Видишь вот этот ножичек? — Он указал на рукоять Ривского меча, торчавшую из-за его плеча. — Он сразу бросается в глаза.
— Гарион! — Закет расхохотался. — Да ты деревенщина!
— Да. Возможно, — согласился Гарион. — Но ведь они и впрямь поженились. Теперь оба безмерно счастливы, а ежели что-то пойдет не так, им есть, кого винить, правда?
— Ты совершенно необыкновенный человек, друг мой, — серьезно сказал Закет.
— Нет, — вздохнул Гарион. — Наверное, нет. А так хотелось бы… Судьбы мира тяжким бременем лежат на наших с тобой плечах, Закет, и на самих себя времени не остается. Вот скажи, разве тебе не хотелось бы в одно прекрасное летнее утро выехать из дому, просто чтобы полюбоваться восходом и поглядеть, что находится за ближайшим холмом?
— Я думал, именно этим мы и занимаемся.
— Не совсем так. Мы делаем все это по принуждению. Я же говорил о развлечении.
— Уже многие годы я ничего не делал ради развлечения.
— А разве ты не развлекался от души, угрожая распять Гетеля, короля туллов? Сенедра мне рассказывала.
Закет расхохотался.
— Это было совсем недурно, — признался он. — Но, разумеется, я никогда бы этого не сделал. Спору нет, Гетель полный идиот, но в тот момент он был мне нужен.
— Вот именно! Все упирается в необходимость. Мы с тобой делаем лишь то, что нужно, а вовсе не то, чего нам хочется. Ни один из нас не искал столь высокой миссии, но теперь оба мы вынуждены делать то, что необходимо, и то, чего от нас ожидают. Если мы взбунтуемся, мир погибнет — и жертвами падут многие честные и благородные люди. Я не предам людей честных и благородных — и ты не предашь. Ты сам слишком благороден для этого.
— Благороден? Я?
— Ты недооцениваешь себя, Закет, и, я думаю, очень скоро некто поможет тебе покончить с ненавистью к самому себе.
Закет вздрогнул.
— Ты думал, я не знаю? — продолжал Гарион, не щадя застенчивости друга. — Но ты почти исцелен. Ты почти изжил страдания, боль и раскаяние, а если тебе нужен добрый совет, я научу тебя быть счастливым. Иначе для чего существует дружба?
Из-под забрала Закета донеслось сдавленное рыдание.
И тут между коней двух друзей неизвестно откуда возникла волчица. Ее янтарные глаза устремлены были на Гариона.
— Отлично сказано, — произнесла она. — Возможно, сестра и недооценила тебя, юный волк. Похоже, ты и в самом деле уже не щенок.
— Брат очень старается, — отвечал Гарион по-волчьи. — Брат надеется, что не слишком разочаровал тебя.
— Ты подаешь надежды, Гарион.
И эти слова ее разрушили последние сомнения Гариона. Он уже давно кое о чем подозревал…
— Благодарю тебя, бабушка, — сказал он, уже совершенно точно зная, с кем разговаривает.
— Долгонько же ты собирался, чтобы наконец это выговорить!
— Боялся показаться не вполне вежливым…
— Я считаю, что ты слишком много времени провел в обществе моей старшей дочери. Она, как я заметила, чересчур увлекается соблюдением приличий. Надеюсь, тебе достанет благоразумия держать свое открытие при себе?
— Как ты пожелаешь.
— Это будет мудро. — Волчица взглянула на ворота дворца. — Что это за строение?
— Королевский дворец.
— А кто такой король? Растолкуй по-волчьи.
— В обычаях двуногих чтить их превыше всех прочих собратьев, бабушка. Правда, это скорее дань обычаю, нежели самому двуногому, носящему на голове корону.
— Как любопытно! — фыркнула волчица.
Но вот со скрежетом и звоном опустился подвесной мост, и барон Астеллиг со своими рыцарями, сопровождаемый путешественниками, въехал во двор.
Как и в Во-Мимбре, Тронный зал королевского дворца в Дал-Периворе был просторным, со сводчатыми потолками и резными колоннами вдоль стен. Между колоннами располагались узкие и высокие окошки с витражами, и солнечный свет, льющийся сквозь цветные стеклышки, играл всеми цветами радуги. Пол был выложен отполированными до блеска мраморными плитами, а на крытом алым ковром возвышении в дальнем конце зала стоял трон Перивора, эффектно выделяясь на фоне тяжелых пурпурных драпировок. На богатой ткани вокруг трона развешано было массивное старинное вооружение — реликвии двухтысячелетнего правления династии. Были тут копья, жезлы и мечи, зачастую выше человеческого роста, и потрепанные военные стяги давным-давно позабытых королей.
Обстановка показалась такой знакомой Гариону, что голова у него пошла кругом. Казалось, вот-вот навстречу ему выйдет Мандореллен в сверкающих доспехах, сопровождаемый рыжебородым Бэраком и страстным любителем коней Хеттаром. И вновь странное ощущение поразило Гариона. Все это уже происходило с ним прежде. И ему вдруг открылось нечто важное: рассказывая Закету о прошлом, он сам как бы переживал его вновь. И было это не что иное, как духовное очищение в преддверии уже ставшей неизбежной встречи в Месте, которого больше нет.
— Соблаговолите, господа рыцари, приблизиться к трону короля Ольдорина, дабы мог я представить вас его величеству, — сказал барон Астеллиг. — Я сам поведаю ему о некоторых ограничениях, кои накладывает на вас ваша великая миссия.
— Ваша учтивость и предусмотрительность делают вам честь, господин Астеллиг, — сказал Гарион. — Мы сердечно рады будем приветствовать государя.
И они втроем двинулись по мраморному полу к покрытому ковром тронному возвышению. Король Ольдорин оказался еще более дюжим молодцом, чем даже Кородуллин Арендийский, но в глазах его не было заметно даже слабого проблеска интеллекта.
Высокий, крепкого сложения рыцарь неожиданно заступил путь Астеллигу.
— Сие непочтительно, господин барон. Вели спутникам поднять забрала свои, дабы король мог видеть лики тех, кто приближается к нему!
— Я сам объясню его величеству причину сей скрытности, господин рыцарь, — решительно ответил Астеллиг. — Уверяю вас, что сии рыцари, коих смею я именовать друзьями, вовсе не желают выказать неуважения к нашему государю.
— Искренне скорблю, барон Астеллиг, — упрямился рыцарь, — но я не могу этого дозволить!
Барон потянулся к рукояти меча.
— Спокойно! — Рука Гариона в тяжелой перчатке опустилась на плечо Астеллига. — Как ведомо всем в подлунном мире, обнажать оружие в присутствии короля строжайше запрещено.
— Вы весьма искушены в придворном этикете, господин рыцарь.
Голос придворного звучал уже далеко не так уверенно.
— Мне доводилось представать пред многими государями мира, господин, и я поднаторел в придворной учтивости. Уверяю вас, что мы никоим образом не желали оскорбить его величество, приблизившись к его трону с опущенными забралами. Поступать так велит нам наш долг и великая миссия, кою призваны мы исполнить.
Рыцарь уже явно колебался.
— Речь ваша весьма учтива, господин рыцарь…
— Так не будете ли и вы учтивы в ответ, господин рыцарь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Гарион! — Закет расхохотался. — Да ты деревенщина!
— Да. Возможно, — согласился Гарион. — Но ведь они и впрямь поженились. Теперь оба безмерно счастливы, а ежели что-то пойдет не так, им есть, кого винить, правда?
— Ты совершенно необыкновенный человек, друг мой, — серьезно сказал Закет.
— Нет, — вздохнул Гарион. — Наверное, нет. А так хотелось бы… Судьбы мира тяжким бременем лежат на наших с тобой плечах, Закет, и на самих себя времени не остается. Вот скажи, разве тебе не хотелось бы в одно прекрасное летнее утро выехать из дому, просто чтобы полюбоваться восходом и поглядеть, что находится за ближайшим холмом?
— Я думал, именно этим мы и занимаемся.
— Не совсем так. Мы делаем все это по принуждению. Я же говорил о развлечении.
— Уже многие годы я ничего не делал ради развлечения.
— А разве ты не развлекался от души, угрожая распять Гетеля, короля туллов? Сенедра мне рассказывала.
Закет расхохотался.
— Это было совсем недурно, — признался он. — Но, разумеется, я никогда бы этого не сделал. Спору нет, Гетель полный идиот, но в тот момент он был мне нужен.
— Вот именно! Все упирается в необходимость. Мы с тобой делаем лишь то, что нужно, а вовсе не то, чего нам хочется. Ни один из нас не искал столь высокой миссии, но теперь оба мы вынуждены делать то, что необходимо, и то, чего от нас ожидают. Если мы взбунтуемся, мир погибнет — и жертвами падут многие честные и благородные люди. Я не предам людей честных и благородных — и ты не предашь. Ты сам слишком благороден для этого.
— Благороден? Я?
— Ты недооцениваешь себя, Закет, и, я думаю, очень скоро некто поможет тебе покончить с ненавистью к самому себе.
Закет вздрогнул.
— Ты думал, я не знаю? — продолжал Гарион, не щадя застенчивости друга. — Но ты почти исцелен. Ты почти изжил страдания, боль и раскаяние, а если тебе нужен добрый совет, я научу тебя быть счастливым. Иначе для чего существует дружба?
Из-под забрала Закета донеслось сдавленное рыдание.
И тут между коней двух друзей неизвестно откуда возникла волчица. Ее янтарные глаза устремлены были на Гариона.
— Отлично сказано, — произнесла она. — Возможно, сестра и недооценила тебя, юный волк. Похоже, ты и в самом деле уже не щенок.
— Брат очень старается, — отвечал Гарион по-волчьи. — Брат надеется, что не слишком разочаровал тебя.
— Ты подаешь надежды, Гарион.
И эти слова ее разрушили последние сомнения Гариона. Он уже давно кое о чем подозревал…
— Благодарю тебя, бабушка, — сказал он, уже совершенно точно зная, с кем разговаривает.
— Долгонько же ты собирался, чтобы наконец это выговорить!
— Боялся показаться не вполне вежливым…
— Я считаю, что ты слишком много времени провел в обществе моей старшей дочери. Она, как я заметила, чересчур увлекается соблюдением приличий. Надеюсь, тебе достанет благоразумия держать свое открытие при себе?
— Как ты пожелаешь.
— Это будет мудро. — Волчица взглянула на ворота дворца. — Что это за строение?
— Королевский дворец.
— А кто такой король? Растолкуй по-волчьи.
— В обычаях двуногих чтить их превыше всех прочих собратьев, бабушка. Правда, это скорее дань обычаю, нежели самому двуногому, носящему на голове корону.
— Как любопытно! — фыркнула волчица.
Но вот со скрежетом и звоном опустился подвесной мост, и барон Астеллиг со своими рыцарями, сопровождаемый путешественниками, въехал во двор.
Как и в Во-Мимбре, Тронный зал королевского дворца в Дал-Периворе был просторным, со сводчатыми потолками и резными колоннами вдоль стен. Между колоннами располагались узкие и высокие окошки с витражами, и солнечный свет, льющийся сквозь цветные стеклышки, играл всеми цветами радуги. Пол был выложен отполированными до блеска мраморными плитами, а на крытом алым ковром возвышении в дальнем конце зала стоял трон Перивора, эффектно выделяясь на фоне тяжелых пурпурных драпировок. На богатой ткани вокруг трона развешано было массивное старинное вооружение — реликвии двухтысячелетнего правления династии. Были тут копья, жезлы и мечи, зачастую выше человеческого роста, и потрепанные военные стяги давным-давно позабытых королей.
Обстановка показалась такой знакомой Гариону, что голова у него пошла кругом. Казалось, вот-вот навстречу ему выйдет Мандореллен в сверкающих доспехах, сопровождаемый рыжебородым Бэраком и страстным любителем коней Хеттаром. И вновь странное ощущение поразило Гариона. Все это уже происходило с ним прежде. И ему вдруг открылось нечто важное: рассказывая Закету о прошлом, он сам как бы переживал его вновь. И было это не что иное, как духовное очищение в преддверии уже ставшей неизбежной встречи в Месте, которого больше нет.
— Соблаговолите, господа рыцари, приблизиться к трону короля Ольдорина, дабы мог я представить вас его величеству, — сказал барон Астеллиг. — Я сам поведаю ему о некоторых ограничениях, кои накладывает на вас ваша великая миссия.
— Ваша учтивость и предусмотрительность делают вам честь, господин Астеллиг, — сказал Гарион. — Мы сердечно рады будем приветствовать государя.
И они втроем двинулись по мраморному полу к покрытому ковром тронному возвышению. Король Ольдорин оказался еще более дюжим молодцом, чем даже Кородуллин Арендийский, но в глазах его не было заметно даже слабого проблеска интеллекта.
Высокий, крепкого сложения рыцарь неожиданно заступил путь Астеллигу.
— Сие непочтительно, господин барон. Вели спутникам поднять забрала свои, дабы король мог видеть лики тех, кто приближается к нему!
— Я сам объясню его величеству причину сей скрытности, господин рыцарь, — решительно ответил Астеллиг. — Уверяю вас, что сии рыцари, коих смею я именовать друзьями, вовсе не желают выказать неуважения к нашему государю.
— Искренне скорблю, барон Астеллиг, — упрямился рыцарь, — но я не могу этого дозволить!
Барон потянулся к рукояти меча.
— Спокойно! — Рука Гариона в тяжелой перчатке опустилась на плечо Астеллига. — Как ведомо всем в подлунном мире, обнажать оружие в присутствии короля строжайше запрещено.
— Вы весьма искушены в придворном этикете, господин рыцарь.
Голос придворного звучал уже далеко не так уверенно.
— Мне доводилось представать пред многими государями мира, господин, и я поднаторел в придворной учтивости. Уверяю вас, что мы никоим образом не желали оскорбить его величество, приблизившись к его трону с опущенными забралами. Поступать так велит нам наш долг и великая миссия, кою призваны мы исполнить.
Рыцарь уже явно колебался.
— Речь ваша весьма учтива, господин рыцарь…
— Так не будете ли и вы учтивы в ответ, господин рыцарь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115