желаем исполнять ее, но только не в том, чего она
прежде всего требует от нас; только бы мы признали эту истину, которая
зовет нас, и смело исповедывали ее, и мы тотчас же увидали бы, что сотни,
тысячи, миллионы людей находятся в том же положении, как и мы, так же, как
ими, видят истину и так же, как и мы, только ждут от других признания ее.
Но если это так, если справедливо, что от нас зависит разрушить
существующий строй жизни, имеем ли мы право разрушить его, не зная ясно
того, что мы поставим на его место? Что будет с миром, если уничтожится
существующий порядок вещей?
- Что будет там, за стенами оставляемого нами мира?
- Страх берет - пустота, ширина, воля... Как идти, не зная куда, как
терять, не видя приобретения!..
"Если бы Колумб так рассуждал, он никогда не снялся бы с якоря.
Сумасшествие ехать по океану, не зная дороги, по океану, по которому никто
не ездил, плыть в страну, существование которой - вопрос. Этим
сумасшествием он открыл новый мир. Конечно, если бы народы переезжали от
одного готового в другой, еще лучший, - было бы легче, да беда в том, что
некому заготовлять новых квартир. В будущем хуже, нежели в океане - ничего
нет, - оно будет таким, каким его сделают обстоятельства и люди.
"Если вы довольны старым миром, старайтесь его сохранить, он очень хил и
надолго его не станет; но если вам невыносимо жить в вечном раздоре
убеждений с жизнью, думать одно и делать другое, выходите из-под выбеленных
средневековых сводов на свой страх. Я очень знаю, что это не легко. Шутка
ли расстаться со всем, к чему человек привык со дня рождения, с чем вместе
рос и вырос. Люди готовы на страшные жертвы, но не на те, которые от них
требует новая жизнь. Готовы ли они пожертвовать современной цивилизацией,
образом жизни, религией, принятой условной нравственностью? Готовы ли они
лишиться всех плодов, выработанных с такими усилиями, плодов, которыми мы
хвастаемся три столетия, лишиться всех удобств и прелестей нашего
существования, предпочесть дикую юность образованной дряхлости, сломать
свой наследственный замок из одного удовольствия участвовать в закладке
нового дома, который построится, без сомнения, гораздо лучше после нас?"
(Герцен, т. V, стр. 55.
Так говорил почти полстолетия тому назад русский писатель, своим
проницательным умом уже тогда ясно видевший то, что видит теперь уже всякий
самый малоразмышляющий человек нашего времени: невозможность продолжения
жизни на прежних основах и необходимость установления таких-то новых форм
жизни.
Что будет с нами, со всем человечеством, если каждый из нас исполнит то,
что требует от него Бог через вложенную в него совесть? Не будет ли беды от
того, что, находясь весь во власти хозяина, я в устроенном и руководимом им
заведении исполню то, что он мне велит делать, но что мне, не знающему
конечных целей хозяина, кажется странным?
Но даже не этот вопрос "что будет?" тревожит людей, когда они медлят
исполнить волю хозяина: их тревожит вопрос, как жить без тех привычных нам
условий нашей жизни, которые мы называем наукой, искусством, цивилизацией,
культурой. Мы чувствуем для себя лично всю тяжесть настоящей жизни, мы
видим и то, что порядок жизни этой если будет продолжаться, неизбежно
погубит нас, но вместе с тем мы хотим, чтобы условия этой нашей жизни,
выросшие из нее: наши науки, искусства, цивилизации, культуры, при
изменении нашей жизни остались бы целы. Вроде того, как если бы человек,
живущий в старом доме, страдающий от холода и неудобств этого дома и
знающий, кроме того, то, что дом этот вот-вот завалится, согласился бы на
перестройку его только с тем, чтобы не выходить из него: условие,
равняющееся отказу от перестройки дома. "А что, как я выйду из дома, лишусь
на время всех удобств, а новый дом не построится или построится иначе и в
нем не будет того, к чему я привык?
Но ведь когда есть материал, есть строители, то все вероятия за то, что
новый дом построится лучше прежнего, а вместе с тем есть не только
вероятие, но несомненность того, что старый дом завалится и задавит тех,
которые останутся в нем. Удержатся ли прежние, привычные условия жизни,
уничтожатся ли они, возникнут ли совсем новые, лучшие, нужно неизбежно
выходить из старых, ставших невозможными и губительными, условий нашей
жизни и идти навстречу будущего.
"Исчезнут науки, искусства, цивилизации, культуры!"
Да ведь все это суть только различные проявления истины, предстоящее же
изменение совершается только во имя приближения к истине и осуществления
ее. Так как же могут исчезнуть проявления истины вселедствие осуществления
ее? Они будут иные, лучшие и высшие, но никак не уничтожатся. Уничтожится в
них то, что было ложно: то же, что было от истины, то только более
процветет и усилится.
Ведь как это ни просто, и как ни старо, и как бы мы ни одуряли себя
лицемерием и вытекающим из него самовнушением, ничто не может разрушить
несомненности той простой и ясной истины, что никакие внешние усилия не
могут обеспечить нашей жизни, неизбежно связанной с неотвратимыми
страданиями и кончающейся еще более неотвратимой смертью, могущей наступить
для каждого из нас всякую минуту, и что потому жизнь наша не может иметь
никакого другого смысла, как только исполнение всякую минуту того, что
хочет от нас сила, пославшая нас в жизнь и давшая нам в этой жизни одного
песоченного руководителя - наше разумное сознание.
И потому сила эта не может хотеть от нас того, что неразумно и невозможно:
устроения нашей временной плотской жизни, жизни общества или государства.
Сила эта требует от нас того, что одно несомненно, и разумно, и возможно:
служения Царствию Божию, т.е. содействия установлению наибольшего единения
всего живущего, возможного только в истине, и потому признания открывшейся
нам истины и исповедания ее, того самого, что одно всегда в нашей власти.
Ищите Царствия Божия и правды его, а остальное приложится вам. Единственный
смысл жизни человека состоит в служении миру содействием установлению
Царства Божия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177